Страница 3 из 14
В спальне пахло валериановыми каплями. Здесь она расчесывалась, готовясь ко сну, в ту самую ночь, когда Артура не стало…
Кровать стояла без матраца и подушек, разоренная, ставшая ненужной. У Нины вдруг сильно забилось сердце. Она подошла к изголовью и нащупала внизу планку с пружиной. Механизм оказался исправным, и потайной ящичек выдвинулся быстро и бесшумно. У нее перехватило дыхание, когда она увидела несколько толстых тетрадей в кожаных обложках…
Тетради – это единственное, что Нина взяла с собой кроме документов и денег, пускаясь в свое непредсказуемое путешествие. Только в Костроме у двоюродной тетки, закрывшись вечером в комнате, она открыла тетрадь. Руки ее дрожали, по лицу текли слезы. Это были дневники Артура…
Нина вздохнула и закрыла тетрадь – она поняла, что пока не в силах прочитать ни строчки. Ей захотелось немедленно уехать еще дальше на север, исчезнуть, затеряться в глуши. Следующим утром она отправилась на вокзал и села в поезд. Нина ехала все дальше и дальше в сторону Белого моря – за окнами вагона тянулись редкие поселки, бесконечная полоса вековых елей. На затерянной в лесах станции она вышла. Пересела на автобус… Так добралась до Хандоги.
Здесь, у Евдокии в доме, она остановилась. Как надолго? Бог знает! Нина решила полагаться на свою интуицию. Теперь пусть чутье ей подсказывает, как жить, что делать.
Безлюдье и тишина вернули Нине душевное равновесие. Она решила взяться за дневники Артура.
Почерк у художника был неразборчивый, а в этих тетрадях – особенно. Как будто Корнилин писал их в темноте, в подпитии или спросонья… ни слова не разберешь! Уж на что Нина умела читать каракули супруга, но тут и она стала в тупик. Прочтение дневников оказалось делом кропотливым и медленным. К тому же Нина старалась читать, только оставаясь в доме одна, когда муж Евдокии уходил на охоту, а сама хозяйка уезжала в соседний поселок к сестре. Тогда Нина запирала двери, зажигала настольную лампу и садилась разбирать записи в тетрадях. То, что удалось прочесть, она переписывала наново, и так постепенно, страничка за страничкой, дело продвигалось.
Сентябрь моросил нескончаемыми дождями. Нина заскучала и напросилась с Евдокией в гости к ее сестре. Соседний поселок оказался больше – в нем было дворов двадцать и, самое главное, имелись почта и телефон.
Сестра Евдокии угощала их жареной рыбой и пирогами с брусникой. От бани Нина отказалась, решила прогуляться. Она зашла на почту и позвонила тетке в Кострому. Старушка сообщила, что Нине пришло письмо.
«Это от маклера, – догадалась Нина. Но почему-то испугалась. – Наверное, дом продался».
– Не звонишь, а ведь обещалась, – причитала тетка. – Я совсем одна, помирать скоро буду. Приезжай…
– Обязательно, только не сейчас…
– Обманешь ведь, знаю… – заплакала тетка. – С письмом-то чего делать? Выслать тебе, что ли?
– Вышли, пожалуйста. – И Нина продиктовала адрес поселка.
В эту ночь она так и не смогла заснуть. Оживший страх вновь завладел ею, вызвал сердцебиение и головную боль.
– Ты, часом, не заболела? – спрашивала Евдокия, с тревогой глядя на гостью. – Прямо сама не своя стала! Я тебе травы заварю, выпьешь.
Нина послушно пила, но болезненное беспокойство не проходило. Вскоре на почту соседнего поселка пришло письмо от тетки. Маклер сообщал, что дом продан, деньги переведены на счет Нины и что он высылает ей еще письмо из Франции. Всю остальную корреспонденцию, пришедшую на имя Корнилиных, он выбросил, как и было велено, а это решил все-таки переслать. Франция как-никак, Европа! Может, премия какая-нибудь Артуру? Мало ли…
Нина распечатала конверт, хотя ни слова не понимала по-французски, – но письмо оказалось на русском языке. Нину Корнилину приглашали к себе владельцы парижской галереи, которые хотят устроить выставку картин ее мужа, составленную из работ, хранящихся в частных коллекциях. Они предлагают мадам Корнилиной представлять на выставке творчество Артура Корнилина, прочитать несколько лекций по искусствоведению и написать в художественный журнал статью о жизни ее гениального супруга. Французские ценители искусства с нетерпением ждут мадам Корнилину в Париже. С визой хозяева галереи обещали помочь.
Франция! Лувр! Версаль! Лазурный Берег! Марсель, Бордо… Виноградники Лангедока! Эти названия музыкой зазвучали в голове Нины. Она с детства мечтала побывать во Франции, завидовала Сергею Горскому, и вот… ее мечты сбываются. Ее приглашают в Париж! Обещают интересную работу, деньги, путешествие по этой прекрасной стране…
Она согласилась без колебаний. Тем более что за границей ей будет спокойнее. Уж туда точно не доберутся враги Артура.
Глава 2
В Париже Нину встречали два пожилых француза. Именно они собирались устроить в своей галерее на Монмартре выставку работ Артура Корнилина.
– Мадам, – говорили они. – Никто лучше вас не сможет рассказать парижанам о творчестве вашего мужа. Оно такое необычное, загадочное и прекрасное! У нас не привыкли к столь пылкой игре воображения, столь изощренному полету фантазии…
Нина смотрела из окна автомобиля на набережную Сены, кружево Эйфелевой башни, на аккуратно подстриженные деревья, и ей казалось, что она спит и видит чудесный сон. Ее поселили в старинном городке близ Парижа, где на окраине возвышались величественные руины двух замков и монастыря, а на тесных улочках попадались заросшие травой и цветами остатки крепостных сооружений.
Месье Дюшан, старший компаньон, привез ее в домик, увитый розами и диким виноградом. Домик был двухэтажный, каменный, с черепичной крышей, огромной кухней и просторными комнатами, уставленными громоздкой деревянной мебелью.
Хозяйку дома звали Жаннет. Несмотря на преклонный возраст, она оказалась весьма подвижной, разговорчивой и прекрасно справлялась с домашними делами. Жаннет показала Нине ее комнату на втором этаже: деревянные панели на стенах, бюро, старинная кровать-шкаф – все было покрыто великолепной бретонской резьбой. Нина ахнула. Каждая вещь, которой ей предлагали пользоваться в повседневной жизни, вполне могла бы быть музейным экспонатом.
Жаннет сносно изъяснялась на ломаном русском: ее покойный муж был эмигрантом, аристократом «из самого Петербурга». В том ужасном сыром климате он подхватил чахотку, потому и скончался так рано. Пожилая дама говорила об этом без слез – она давно свыклась с одиночеством. Жаннет обожала шоколад, красное вино и устриц с лимонным соком. Еще она любила курить у окна. В связи с возрастом она могла позволить себе одну сигарету в день, и это было для нее настоящим наслаждением.
– У меня осталось мало радостей, – говорила Жаннет, застенчиво улыбаясь.
Нина решила в свободное от подготовки к выставке время всерьез заняться дневниками Артура, но все не получалось. Ее приглашали то в кафе, то в какой-нибудь музей, то на прогулку по Монмартру, то… словом, развлекали. Французы любят свою страну. Вокруг Парижа располагались маленькие селения, уклад жизни которых не менялся уже пару веков. Рыночная площадь, мэрия и готический собор, необыкновенно изящный, со стройными, как бы летящими ввысь формами, – вот и весь центр, от которого лучами расходились узкие старые улочки, утопающие в садах.
– Я покажу вам долину Луары, где древние камни навевают ностальгию по рыцарским временам! – говорил месье Дюшан. – Мы будем пить настоящий коньяк и любоваться виноградниками, достойными кисти Ван Гога! Но только после вернисажа.
Картин Корнилина во Франции было немного, и хозяева галереи привлекли к своей затее еще несколько художников, работающих в похожей манере. Их оказалось всего трое, и Нине было неловко объяснять месье Дюшану, что откровенно слабенькие полотна не стоит вешать рядом с гениальными творениями Артура. Она вообще удивлялась, зачем ее пригласили, – такую выставку французы вполне могли организовать сами.
Нина готовилась к лекциям и по ходу сочиняла статью об Артуре. Для этого стоило использовать его собственные записи из дневников, которых никто еще не видел. Записки Корнилина могли стать сенсацией в Москве, Санкт-Петербурге и Харькове. А в Париже?.. Кто знает? Нина забыла об осторожности и решила посоветоваться со знакомыми Сергея Горского – девушками, которые приезжали вместе с ним на харьковскую выставку. Их звали Патрисия и Люсиль. Патрисия работала редактором в журнале «Искусство», совладельцем которого был Горский. «Мадам Корнилина» позвонила ей. Та с готовностью откликнулась.