Страница 9 из 14
Что вам это напоминает?
Избиение в подъезде напоминало Оленину красавицу-пери, которая увлекала его в мир странных, порой жестоких эротических грез…
Неужели его неприятности связаны с Айгюль? Похоже на то. Ум может заблудиться в коридорах ложных заключений. Подсознание не ошибается.
Он вспомнил, как Айгюль рассказывала про Зобеиду… любимую жену шаха, которая в его отсутствие устраивала оргии и удовлетворяла свою неистовую страсть с мужчиной-рабом. Пациентка выкладывала такие подробности, что у доктора, привыкшего ко всему, уши горели.
В какой-то момент он начал ощущать себя как бы в середине описываемых событий, чуть ли не воочию наблюдая вакханалию, устроенную Зобеидой и ее распутными служанками. В разгар оргии, предупрежденный верным сановником, вернулся обманутый муж и застал…
Нетрудно догадаться, что он застал. Восточные правители умеют мстить. Всех участников вакханалии постигла изощренная смерть. Только на молодую жену не поднялась у шаха рука. Он не мог казнить ее… и медлил, глядя в ее подернутые любовной истомой глаза…
Обагренные кровью роскошные покои сераля, агонизирующие тела, которые недавно трепетали от наслаждения, еще сильнее возбуждали Зобеиду. Ее грудь волновалась, ее ноздри вдыхали запах гибели… Эрос и Танатос [6]сплелись в невыразимом вожделении, невыносимом для слабой человеческой плоти…
«Давай же! Сделай это… – наступала на мужа Зобеида. – Убей меня! Вонзи в меня свой кинжал!»
Ее слова звучали жарко и двусмысленно. Шах попятился… Зобеида показалась ему прекрасной, словно птица, залетевшая в его дворец из райского сада. Он будто впервые увидел ее, постиг ее неутолимую женскую сущность, которая никогда не насытится. Казалось, если она коснется его, то обожжет…
«Не можешь? – захохотала Зобеида и приблизилась к мужу, показывая на убитого любовника. – Не можешь… А он смог бы! Он был лучше тебя! Теперь на его губах стынет поцелуй смерти… и я хочу испытать то же. Уста смерти слаще человеческих губ…»
На ее шее билась под тонкой кожей синеватая жилка, рот приоткрылся, волосы шелком струились по обнаженным плечам…
Все помутилось в голове владыки, пальцы дрогнули, кинжал выпал из них… и тут же, на лету, был подхвачен Зобеидой.
«Смотри! – простонала она, ударяя себя лезвием в грудь. – Теперь ты надо мной не властен…»
С этой фразой Айгюль полезла в сумочку, достала самый настоящий кинжал, молнией блеснувший в свете ламп, и…
Оленин оказался быстрее. Он бросился к ней, схватил за руку. Она смеялась, нарочито сопротивляясь и норовя прильнуть к нему всем своим разгоряченным телом. От нее пахло крепкими сладкими духами… ее волосы щекотали доктору лицо.
Кинжал был таким острым, что Айгюль порезалась. Она слизнула выступившую на ладони капельку крови и подняла на Оленина томный взор блудницы.
– Испугался?..
Они не переходили на «ты». Доктор считал это недопустимой фамильярностью. Однако он смолчал, едва переводя дух. Ему удалось отобрать у нее опасное орудие. Оленин с трудом успокоился.
– Впредь попрошу на мои сеансы приходить без колющих и режущих предметов, – твердо заявил он.
– Станете обыскивать мою сумочку? И меня?
Айгюль забавлялась его смятением и ничуть не стыдилась своей выходки.
– Хотите оставить кинжал себе? – В уголках ее губ пряталась язвительная усмешка.
– Нет, конечно…
Он с некоторой дрожью вернул ей оружие, стараясь сохранять спокойствие. Не хватало, чтобы она заметила его страх.
Тогда ему впервые пришла в голову мысль проследить за ней. Узнать о ней побольше. Может, она догадалась об этом? И решила наказать не в меру любопытного лекаря?
Оленин со вздохом посмотрел в зеркало. Отек вокруг глаз не сошел, ссадины не зажили. О том, чтобы в таком виде идти на работу, не могло быть и речи. Как минимум еще неделю ему придется побыть «на симпозиуме».
А потом? Как ему жить дальше? Уехать из Москвы? Нанять телохранителя?
После завтрака Глория спустилась в мастерскую, посидела за столом, бездумно глядя на песочные часы, в которых пересыпался мелкий, как тысячелетняя пыль, песок. Казалось, она слышит шорох песчинок, напевающих заунывную песню вечности…
Карлик не зря пользовался только песочными часами: он вкладывал во все особый, понятный ему одному смысл. Хорошо бы и ей понять, почему он выбрал ее своей преемницей.
Пузатые кувшины, запечатанные «Сулеймановой печатью», возбуждали у Глории неуемное любопытство. Неужели там, внутри, таится неведомая опасная сила, укрощенная и заключенная в медные сосуды? Что будет, если выпустить эту силу наружу? Сможет ли она обуздать ее и загнать обратно?
Кувшин с эмалевой вставкой в виде птицы казался Глории самым безобидным. Хотя и к нему она боялась прикасаться. Сулейман, «волею Всевышнего», получил власть над джиннами… а ей такой власти никто не давал. Она даже не знает, как вызвать обитателя кувшина, не говоря уже обо всем прочем.
На ум Глории приходил один и тот же кадр из старого детского фильма «Волшебная лампа Аладдина»: красивый юноша в чалме трет лампу, оттуда вырывается столб дыма… обретает форму человека и вопрошает, чего угодно обладателю лампы. Выслушав пожелание хозяина, джинн отвечает: «Слушаю и повинуюсь…» Дальше начинаются чудеса. Но ведь то сказка! А тут явь…
Должно быть, семь кувшинов на постаментах – остроумная шутка бывшего хозяина дома, которому было не чуждо чувство юмора.
Глория только вознамерилась углубиться в чтение «Тысячи и одной ночи», как в дверь поскребся Санта.
– К вам гости, – зычно сообщил он. – Пускать?
– Кто?
– Пока неизвестно. Машина стоит за воротами, сигналит. Вам-то сюда не слышно.
Цокольное помещение, где карлик устроил мастерскую, было без окон, глухое и темное. Если потушить свет, оказываешься отрезанным от мира.
– Какая машина?
– Джип… сюда на другой не доберешься. Грунтовка раскисла. Разве что грузовик пройдет.
– Это не Лавров, часом?
Слуга сделал отрицательный жест:
– Чужой внедорожник. Похоже, «Туарег».
Санта, в отличие от хозяйки, хорошо разбирался в марках автомобилей.
– Гостей привечать надобно, – добавил он. – Если человек в распутицу сюда приехал, видать, у него важное дело.
– Тогда открывай ворота, – вздохнула Глория.
Она поднялась наверх, быстро переоделась в темный джемпер и шаровары, пригладила волосы и отправилась в каминный зал, где по заведенной Агафоном традиции принимали гостей.
В кресле сидела совсем молодая девушка, длинноволосая и длинноногая, в брюках-дудочках и ярко-зеленом гольфике. Она робко поздоровалась, комкая в руках ремешок сумочки.
– Мне нужен Агафон, – растерянно вымолвила она. – А вы кто?
– Агафон умер…
– Как умер? Дедушка дал мне его адрес. Деревня Черный Лог, крайний дом у леса… из красного кирпича…
– Все правильно, – подтвердила Глория, усаживаясь напротив. – Дом вы нашли, только хозяин скончался почти год назад.
Из глаз посетительницы, едва тронутых краской, полились слезы.
– Как же так? Дедушка мне сказал… он меня обнадежил…
– Может, я смогу заменить Агафона? – с улыбкой предложила Глория.
– А разве вы…
Девушка смешалась, вцепившись в ремешок сумки, словно утопающий, хватающийся за соломинку.
– А разве вы… – повторила она, лихорадочно подыскивая подходящее слово, которое не оскорбило бы хозяйку и в то же время выразило суть дела.
– Я занимаюсь тем же, что и Агафон, – пришла ей на выручку Глория.
– Да?..
В глазах гостьи мелькнули недоверие и страх. Она заехала черт знает куда… дом стоит на отшибе, вокруг ни души… только лес, слежавшийся снег и топкая грязь.
– Здесь вам нечего бояться, – мягко сказала Глория. – Никто не причинит вам вреда.
– Я не боюсь…
– Вы ведь не одна приехали?
– С водителем, – кивнула гостья. – Я не умею ездить за рулем. И могу заблудиться. Он сам еле дорогу отыскал.
6
Танатос – древнегреческий бог, олицетворение смерти. Сын Ночи и брат-близнец бога сна Гипноса.