Городские легенды

Человек, казалось, тоже изумился. Он долго всматривался в незнакомца, потом вскинул лохматые брови и злорадно захохотал:

— А-а-а, угодничек! Что, съел? Ха-ха-ха! — И пошел прочь.

Иван Иванович остался стоять на месте. Это был злейший враг его в прошлой жизни, человек, выпивший много его крови, гнусный субъект, издевавшийся над Иван Ивановичем изо дня в день долгие годы. Одним словом, это был его сосед по дому! – грубиян и алкоголик, умерший от цирроза печени за три месяца до Ивана Ивановича. От одного его вида Ивана Ивановича мутило. Имени его он не мог слышать без внутренней дрожи. Будь его воля – он убил бы его – там, на Земле. Но он никогда не мог решиться на подобный поступок. Кроме того, он понимал, что все это временно. Когда-нибудь это безобразие закончится. И вот оно закончилось таким неслыханным образом. Иван Иванович не знал, что и думать. В душе его поднялся вихрь. Как мог попасть сюда, в это священное место такой мерзавец, когда ему самое место в Аду, в Геенне огненной? И теперь этот негодяй опять сможет его безнаказанно оскорблять?

Иван Иванович растерянно огляделся. Мимо шли нестройными рядами благообразные старушки и старики, попадались люди средних лет, веселые юноши и девушки мелькали тут и там, наконец, дети обоего пола путались под ногами – все в белых просторных балахонах, которые теперь вдруг показались Ивану Ивановичу мешковатыми и даже уродливыми. Сам он был одет в такой же точно балахон. К чему этот маскарад?.. Он повернулся было уходить прочь от этого неестественного столпотворения, как вдруг взгляд его зацепился за новое лицо… Краска медленно сошла с его румяного лица, глаза остекленели, сердце екнуло и остановилось. Сомнений больше быть не могло – в Раю окопались его злейшие враги. Вот она – теща! — которую он с таким ликованием и неприкрытой радостью похоронил пятнадцать лет назад. Он уверен был, что эта бестия до скончания веков будет жариться на огромной раскаленной сковородке. За все унижения, за оскорбления и грязные намеки, за отравленную семейную жизнь – в огонь ее, в кипяток, в кипящую смолу! Мысль эта грела его долгие годы. Он наслаждался ею, словно сладостной мечтой. И вдруг, на тебе – она живет в Раю и в ус не дует. Вон как вихляет бедрами, даром, что старуха! Иван Иванович упер взгляд в землю и медленно побрел прочь. Он боялся поднять голову, чтобы не увидеть очередного врага. Ведь почти все, с кем он сталкивался на Земле, так или иначе обидели его. И если даже каждый третий окажется здесь… Нет, он не хотел об этом думать. Снова, как и в прошлой своей жизни, Иван Иванович испытывал беспричинный страх – страх перед действительностью. На этот раз – перед потусторонней действительностью, такой действительностью, которая всем действительностям действительность!

Он подальше отошел от дворца и без сил опустился на траву. На душе было смутно. Зачем он здесь? И к чему все это? Где обещанное счастье? Он повернул голову и посмотрел на бесцельно гуляющих людей. И чем дольше на них глядел, тем хуже ему становилось. "А хорошо бы снова умереть! — вдруг подумал он. — Умереть не так, как в первый раз, а по-настоящему, навсегда, чтоб никаких перерождений, а р-р-раз, и нет ничего, и вечная тьма и полный покой!" И он не на шутку испугался, что никогда этого не будет, никакой покой ему не светит, а вместо этого – вечное перемещение с места на места без всякой разумной цели и без остановки, вечный страх неизвестности, сплошная цепь унижений и неудач. Он вскочил на ноги и широким быстрым шагом пошел в пустые пространства этой странной местности. Он все шел и шел, стараясь заглушить растущее беспокойство, желая вернуть утраченное спокойствие. Но спокойствие не возвращалось, напротив, росло внутри негодование на вопиющую несправедливость. Внутри его расширился до безобразных размеров один единственный вопрос: зачем же он страдал всю свою жизнь? Если его сосед-алкоголик, этот подлец, так изощренно издевавшийся над Иван Ивановичем, сам при этом ни капли не страдавший, ну разве только по утрам – до первой опохмелки – если этот тип точно также дышит стерильным воздухом, наслаждается тем, чем наслаждаются все остальные добропорядочные люди!.. Иван Иванович вдруг остановился, будто ткнулся в стену. Грозная мысль сверкнула у него в мозгу: а почем он знает, что все эти люди в белых балахонах лучше его соседа? Быть может, многие из них тоже пили и безобразничали, а потом как-нибудь покаялись, и в результате очутились здесь. Так где же справедливость? Да и есть ли она?.. Он поднял голову к небу, сильно зажмурился и стоял, раскачиваясь и мотая головой от невыносимой боли. Снова он страдал. Опять душа его болела. Будто не было ничего – ни его смерти, ни захватывающего полета через межзвездные пространства, ни разговора с ужасным существом, назвавшимся Архангелом Гавриилом.

— Не хочу! Отпустите меня! — вдруг закричал он от невыносимой душевной боли.

— Что ты, что ты! — раздалось сразу несколько голосов. Иван Иванович открыл глаза и увидел ангелов в сияющем пространстве над собой, они часто махали крылами и смотрели на него удивленно и озабоченно.

"А-а-а, летаете! — подумал он со злостью. — Все вам нипочем. А мне-то каково? Мне! Каково?"

— Чего ропщешь, человече? — сказали ангелы, опустившись на траву и сложив крылья.

— Домой хочу, обратно! — крикнул Иван Иванович.

— Как это, обратно? — не поняли ангелы.

— Ну обратно, на Землю.

— На Землю?.. – изумились ангелы. — Но ведь ты умер!

— Ну и что с того? Ведь сейчас-то я живой? Вот и отправьте меня туда, откуда взяли.

Ангелы что-то залопотали меж собой, зачирикали на странном птичьем языке. Иван Иванович подозрительно на них смотрел.

— Ну что же вы, отпускаете? — не выдержал он.

— Нет, — ответили те хором. — На Землю тебе нельзя. Тебя давно похоронили.

— Эка невидаль! — присвистнул Иван Иванович. — Подумаешь-ка. Мало ли кого хоронят. Что же мне, воскреснуть нельзя?

— Тело твое износилось. В могиле гниет. Черви его едят.

Иван Иванович передернул плечами и нахмурился. Не понравилось ему замечание про червей. Но он тут же нашелся.

— А что мне тело? Я могу и с этим телом пожить! — Он взял себя за балахон и потер его пальцами, словно проверяя добротность материи. — Оно ведь теперь мое?

— Твое-то оно твое, — закачали ангелы головами. — Но ты же знаешь, все мы под Богом ходим. — Ангелы вдруг упали на колени и, закатив глаза, начали раскачиваться и завывать на разные голоса: — Господи, всемилостивейший, помилуй нас, тварей, обереги от сглаза и от соблазна, даруй нам свою благодать на вечные времена.

Иван Иванович, выпучив глаза, наблюдал за ними.

— Эй, эй! — крикнул он. — Перестаньте, не время теперь.

— Для молитвы всегда есть время, — со вздохом отвечали ангелы, поднимаясь на ноги и отряхивая колени от налипшей травы. Просветленные лица их лучились особенно ярким светом.

А Иван Иванович все больше хмурился. Не нравились ему ангелы. Странные какие-то. Верно кто-то сказал про них: не от мира сего. Никогда не угадаешь, что у них на уме. И он решил переменить тактику.

— А где у вас этот, большой такой, на которого смотреть нельзя?

— Кто – этот? — спросил с неудовольствием один ангел, в то время как остальные испуганно замерли, раскрыв от неожиданности рты.

— Ну этот, как его, Гавриил! — с чего-то вдруг давясь и запинаясь, проговорил Иван Иванович.

Ангелы после этих слов вовсе растерялись. Прикрылись крыльями, смотрят круглыми глазами на Ивана Ивановича.

— Так что, скажете? — спросил он, окончательно осмелев.

— О чем ты просишь, несчастный?

— Я хочу с архангелом поговорить. Отпроситься мне надобно.

— Отсюда нельзя отпроситься! Ты теперь в Раю. Навечно!

— Не нравится мне у вас. Не хочу здесь жить. Натерпелся, хватит! — вдруг рубанул он воздух ладонью. Ангелы так и попятились от него. Заморгали испуганно, переглядываются, не знают, что сказать.

— Неразумное чадо… — затянул было один, но распоясавшийся Иван Иванович решительно его остановил, — ну, будет тебе. Давайте, зовите сюда Гаврилу. С ним буду говорить!