Страница 18 из 22
Я чувствую, настал час прервать мои изыскания и навестить Марина.
Архитектор открывает дверь, на ходу что—то дожевывая. Есть люди, у которых плохое настроение вызывает повышенный аппетит, и, похоже, Марин принадлежит к их числу.
— Извините, я как раз завтракаю, — говорит Марин.
— Я на минутку.
Он приглашает меня на кухню. На столе пара тарелок с колбасой и брынзой.
— Почему так, по—холостяцки? — прикидываюсь я дурачком.
Марин молча изображает недоумение.
— Невеста куда—то отлучилась?
— Надеюсь, вы пришли по служебным делам, — говорит хозяин, садясь за стол. Решив соблюсти закон гостеприимства, он добавляет: — Пожалуйста, присаживайтесь! Вместе закусим.
— Благодарю.
— Чашку кофе? Только что сварил.
Он снимает с плитки кофейник и наливает мне нечто среднее между чаем и кофе, весьма жиденькое, но испускающее обильный пар.
Беру чашку и подступаю к своей цели:
— Пусть вас не смущает, если я коснусь некоторых вопросов личного характера. Иной раз в наших делах личное и служебное так переплетается, что… Именно поэтому в ходе следствия у меня возникла необходимость познакомиться с прошлым Доры.
— Значит, и вы в курсе, — с горечью замечает Марин, прекращая жевать. — Все знали, кроме меня…
— Вы ведь любите Дору?
— ЛЮБИЛ! — отрезает Марин.
— Значит, еще любите. Человек не меняет своих чувств за одну ночь, да еще без серьезных к тому причин.
— Без серьезных причин? Вы смеетесь надо мной? Хозяин швыряет вилку и выпаливает, не дожидаясь моих объяснений:
— Послушайте, она взялась окрутить меня на пари! Грязное, ресторанное пари! Хотела доказать, что может играть роль приличной девушки, доказать, что у нее хватит таланта заинтересовать такого серьезного человека, как я…
— Стойте! — прерываю я Марина. — Дора — хороший человек. Правда, человек, потерпевший аварию. А если вам нужен негодяй, то ищите его среди своих родственников!
Манев смотрит на меня, приоткрыв рот, собираясь что—то сказать, да так и застывает.
— Удивляться тут нечему. Вещи не так уж невероятны. Дора пришла к вам не ради пари, а желая выручить Филипа из опасного положения, в которое он попал по собственной вине. А если говорить точнее, он сам вынудил ее пойти к вам. И она пошла, чтобы помочь ему, поскольку, согласитесь, поначалу она вас не знала и не имела на вас никаких видов.
— Это не меняет положения, — сухо отвечает Марин, уставившись в тарелку.
Он, видимо, смутно надеялся, что я одним махом опровергну слова Филипа, а теперь понял, что речь идет лишь о нюансах.
— Послушайте, Манев: Филип сделал вам немало гадостей. В прошлый раз я просто щадил ваши чувства брата. Но имейте в виду, что сейчас он пытается вам подложить такую пакость, какой вы никогда не забудете.
— Оставьте, — машет рукой Марин. — Я знаю своего брата. Отлично знаю, что он способен приукрасить вещи ради сенсации, чтобы блеснуть. Но вы сами познакомились с прошлым Доры. Почему же вы утверждаете, что все это выдумка?
— Я уже сказал: человек пережил аварию. Но знать факты, не вникая в их причины, значит, скользить по поверхности.
— Но под поверхностью скрыто содержание. И вообще со стороны рассуждать легче. Ведь не вы собирались на ней жениться!
— Видите, — говорю я кротко, — я пришел не для того, чтобы вас женить. Я не хочу вмешиваться в ваши решения. Но вы должны выслушать эту женщину, понимаете? Должны ее выслушать! Потому что она привязана к вам по—настоящему. И не ради этой плиты или холодильника, а ради вас. Вы для нее единственная опора. И в конце концов она не обязана отчитываться перед вами за то, что было до вашего знакомства!
— Но она должна была рассказать это мне!
— И наверняка рассказала бы, если бы вы расположили ее к откровенности, если бы она надеялась, что ее поймут.
Марин молчит, потом неуверенно произносит своим сухим голосом:
— Хорошо, я готов ее выслушать. Это действительно мой долг.
Он уже готов отступить, но еще не может оправиться от удара. Для этого нужно время. Когда у людей телевизор ломается, и то они огорчаются. А тут произошла осечка в сфере куда более тонкой.
— Покончим с этим вопросом, — говорю я. — Но, как я вам уже сказал, для меня он имеет служебный интерес. Зачем понадобилось вашему брату в тот момент, когда вы в ссоре, преподносить вам этот сюрприз?
— Чтобы получить что—нибудь взамен. Это в его характере.
— И что он хотел от вас?
— Да чепуху. Он ездит на допотопном «БМВ» и, узнав, что я уезжаю, попросил привезти ему новые поршни. И еще какую—то мелочь, точно не помню, он записал на бумажке. Я был так подавлен, что почти его не слушал.
— А когда он обращался к вам насчет паспорта?
— Примерно, год назад. Тогда он переселился в Симеоново.
— А почему вы отказались ему помочь? Боялись, как бы он не сбежал?
— Я просто не допускаю этого. Прежде всего Филип слишком преувеличивал мои возможности. Я не столь влиятелен, чтобы достать ему паспорт для поездки в Австрию. И потом, вы уже имеете о нем представление… Я не уверен, что он не выкинул бы номер с контрабандой или что—нибудь в этом роде.
— Это все, что мне нужно было узнать, — говорю я и подымаюсь. — Благодарю за терпение.
— Скорее мне нужно вас благодарить, — глухо замечает Марин, — но сами видите, в каком я состоянии. Где же я могу найти Дору?
— Она сама вас найдет. Скажите, что ей передать?
— Пусть зайдет вечером, в восемь. Я буду ее ждать. Мало мне быть «инкассатором», теперь я и любовный почтальон!
Наконец—то я дома. Уже девять вечера. Натягиваю пижаму, ложусь на кушетку и беру со столика книгу. Хочу посмотреть, до какой страницы добрался. Но сегодня мне опять не до чтения — надо кое—что обдумать. Говорят, что в горизонтальном положении человек может лучше сосредоточиться… Кровь равномерно поступает во все части организма, включая мозговые центры. И так глубоко погружаешься в мысли, что даже… незаметно засыпаешь.
Пронзительный звонок пробивает мою дрему. Второй звонок полностью сбрасывает меня с рельсов сна, а при третьем я уже держу в одной руке телефонную трубку, а другой массирую лоб.
— Товарищ Антонов? — Массаж явно помог, я мигом узнаю голос Доры. — Мне нужно немедленно вас видеть. Марин исчез.
— Как исчез?
— Его нет дома. Вы мне сказали, что он будет ждать меня в восемь. Теперь уже одиннадцатый час, а его все нет.
— Задержался где—нибудь. У него много дел, завтра ему уезжать, — не слишком веря собственным словам, пытаюсь ее успокоить.
— Это исключено. Он бы заскочил домой, чтобы предупредить меня.
— Хорошо, хорошо. Только не волнуйтесь. Еду к вам немедленно.
Через пятнадцать минут служебная машина доставляет меня к дому Манева. Дора стоит у подъезда.
— Почему вы здесь? Разве у вас нет ключа?
— Мне уже неловко им пользоваться.
— Тогда дайте я воспользуюсь.
Быстро поднимаемся по лестнице, открываем квартиру и врываемся в темноту. Если мы ожидали увидеть что—то ужасное, то явно ошиблись. Гостиная, спальня и кухня — все в полном порядке.
Закрываем квартиру и сбегаем вниз. Дора садится со мной в машину.
— Давай к Витоше, — говорю я шоферу.
— Мог он задержаться у кого—нибудь из близких? — спрашиваю я Дору.
— Есть у него один приятель. Но ведь я уже говорила, это не в его характере — назначить встречу и не явиться, — отвечает нервно Дора.
«Если только он вообще не раздумал явиться», — думаю я, хотя это кажется мне не слишком убедительным.
— Теперь помедленнее! — говорю я шоферу, когда мы приближаемся к кафе «Бразилия».
Машина еле ползет. Сквозь широкие окна видно, что делается внутри. У столиков еще сидят редкие посетители, но лиц, которые нас интересуют, между ними нет.
— Жми в Симеоново! И побыстрей!
Это последний возможный адрес. Если Марина нет и там, придется принимать экстренные меры для его розыска.
Машина с ревом несется по шоссе через лес. Мощные фары высвечивают стволы и кроны деревьев. Через несколько минут приближаемся к вишнево—яблоневому саду, и я показываю шоферу, где остановиться. В домике темно, и сам он едва виднеется за деревьями. К счастью, ярко светит луна, и мы идем, не боясь вывихнуть ноги.