Страница 17 из 69
Глава 4
Тайна волхва
Велегаст торопливо шел по пыльной улице Тмутаракани. Растертая множеством ног и горячим солнцем в желтоватый земляной пепел, пыль словно ждала прикосновения к себе, чтобы взметнуть множество фонтанов сухой грязи или поднять еще выше оставшиеся после них густые облачка мути.
«Наверное, это единственный город на Руси, где нет мостовых», – раздраженно подумал мудрец, оглядываясь на своего спутника, бредущего за ним в пылевом тумане.
Еще в юности, будучи послушником у волхвов, он вынужден был много ходить по разным городам, капищам и храмам, которые были связаны в одну живую великую цепь, обращенную к Богу. И, насмотревшись на множество мест, так привык к деревянным мостовым даже в маленьких городках, что теперь был неприятно удивлен их отсутствием в собственном родном городе. Впрочем, вскоре Велегаст нашел этому объяснение, вспомнив, что с лесом здесь всегда были трудности, а камень на Руси не очень любили.
Улица, изогнувшись, сделала крутой поворот, притираясь к подножию небольшого холма, по склонам которого сбегали белые хатки с тростниковыми крышами. У волхва екнуло сердце, он почти был уверен, что нашел дом, в котором родился.
За невысоким плетнем виднелись причудливые кроны двух высоких вишен, раскидавших свои ветки с багряными ягодами по серой спине странно изогнутой крыши. Она, поднятая над дорогой крутым плечом холма и оторванная от земли белизной стен, словно перевернутая кверху дном тростниковая лодка, которая все еще пыталась плыть в небесную синеву, вырываясь из зеленых сетей поникших вишневых веток, спутанных неумелыми руками бестолковой древесной пряхи. Велегаст усмехнулся, глядя счастливыми глазами на неподражаемый изгиб крыши. Уж он-то знал, что это кривой дуб, срубленный его отцом далеко отсюда, на склоне Медвежьей горы. Там, на ее вершине, находилось святилище Велеса, и могучий Бог приходил туда отдохнуть и послушать людей. Когда он поднимался в гору, то рука его опиралась на кроны деревьев, сгибая их страшной силой навечно. Такие деревья, отмеченные рукой самого Велеса, должны были приносить в дом достаток и счастье.
«Достаток и счастье», – вспомнил Велегаст немудреную формулу той далекой, почти позабытой жизни. Ни богатства и роскоши, ни власти или злата, а любви и здоровых детей – вот чего хотели построившие этот дом люди. Созданный из глины и сухой травы – плоть от плоти земли-матушки, как выросший сам собой белый грибок.
Сердце волхва забилось раненой птицей, он прислонился к плетню, не веря своим глазам. Словно увидел себя в прошлом: на плоском камне под вишней стоял белобрысый мальчишка, и женщина поливала его из кувшина водой. Точно так же он тоже когда-то стоял на этом же камне, и добрые руки матушки смывали с него въедливую пыль.
Только этот мальчишка оставался таким же, как сам Велегаст в детстве, лишь одну секунду, а в следующий миг уже начал нетерпеливо дергать руками, вертеть головой и извиваться всем туловищем. При этом ноги его словно сами собой приплясывали на плоском камне. Волхв присмотрелся и увидел, что женщина крепко держит мальчишку одной рукой, а другой то поливает водой, то сгоняет эту воду ласковыми длинными движениями маленькой женской ладони сверху вниз.
– Стой, Торопка, не вертись, – долетел ее певучий голос. – Осталось совсем немного, ну же потерпи. Не то я тебя накажу!
Угроза наказания только подлила масла в огонь, мальчишка резко присел и, крутанувшись юлой, вырвался из материнских рук.
– Стой, негодник! – рассердилась женщина. – Вот погоди, попросишь ты у меня поесть, ничего не получишь!
– А я и сам прокормлюсь! – задорно рассмеялся мальчишка и, высоко подпрыгнув, сорвал с вишни пару темно-красных ягод. Одну ягоду он быстро отправил в рот и, громко причмокивая, смотрел гордо и победоносно на свою мать, а второй крутил над головой, как маленьким флагом. – Ой как вкусно! Вкусно-превкусно!
Мальчишка подпрыгнул еще раз и сорвал еще пару ягод. И опять одну отправил в рот, а вторую только надкусил и стал рисовать истекающим алым соком на щеках круги, перечеркнутые крестами, и на лбу – скрещенные молнии.
– Я ратич, священный воин Перуна! – закричал маленький сорванец, выставляя напоказ разрисованное лицо.
– Молчи, Торопка! – испугалась женщина. – Услышат тебя христосники, затравят нас. Молчи, а то беду накликаешь.
– А я их не боюсь! – распетушился неслух. – Я на них плюю. Вот так!
Он запрокинул голову назад и, распрямляясь, с силой выплюнул вишневую косточку. Плевание косточками, видимо, входило в число его ежедневных упражнений, потому что выпущенный таким образом снаряд, набрав приличную скорость, красиво устремился по длинной дуге вниз, к пыльной дороге, лежавшей ниже по склону холма. Мальчишка пристально следил за полетом косточки веселыми темно-синими глазами, и, судя по его довольному виду, она должна была покрыть значительное расстояние. Но рекорд дальности плевка помешал поставить лоб волхва, который в мечтательном оцепенении стоял, держась за плетень. Косточка звонко ударила его чуть выше переносицы и, оставив красное пятнышко, отскочила. В этот момент глаза мальчишки и Велегаста встретились. Оба таращились друг на друга растерянно и удивленно. Но секунды оцепенения хватило, чтобы женщина наконец настигла озорника. Раздался звучный шлепок по голой попке.
– Гонь тебя высмоли, скрилек [22]! – вскричала рассвирепевшая мамаша, хватая непослушную голову за ухо, словно специально для таких случаев задорно оттопыренное в сторону.
Она вдохнула полной грудью воздух, чтоб создать достойный данного случая шедевр искусного переплетения средневековых бранных слов, как вдруг до ее сознания что-то дошло, и она, открыв рот, уставилась на Велегаста.
– Светлые боги! Это же волхв! Настоящий волхв! – понизив голос, изумлялась женщина, не выпуская детское ухо.
– Как вы сюда попали?! Вас же здесь убить могут! – спохватилась она. – Ой, да что же вы так на улице стоите?! Заходите, заходите скорей! – Женщина заторопилась открывать калитку, продолжая держать сына за ухо, словно не замечая его страданий.
И только когда Велегаст оказался под сенью хорошо знакомых вишен, она вспомнила про свое дите:
– Ты, Торопка, беги сейчас же к отцу и скажи, что у нас волхв. Только скажи так, чтоб никто не слышал. Да смотри не сболтни никому из дружков своих. Понял?!
– Понял, – обиженно прогудел мальчишка, натягивая холщовые штаны. – Что ж я, глупый, что ли!
Он ловко юркнул в калитку и стрелой помчался по дороге, мелькая босыми пятками. Видно было, что сорванец хорошо знал, где искать отца, и бегал он за ним не один раз. Мать, глядя ему вслед, одергивала мокрый передник, расшитый красными и зелеными узорами, и поправляла волосы, выбившиеся русыми прядями из-под новенькой нарядной кики. Видя, что внимание женщины отвлечено, волхв быстрым взглядом окинул ее наряд. Передник, казавшийся издалека просто цветастой тканью, оказался дивным сплетением вышитых магических символов, сочетание которых должно было давать хозяйке здоровье, красоту и силу. Все это называлось «заклинанием весны», и фигуры Макоши, Лады и Леля, обозначенные красными крестиками ниток вперемежку с полосами елочки зеленой нитки, любому потомку Светлых Богов говорили очень многое.
– Из дреговичей будешь? – спросил Велегаст, видя, как тень мрачного раздумья сковала женщину странным оцепенением.
– Ах да! – спохватилась хозяйка. – Пойдемте же скорее в дом. Не дай бог, кто вас увидит!
Она быстро пошла к низенькой дощатой двери, на ходу беспокойно оборачиваясь то на идущих за ней странных гостей, то на соседние дворы и дорогу. Но все было тихо. Полуденный зной погасил все признаки жизни, и, казалось, город просто обезлюдел. Только облачка пыли, вздымаемые набежавшим с моря порывом ветра, вставали и бродили по улицам, как бездомные призраки.
Проходя мимо вишни, волхв на секунду задержался, прикоснувшись ладонью к теплой и шершавой коре старого дерева. Посмотрел вверх, в зеленое кружево кроны, сквозь которое сыпалась тусклая голубизна прожженного зноем неба, словно надеялся увидеть себя вновь мальчишкой, сидящим на одной из гнущихся толстых веток. Многое он мог бы припомнить сейчас, но чуткий отрок, не устававший охранять своего учителя, потянул его за рукав, и Велегаст, тряхнув седыми волосами, шагнул, следуя за ним, в полутемную прохладу человеческого жилья.