Страница 11 из 17
Карл попробовал найти подходящую отговорку, но бросил эти попытки. Вместо ответа он взял фотографию в рамочке и сказал:
— Я слышал, Мадс поступает в университет.
— И от кого же ты это слышал? Мою жену, что ли, трахаешь? — ответил Харди, даже не сморгнув.
— Харди, что ты несешь? Я знаю, потому что… Ну, не помню, в полицейском управлении кто-то говорил.
— А куда подевался твой маленький сириец? Никак его вышвырнули назад в песчаные барханы?
Карл хорошо знал Харди. Все это была светская болтовня.
— Ну ладно! Коли теперь уж я тут, скажи, что у тебя на уме. Впредь я буду приходить почаще, — пообещал Карл. — У меня был отпуск, ты же понимаешь.
— Видишь на столике ножницы?
— Вижу.
— Они всегда там лежат. Сестры режут ими бинты и клейкую ленту, которой прикрепляются мои зонды и иглы. С виду они вроде бы острые, как тебе кажется?
Карл посмотрел на ножницы:
— Да, довольно острые.
— Не мог бы ты взять их и воткнуть мне в шейную артерию? Я был бы очень тебе благодарен! — На лице Харди промелькнула усмешка. — В одном плече у меня вроде бы что-то дрожит. Кажется, это под самой плечевой мышцей.
Карл наморщил лоб. Значит, Харди показалось, будто там что-то дрожит. Бедняга! Хорошо бы, если так!
— Почесать тебе там?
Карл отвернул угол одеяла и подумал, надо ли спустить пониже рукав или почесать через ткань.
— Черт возьми, бестолковая ты башка! Не слышишь, что ли, что я сказал? Там дрожит. Ты что-нибудь видишь?
Карл сдвинул рубашку. В прежние времена Харди всегда следил за тем, чтобы выглядеть привлекательным, ухоженным и загорелым. Сейчас его кожа, сквозь которую проступали голубые жилки, была белой, как творог.
Карл прикоснулся к его руке выше локтя. Там не осталось ни одного мускула, на ощупь рука напоминала хорошо отбитый кусок мяса. Никакого дрожания он не почувствовал.
— Я ощущаю твое прикосновение очень слабо, в одной крошечной точке. Возьми ножницы и потыкай в разных местах. Не слишком быстро, и я скажу тебе, где почувствую.
Бедный Харди, парализованный от шеи и до ступней! Немножко чувствительности в одном плече, и все. А прочее — игра воображения отчаявшегося человека.
Однако Карл потыкал ножницами, как велел Харди. Систематически прошелся от середины плеча вверх по всей окружности. Когда он добрался сзади почти до самой подмышки, Харди взволнованно задышал:
— Карл, вот здесь. Достань шариковую ручку и пометь это место точкой.
Карл и это выполнил. Как не сделать, если друг просит!
— Повтори все еще раз. Попробуй меня обмануть, а я скажу тебе, когда ты попадешь в отметину. Я буду лежать с закрытыми глазами.
Когда Карл дошел до сделанной отметины, Харди не то хохотнул, не то застонал.
— Тут! — воскликнул он.
Карл не поверил; его пробрал озноб.
— Сиделке об этом ни слова! — предупредил Харди.
— Но почему? — Карл нахмурился. — Ведь это же просто чудо! Хоть какая-то надежда! Может, им это как-то пригодится, они будут знать, на что ориентироваться.
— Я поработаю над тем, чтобы увеличить это поле. Хочу вернуть хотя бы одну руку, понимаешь? — Тут Харди впервые за все время взглянул на прежнего сослуживца. — А для чего я воспользуюсь этой рукой, уже никого не касается. Ясно?
Карл кивнул. Он согласился бы с чем угодно, лишь бы поддержать дух Харди и отвлечь от мысли о том, чтобы кто-нибудь взял ножницы и воткнул ему в шею.
Под вопросом было только одно: появилась ли эта чувствительная точка возле плеча только недавно или она и всегда там была? Но об этом стоит помолчать: в положении Харди даже ложная надежда лучше, чем ничего.
Карл поправил ему рубашку и закрыл его одеялом до подбородка, а потом спросил:
— К тебе по-прежнему ходит та женщина-психолог?
Перед его мысленным взором предстало обольстительное тело Моны Ибсен — как бальзам на душу.
— Да.
— И о чем же вы разговариваете? — спросил Карл, надеясь, что в этих разговорах мелькает его имя.
— Она все топчется вокруг эпизода с перестрелкой на Амагере. Все копается в этом деле со строительным пистолетом. Не знаю, зачем ей это.
— Наверное, для нее в этом что-то есть.
— Знаешь что, Карл…
— Не знаю.
— Она добилась того, что я стал над этим задумываться, хоть и против воли. Ну какой в этом прок, кажется мне, но в то же время ведь в этом и заключается весь вопрос.
— Что ты имеешь в виду?
Харди посмотрел Карлу прямо в глаза — именно так они глядели на подозреваемого при перекрестном допросе. Этот взгляд не выражал ни подозрительности, ни доверия, он просто вселял тревогу.
— Мы ведь тогда с тобой и с Анкером прибыли в садовый домик через восемь-десять дней после убийства хозяина, так?
— Да, так.
— У убийц было сколько угодно времени, чтобы уничтожить все следы. Более чем достаточно. Так почему же они этого не сделали раньше? Почему выжидали? Они же могли просто сжечь все к чертям собачьим. Убрать труп и пожечь все лишнее.
— Да, в этом действительно есть что-то странное. Я и сам удивлялся.
— Но почему же они вернулись в дом как раз тогда, когда мы там были?
— Да, и это тоже непонятно.
— А я уже перестал удивляться. Сначала удивлялся, а теперь нет.
Харди попытался прокашляться, но не смог.
— Может быть, Анкер сумел бы об этом что-то рассказать, если бы остался жив, — произнес он в конце концов.
— Что ты хочешь сказать?
Сам Карл уже несколько недель перестал вспоминать об Анкере. Не прошло и десяти месяцев с тех пор, как их суперколлега был застрелен у них на глазах в старой развалюхе, и вот он уже исчез из памяти, словно и не было! Бог весть, сколько будут вспоминать самого Карла, если с ним случится то же.
— Карл, кто-то ждал нас возле того дома, иначе все случившееся никак не объяснишь. Я хочу сказать, что это было не обычное расследование. Один из нас был в этом замешан, причем точно не я. Может быть, это был ты, Карл?
9
Перед желтым фасадом ресторана «Транекер кро» собралось шесть внедорожников. Дитлев высунулся из окна автомобиля и дал знак следовать за ним.
Когда они подъехали к лесу, солнце еще не поднялось, а загонщики уже скрылись за охотничьим заказником. Люди в машинах были знакомы со здешними порядками и спустя несколько минут выстроились перед Дитлевом — все в застегнутых куртках, держа ружья незакрытыми стволами вниз.
Последним, как всегда, присоединился Торстен Флорин. Сегодня он блистал бриджами в мелкую клетку и облегающей охотничьей курткой — хоть сейчас на бал.
Дитлев неодобрительно проследил за тем, как из багажника высаживали легавую, и только потом обвел глазами всех присутствующих. По крайней мере одного из собравшихся лично он не приглашал.
— Кто ее пригласил? — спросил он шепотом, потянув за рукав Бента Крума.
Будучи адвокатом Дитлева Прама, Торстена Флорина и Ульрика Дюббёль-Йенсена, Бент Крум координировал приготовления к охоте. Благодаря своим разносторонним дарованиям он не раз выручал их и теперь оказался в полной зависимости от более чем щедрого вознаграждения, которое они переводили на его счет каждый месяц.
— Твоя жена, — шепнул в ответ Бент Крум. — Она решила, что Лиссан Йорт вполне может поехать на охоту вместе с мужем, тем более что и стреляет она лучше его.
Лучше стреляет? Какое это, черт возьми, имеет значение! На охотах, которые устраивал Дитлев, никогда не было никаких женщин, и для этого имелись свои причины, о чем Круму было прекрасно известно. Чтоб ее, эту Тельму!
Дитлев взял Йорта за плечо.
— Мне очень жаль, старина, но сегодня мы не можем взять с собой твою жену. Отдай ей ключи от машины, — велел он, хотя понимал, что здесь не обойдется без проблем. — Пускай она едет в ресторан. Я могу туда позвонить и сказать, чтобы они открылись. И пусть она заберет с собой вашу необученную собаку. Сам знаешь, сегодня у нас охота нагоном, это нечто особенное.