Страница 2 из 11
— Он тебе угрожал? Что он обычно говорит во время скандалов?
— Ну… вопит, как ему все надоело… меня ругает. Ты, говорит, Машка, корова безрогая, никакого толку от тебя нет. Слоняешься целыми днями по квартире да конфеты жуешь. Хоть бы занялась чем-нибудь! Дите бы родила, что ли…
— Может, он прав? Ты не работаешь, средства позволяют, почему бы…
— Вот еще! — перебила ее подруга. — Не приспособлена я для этой роли. Терпеть не могу пеленки-распашонки! Какая из меня мать? Я с детства решила: рожать не буду. И Ревина предупредила перед свадьбой, так что он был в курсе. Да он ругается несерьезно, так… болтает все подряд. Несет чепуху…
— Чего ж ты его боишься?
— Ой, Геля… у него такие глаза иногда становятся! Аж мороз по коже… Не взгляд, а… — она запнулась, подбирая подходящее слово, — …лeдяной холод! Прямо кровь стынет. И ведь раньше ничего подобного не было.
— Сколько вы женаты?
— Семь лет… — всхлипнула Ревина. — Все годы жили душа в душу… Ну, ругались, конечно. А кто не ругается? Зато Данила умел мириться. Цветы дарил, драгоценности… на колени даже вставал. Хоть и шутя, а все же приятно. У нас серьезная размолвка только одна случилась, когда он меня к охраннику приревновал. Да и то это давно было, в первый год. Потом мы притерпелись, притерлись друг к другу.
Ангелина Львовна задумалась. Бессонницу и «странные взгляды» нельзя назвать опасными симптомами, даже с натяжкой. Но Машенька слишком расстроена. А она не из тех, кто хнычет по пустякам. В школе беззаботный характер подруги вызывал у Гели белую зависть. Она сама мечтала научиться воспринимать жизнь как нескончаемое забавное приключение, но так и не смогла. А вот у Маши это получалось само собой. Ее не так-то легко вывести из равновесия. Значит… с Ревиным действительно происходит неладное, раз его жена то дрожит от страха, то заливается слезами.
— Маша, — серьезно сказала Закревская. — Постарайся вспомнить что-нибудь еще, более существенное. Понимаешь, плохой сон и…
— Да знаю я, знаю… — нервно перебила Машенька. — Потому к тебе и пришла. Чужому не расскажешь…
Госпожа Ревина долго шмыгала носом и судорожно комкала в руках белоснежный беретик.
— Однажды Данила разбудил меня посреди ночи, — едва слышно начала она. — Он кричал: «Где твое золото? Где золото?» Я думала, ему приснился кошмар. «Какое золото? — спрашиваю, — спи!» Но он вскочил, вне себя от возбуждения, бросился к секретеру, вытащил мою шкатулку, высыпал из нее все на стол и уставился, как безумный. Я встала, подошла… смотрю на него и не узнаю: руки дрожат, перебирают мои побрякушки, лицо бледное… На самом деле Ревин совершенно не жадный, а к золоту и вовсе равнодушный. Он считает украшения «бабскими штучками». Никаких цепей на шее, булавок, запонок, никаких перстней никогда не носит. Только обручальное кольцо, и то по моему настоянию.
— И что потом?
— Так и сидел до утра над золотом… будто помешанный. Я легла спать, а он не пришел…
Машенька снова заплакала, теперь уже беззвучно. Слезы обильно катились по ее нарумяненным щекам, промывая светлые дорожки.
— Это все?
Госпожа Ревина удрученно кивнула.
— Он просто сам не свой! А с этим золотом… просто ужас какой-то…
— Что требуется от меня? — осведомилась Ангелина Львовна. — Я не могу поставить диагноз с твоих слов. Да ты и не за тем пришла.
— Побеседуй с Данилой! — взмолилась Машенька. — Ты же профессионал. Выясни, что его беспокоит. Отчего он стал таким?
— Ладно. Пусть приходит. Он согласится?
— Я его уговорю. Придумаю что-нибудь…
— Он сам замечает перемены в своем состоянии?
— Думаю, да… — прошептала Машенька. — Когда становится прежним Ревиным, с которым я восемь лет назад познакомилась на катке. Очнется и испытывает неловкость за свои выходки. Но это бывает все реже и реже. Геля, как быть?!
Семья Мельниковых переживала трудные времена.
Владимир и Лариса поженились, будучи оба студентами педуниверситета. В Москву они приехали из провинции, жили впроголодь в общежитии, подрабатывали, чем могли. Иногда родители присылали посылки из Ярославской области — сало, домашнюю тушенку. Этого хватало не надолго, и снова начинались голодные дни. Потом жизнь немного наладилась. Володя перевелся на заочное, нашел хорошую работу. Сразу после защиты диплома у Ларисы родился ребенок. Девочку назвали Катей.
Мельниковы смогли снимать крошечную квартирку на Бауманской. Лариса вынуждена была сидеть дома, нянчить Катю. О своем жилье мечтать не приходилось. Так и кочевали с квартиры на квартиру. Когда Катюшка подросла и пошла в садик, Лариса устроилась в ближайшую школу преподавать биологию.
Мельников о работе по специальности и не помышлял, понимая, что на учительскую зарплату семью не прокормишь. Работал на стройках, благо в Подмосковье таковых хватало. Частные коттеджи росли, как грибы. Платили строителям неплохо, и Мельниковы жили более-менее обеспеченно. Во всяком случае, на еду и одежду хватало, даже мебелью обзавелись.
И вдруг случилось непредвиденное. О технике безопасности на частных стройках никто не забо — тился, вот и произошел тот самый «несчастный случай», о котором старались не думать. Мельников полез на лестницу, та съехала, сорвалась и упала. Он сломал руку в локтевом суставе, со всеми вытекающими последствиями: больница, гипс и длительная нетрудоспособность. Оплачивать лечение заказчик не собирался, а за время, проведенное Владимиром на больничной койке, небольшой запас денег, отложенных Мельниковыми, иссяк. Вдобавок ко всем неприятностям рука срослась плохо, не сгибалась, не действовала и продолжала болеть. О возвращении на стройку не могло быть и речи.
Некоторое время семья, едва сводя концы с концами, жила на зарплату Ларисы. Долг за квартиру достиг солидной суммы, и хозяйка предупредила о выселении.
— Что нам теперь делать, по-твоему? — спросил Мельников расстроенную жену. — Возвращаться в поселок, к родителям?
Лариса покачала головой. Уезжать из столицы не хотелось. Здесь хоть какие-то перспективы. В глубинке совсем зачахнешь.
— Нужно тебе искать другую работу, — сказала она. — Может, подвернется что-то подходящее?
— С такой рукой? — Владимир поднял изуродованную руку и с ненавистью плюнул. — Вот же угораздило! Мы с тобой, Лорка, как проклятые, — бьемся, бьемся, и все напрасно. Куда я теперь пойду? Сторожем, и то не возьмут.
— Сторожем возьмут. — Лариса печально вздохнула. — Только нас это не спасет.
Она уже неделю таскала домой кипы газет, предлагающих трудоустройство, но ничего пока не выбрала.
— Ладно, давай ужинать…
— Одну кашу? — возмутился муж.
— Это даже полезно. Каша очищает организм.
— Хорошо, что мы Катьку отправили к моей маме, — обреченно произнес Мельников. — Ребенку нужно полноценное питание. Пусть поживет на свежем воздухе, настоящего молока попьет!
Спать легли рано. Телевизор, — купленную еще до болезни Владимира плазму, — заложили в ломбард. Лариса долго ворочалась с боку на бок, гнала от себя неприятные мысли. Но они, как назло, лезли и лезли — одна хуже другой. Наконец, она не выдержала, встала и прошлепала босыми ногами на кухню. На подоконнике лежала новая газета «Работа для вас». Лариса принялась читать объявление за объявлением, пока не наткнулась на предложение: киностудии «Дебют» нужен помощник администратора. Размер заработной платы почти вдвое больше, чем она получала в школе. Маленькая приписка в конце — «Звонить круглосуточно» — говорила о том, что киностудия остро нуждается в кадрах.
— Наверное, очередная надуваловка, — пробормотала Лариса и взглянула на часы. Было не так поздно, без четверти одиннадцать. — Позвонить, что ли?
Она набрала указанный номер и стояла, переминаясь с ноги на ногу на холодном полу, слушая гудки. Наконец, приятный мужской басок ответил: «Вас слушают».
— Это киностудия? Я… по поводу работы.
— Хорошо. Нам нужны надежные люди.
— А что нужно делать?