Грядущая буря

Но более расточительности приводил в ярость палантин на плечах Элайды. На нем было только шесть полос – не семь, а шесть! Хотя Эгвейн не выбирала себе Айя, да и предпочла бы Зеленую, это не мешало ей чувствовать гнев при виде этого палантина, на котором отсутствовала голубая полоса. Никто не может распустить Айя, даже Престол Амерлин. Но Эгвейн прикусила язык. Этим вечером речь идет о выживании. Ради блага Башни Эгвейн сумела вытерпеть боль порки. Стерпит ли она высокомерие Элайды?

– Без реверанса? – спросила Элайда, когда Эгвейн вошла в комнату. – Мне сказали, что ты упряма. Что ж, хорошо, после этого ужина ты посетишь Наставницу Послушниц и сообщишь ей о своей ошибке. Что скажешь?

« То, что ты – чума для всех нас . С толь же мерзкая и разрушительная, как любая болезнь, поражавшая в прошлом город и его жителей. То, что ты…» – Эгвейн отвела взгляд от Элайды, и, чувствуя пронзительный стыд до самых костей, склонила голову. Элайда рассмеялась, очевидно, верно истолковав ее поступок.

– Честно говоря, я ожидала, что ты доставишь больше беспокойства, но, кажется, Сильвиана действительно понимает толк в своих обязанностях. Это хорошо. Я волновалась, что она, как и многие за последнее время в Башне, стала от них уклоняться. Замечательно. С тобой управились. Я не собираюсь ждать ужина всю ночь. – Эгвейн сжала кулаки, но промолчала.

Возле задней стены был сервирован длинный стол, на котором располагалось несколько больших серебряных блюд. Их выпуклые крышки запотели от жара содержимого. Здесь же стояла глубокая супница из серебра. В стороне, не сойдя с места у дверей, по-прежнему топталась Серая Сестра. Свет! Да женщина была напугана! Эгвейн редко доводилось видеть подобное выражение на лицах сестер. Что же ее напугало?

– Подойди, Мейдани, – обратилась Элайда к Серой. – Или ты собираешься простоять там всю ночь? Садись.

Эгвейн была потрясена. Это – Мейдани? Одна из тех шпионок, которых Шириам с остальными отправила в Белую Башню? Проверяя содержимое каждого блюда, Эгвейн быстро оглянулась. Мейдани опустилась в кресло поменьше и попроще сбоку от Элайды. Эта Серая всегда надевает столько драгоценностей к ужину? На шее Айз Седай сверкали изумруды, а её тёмно-зелёное платье из дорогого шёлка подчеркивало грудь, не самую пышную для средней женской фигуры, но довольно крупную для стройной Мейдани.

Беонин говорила, что предупредила всех Серых сестер о том, что Элайда их раскрыла. Почему же Мейдани не покинула Башню? Что ее здесь задержало? Что ж, по крайней мере, теперь испуг женщины был понятен.

– Мейдани, – произнесла Элайда, пригубив вино, – что-то сегодня ты бледнее обычного. Может, ты редко бываешь на воздухе?

– Я много работаю с древними свитками, Элайда, – нервно ответила Мейдани. – Вы не забыли?

– А-а… верно, – нараспев произнесла Элайда. – Полезно знать, как обращались с предателями в прошлом. Лишение головы кажется слишком простым наказанием. Разделившие Башню – те, кто пошел на измену – заслуживают весьма непростой кары. Ладно, продолжай свои исследования.

Мейдани села, сложив руки на коленях. Любой другой на месте Айз Седай сейчас бы промокнул испарину на лбу. Сжимая половник побелевшими от напряжения пальцами, Эгвейн помешивала суп в серебряной супнице. Элайда знала! Она знала, что Мейдани шпионка, и всё равно пригласила её на обед, чтобы поиграть с нею.

– Поторопись, девочка! – резко окликнула ее Элайда.

Эгвейн подхватила супницу, ощутив под пальцами теплые ручки, и направилась к столу. Она налила коричневатый суп с мелко нарезанными королевскими грибами в тарелки. Разнесся сильный аромат перца, заглушающий остальные запахи. Так много еды портилось – без специй этот суп был бы несъедобным. Эгвейн действовала механически, как повозка, катящаяся за волами. Ей не нужно принимать решения, не нужно отвечать. Она просто работала.

Наполнив суповые тарелки, она принесла корзинку с хлебом и разложила каждой по кусочку – не слишком черствому – в предназначенные для этого фарфоровые блюдца. Затем она вернулась и поднесла каждой по круглому кусочку масла, быстрыми, но точными движениями отделенному от основного куска несколькими взмахами ножа. Нельзя быть дочерью владельца постоялого двора и не научиться правильно подавать еду. Но даже за работой она не могла унять волнение. Каждый шаг был мучением, и вовсе не из-за жжения пониже спины. Сейчас эта физическая боль казалась пустяком. Она не могла сравниться с душевной болью, испытываемой Эгвейн в борьбе с желанием бросить вызов этой властной и высокомерной женщине.

Едва женщины принялись за суп, демонстративно не замечая долгоносиков в хлебе, Эгвейн отошла в сторону и застыла, сцепив руки перед собой. Элайда бросила взгляд в ее сторону и улыбнулась, очевидно, приметив очередной признак раболепия. В действительности же, Эгвейн не доверяла самой себе, опасаясь, что любое движение приведет к тому, что она влепит Элайде пощечину. Свет, как же это было тяжело!

– О чем говорят в Башне, Мейдани? – Спросила Элайда, макая кусочек хлеба в суп.

– Я… У меня нет времени слушать.

Элайда наклонилась вперед:

– О, несомненно, ты что-то знаешь. У тебя есть уши, а даже Серые сплетничают. Что они говорят о мятежницах?

Мейдани побледнела еще сильнее:

– Я… Я…

– Хм… – произнесла Элайда, – припоминаю, когда мы были Послушницами, Мейдани, ты соображала быстрее. Ты не впечатлила меня за эти несколько недель. Я начинаю сомневаться, как ты вообще получила шаль. Возможно, ты и не была достойной ее носить.

Глаза Мейдани широко распахнулись. В ответ Элайда улыбнулась:

– О, я всего лишь тебя дразню, дитя. Возвращайся к своему ужину.

Она шутила! Шутила! О том, как украла шаль у женщины, унизив ее до такой степени, что та сбежала из Башни. Свет! Что это нашло на Элайду? Эгвейн встречала ее и прежде, и Элайда произвела на нее впечатление человека жесткого, но не деспотичного. Власть меняет людей. Оказалось, что в случае с Элайдой титул Престол Амерлин изменил ее серьезность и строгость на вседозволенность и бессердечие.

Мейдани подняла глаза:

– Я… Я слышала: сестры волнуются из-за Шончан.

Элайда отмахнулась, продолжая прихлебывать суп:

– Вот еще. Они слишком далеко, чтобы представлять опасность. Интересно, не работают ли они тайно на Возрожденного Дракона? Все равно, я считаю, что слухи о них слишком преувеличены, – Элайда перевела взгляд на Эгвейн. – Меня всегда забавляло, что некоторые верят всему, что слышат.

Эгвейн не ответила, только едва слышно фыркнула. Как бы запела Элайда про эти «преувеличенные слухи», если бы Шончан защелкнули ай'дамна ее глупой шее? Иногда Эгвейн вновь кожей ощущала зудящий ошейник, лишающий возможности двинуться с места. Иногда это чувство лишало ее возможности свободно передвигаться, внушая слабость, чувство, будто она прикована цепью к стене. Она знала, что ей приснилось, и знала: этот ее сон – пророческий. Шончан нападут на Белую Башню. Элайда, очевидно, проигнорировала ее предупреждение.

– Нет, – произнесла Элайда, взмахом приказав Эгвейн добавить супа. – Эти Шончан не представляют опасности. Реальная опасность – это полнейшее неповиновение, демонстрируемое Айз Седай. Что мне сделать, чтобы прекратить эти бессмысленные переговоры на мостах? Сколько Сестер нужно наказать прежде, чем они признают мою власть?

Она села, отложив ложку. Эгвейн приподняла крышку супницы и вынула половник из серебряного держателя, готовясь наполнить тарелку. – Да, – продолжила Элайда, – если бы Сестры покорились, Башня не разделилась бы. Вместо того, чтобы бежать, как стая глупых испуганных птиц, мятежницам следовало подчиниться. Если бы все Сестры были послушны, мы давно заполучили бы Возрожденного Дракона и разделались с теми ужасными мужчинами из Чёрной Башни. Как думаешь, Мейдани?

– Я… Покорность, конечно же важна, Элайда.

Элайда покачала головой. Эгвейн в это время наполнила супом ее тарелку.