Десант из прошлого

— Господин Андреев, — жалобным тоном произнес Вацек, — неплохо бы попить чего-нибудь прохладненького. Тут совсем рядом, видите — слева терраска…

Андреев пожал плечами — отчего ж? — и повернул в сторону опутанной лианами террасы. Приблизившись, он впервые за сегодняшнее утро увидел людей: три неподвижные фигуры напряженно склонились над чем-то, похожим на низкую тумбочку. Когда Андреев и Вацек проходили мимо них, направляясь к автоматам с прохладительными напитками, эти трое даже не повернули головы.

— Чем они заняты? — спросил Андреев, беря из рук парикмахера запотевший стакан.

Вацек пренебрежительно наморщил облезший нос.

— Терпеть не могу, — сказал он нехотя. — Электрическая рулетка. Между прочим, бесплатная. Ставок не делаешь, а выиграть можно десять тысяч. Набрал три пятизначных числа — и готово. Только, хе-хе, знать бы, каких именно… Там встроен какой-то датчик случайных чисел, и если, значит, совпадет, то и… Есть у нас такие, что по нескольку часов не отходят. Дурная привычка, азарт.

— А выигрывали? — поинтересовался Андреев.

— Было… Раза три-четыре, — кисло ответил Вацек. — Идемте на площадь, вот где есть что посмотреть…

Они спустились с террасы и направились по хорошо замаскированной сверху аллее в сторону густого скопления одинаковых занумерованных домиков. Там, за ними, окаймленная сине-фиолетовыми джунглями, расположена, как объяснил Вацек, площадь Гармонии — одно из наиболее оживленных мест островной республики Фрой.

Несмотря на то, что Андреев, совершая экскурсию по острову, нигде не задерживался подолгу, к полудню он успел познакомиться лишь с небольшой частью республики — главным образом с площадью Гармонии и Городком Умельцев. Однако за эти несколько часов Александр Михайлович получил довольно полное представление об образе жизни среднего фроянца, а точнее — о его быте, его отдыхе и развлечениях.

Зная от Вацека, что рабочий день на острове продолжается восемь часов, и наблюдая за тем, на что тратят оставшуюся часть суток фроянцы, Александр Михайлович пришел к выводу, что главная забота каждого островитянина — убить время. Пожалуй, только знаменитый центр развлечений — Нью-Йоркский Луна-парк мог бы соперничать с республикой в обилии и разнообразии заведений, помогающих людям избавиться от нескольких свободных часов, которыми перемежается время работы и сна. Особенно много было здесь, на обочине оранжевой площади, игральных автоматов — и не только уже известных ему электрорулеток, но и всяких других: от автомата-дуэлянта, стреляющего мыльной струей, до механического партнера для игры в шашки. Пожалуй, не меньше здесь было кабинок со стереоскопическими установками и маленьких, рассчитанных на 10–15 зрителей, будок-кинотеатриков. А на территории Городка Умельцев разместилось около десятка музыкальных автоматов, несколько тиров, три или четыре малых тараканьих ипподрома и один большой — с десятью дорожками.

Фроянцы без особой охоты предавались столь многообразным удовольствиям. То ли они уже приелись, то ли влияла одуряющая жара. Большинство людей слонялось по аллеям вокруг площади, явно не находя себе места.

И только во всех трех барах, носящих пышные названия — «Мечта матриота», «Гражданское чувство» и «Свободный фроянец», — народу было порядочно: Андреев с Вацеком заглянули в каждый и не сразу нашли свободный столик.

Потягивая резкое ледяное пиво, Андреев внимательно прислушивался к разговорам за соседними столиками. Ему хотелось хоть немного понять этих людей, покинувших родину ради… Вот именно, ради чего? Он не мог поверить, что люди принимают за чистую монету все, о чем кричат бредовые агитки господина Карповского.

Но как он ни напрягал слух, ничего любопытного не уловил. Вялые разговоры о качестве пива, о проклятой жаре, о каком-то парне, который выиграл какое-то пари, не представляли интереса.

После полудня они побывали еще в нескольких местах, но увидеть Андреев смог немногое. То и дело перед ними, будто из-под земли, возникали вооруженные фигуры в желто-черных рубахах — хранители покоя, как называл их Вацек. Они требовали предъявить им «право», то есть пропуск, и не желали вступать в разговоры. Приходилось поворачивать обратно. Что-то слишком уж часто мелькали на этом счастливом острове полосатые рубахи.

Часам к четырем истомленный зноем и вконец обессилевший толстяк стал проявлять строптивость. Он наотрез отказался провести Андреева к лагерю моряков с «Иртыша», воспротивился желанию русского осмотреть порт. Когда Андреев предложил пересечь весь остров с запада на восток или с юга на север, парикмахер решительно восстал. Тем более что, по его словам, на север все равно не пустят: там безлюдная зона, зараженная не то холерой, не то тропической лихорадкой. Андреев посмеялся над наивностью Вацека: если там нет людей, то нет и болезней, но гид был непреклонен.

Измученные, брели они назад, когда вдруг откуда-то сбоку раздался пронзительный, высокий звук сирены.

— Тревога! — Завопил Вацек, с неожиданной силой хватая спутника за руку. — Скорее в кусты! Прячьтесь!..

Андреев увидел, как шарахнулись и исчезли в зарослях подвыпившие парни, которые маячили впереди. А через минуту в сторону площади промчались два приземистых паукообразных существа размером с большую собаку.

В небе раздался тихий свист. Александр Михайлович задрал голову: сквозь прогалину в зеленой крыше деревьев он на одно мгновенье поймал взглядом блестящий диск, с огромной скоростью взмывавший вверх.

Рядом часто и глубоко дышал Вацек. В его глазах застыл неподдельный страх.

Глава IV

СПОР

Новое знакомство не обрадовало Андреева. Во-первых, он рассчитывал поговорить с Брэггом наедине и потому пришел к нему только под вечер. А во-вторых… Самоуверенность и желчность Курта Ульмана раздражали его. Но Андрееву вовсе не хотелось ссориться с местными учеными. Он рассчитывал на их помощь или, по крайней мере, на правдивую информацию о том, что происходит на острове.

А разговор не клеился. Получалось что-то среднее между диспутом и обыкновенной ссорой.

Началось с того, что Андреев, убедившись, как мало его собеседники знают об истинном характере лжекосмической авантюры, спросил: что же тогда заставило их принять в ней участие? Брэгг, несколько смутившись, стал было говорить о финансовых затруднениях, но Ульман, бесцеремонно прервав старого англичанина, задал контрвопрос: а почему бы им, собственно, и не принять участие?

Андреев удивился: неужели надо объяснять? Если человек что-то делает, он, видимо, должен знать, зачем это нужно.

Ульман дернул подбородком.

— А не все ли равно? Как хотите, так и называйте. Например, для прогресса, для цивилизации. Или — для истории, так звучит совсем красиво.

Андреев уставился на Ульмана.

— Для истории? Вся эта клоунада?

— При чем тут клоунада? Мы решаем свои задачи, и нам этого вполне достаточно.

— Но ведь плодами ваших исследований пользуются…

Ульман махнул рукой.

— А… оставьте! Сладкий идеализм: благородные ученые работают на добродетельное общество, и благодарное общество с радостным визгом принимает их дары. Вы отлично знаете, что плодами науки всегда пользовались политиканы. На каждом этапе истории. Наполеон, прогнав Фультона с его пароходом, потерял корону. Нынешние политики таких ошибок уже не совершают. Научились. Гейзенберг, если помните, успешно работал при трех режимах, в том числе и при фашистах.

Андреев стал понимать.

— Так вы считаете, что наука может служить любым целям? На правах наемника, да?

— Что значит — служить? Никому она не служит. Она сама по себе. Другое дело, что в ее практических результатах всегда кто-нибудь заинтересован. Египетские фараоны умели пользоваться плодами науки не хуже нынешнего Пентагона. Или вашего Министерства обороны. Между прочим, Архимеда финансировал сиракузский тиран. Что из этого? Перестал он быть Архимедом, что ли?

Андреев почувствовал, что начинает злиться.