Башни полуночи

Небо было чёрным. Штормовым. Ему это нравилось, пусть он и ненавидел того, кто был этому причиной.

Ненависть. Она была доказательством того, что он ещё живет, единственная сохранившаяся в нем эмоция. Единственная из возможных.

Всепоглощающая. Возбуждающая. Прекрасная. Согревающая. Неистовая. Ненависть. Чудесно. Это была его собственная буря, дающая ему силы, путеводную цель. Ал’Тор умрет. От его руки. И, возможно, после этого - Темный. Как чудесно…

Тот, кто некогда был Паданом Фейном, прикоснулся к своему красивому кинжалу, ощутив изгибы узоров изящной золотой проволоки, обвивающей рукоять, которую венчал крупный рубин. Он нёс обнаженное оружие в правой руке, просунув клинок между большим и указательным пальцами. Те были порезаны больше дюжины раз.

С кончика кинжала на траву капала кровь. Темно-красные пятна радовали глаз. Красное внизу, чёрное вверху. Идеально. Может, это его ненависть вызвала эту бурю? Должно быть так. Да.

Капли крови отмечали его путь все дальше на север, в Запустение, падая возле пятен тьмы, появившейся на мертвых листьях и стеблях.

Он был безумен. Это хорошо. Когда впускаешь безумие внутрь себя - принимаешь его и упиваешься им, словно солнечным светом, водой или воздухом - оно становится лишь частью тебя. Словно рука или глаз. Ты можешь видеть безумием. Ты можешь держать вещи безумием. Это чудесно. Это дарует свободу.

Наконец-то он был свободен.

Тот, кто некогда был Мордетом, достиг подножья холма, ни разу не оглянувшись на большую багряную массу, оставленную на его вершине. Убивать червей по всем правилам было довольно грязным занятием, но есть вещи, которые нужно делать правильно. Таков порядок вещей.

За ним, поднимаясь с земли, начал стелиться туман. Был ли этот туман его безумием, или то была его ненависть? Он был таким знакомым. Туман обвивался вокруг его лодыжек и лизал ему пятки.

Что-то мельком выглянуло из-за соседнего холма, осмотрелось и нырнуло обратно. Черви умирали шумно. Они всёделали шумно. Стая червей могла уничтожить целый легион. Услышав их, нужно бежать в противоположную сторону - и побыстрее. Но, с другой стороны, было бы полезно отправить разведчиков попробовать определить направление движения стаи, чтобы, продолжив путь, снова не столкнуться с ней где-нибудь еще.

Поэтому тот, кто когда-то был Паданом Фейном, не удивился, увидев, обойдя холм, группу взволнованных троллоков и возглавлявшего их Мурддраала.

Он улыбнулся. «Мои друзья». Давно не виделись.

Их звериным мозгам потребовалось мгновение, чтобы прийти к очевидному, но ошибочному выводу: если по округе слоняется человек, то червей не можетбыть рядом. Они бы почуяли его кровь и явились за ним. Троллокам черви предпочитали людей. Это было логично. Тот, кто некогда был Мордетом, пробовал на вкус и тех, и других, и ничего не мог сказать в пользу троллоков.

Разношёрстная группа троллоков - перья, клювы, когти, зубы, бивни - рванула вперед. Тот, кто когда-то был Фейном стоял неподвижно, туман лизал его босые ноги. Как чудесно! Мурддраал, державшийся в тылу группы, колебался, устремив на него свой безглазый взор. Возможно, он что-то почувствовал. Что-то здесь было очень, очень неправильно. И вместе с тем, конечно, правильно. Одно без другого не возможно. Бессмысленно.

Тот, кто некогда был Мордетом, - скоро ему понадобиться новое имя - широко улыбнулся.

Мурддраал бросился бежать прочь.

Туман ударил.

Стремительно двигаясь, он накатил на троллоков будто щупальца левиафана, обитавшего в Океане Арит. Лоскуты тумана устремились вперед, пронзая грудные клетки троллоков. Один длинный канатовидный отросток хлестнул над их головами, затем расплывчатым пятном рванул вперед и схватил Исчезающего за шею.

Троллоки падали, пронзительно крича и корчась в судорогах. С них клочьями спадала шерсть, а кожа начала закипать, порождая волдыри и пузыри. Когда они лопались, на коже Отродий Тени оставались кратероподобные отметины, словно пузырьки на поверхности слишком быстро охлажденного металла.

Тот, кто некогда был Паданом Фейном, наслаждаясь пиршеством, в восторге открыл рот и, вскинув лицо, устремил взгляд закрытых глаз к бурным черным небесам. Когда все закончилось, он вздохнул, сжав кинжал и разрезав собственную плоть.

Красное внизу, чёрное вверху. Красное и чёрное, красное и чёрное, так много красного и чёрного. Как чудесно.

Он продолжил свой путь через Запустение.

За его спиной на ноги поднимались искажённые троллоки и начинали, пошатываясь, двигаться. Они истекали слюной, взгляд их глаз стал тупым и бессмысленным, но по его желанию они будут действовать с бешеной кровожадностью, превосходящей ту, что ощущали при жизни.

Мурддраала он бросил. Вопреки сказкам тот уже не воскреснет. Таким как он, его теперешнее прикосновение несло мгновенную гибель. А жаль. У него сохранилось несколько гвоздей, которым, в противном случае, он нашёл бы отличное применение.

Быть может, нужно раздобыть какие-нибудь перчатки. Но в таком случае он не сможет резать свою руку. Вот проблема.

Но не важно. Вперед. Пришло время убить ал’Тора.

Его печалило, что охота подходит к концу. Но в ней больше не было смысла. Какая же это охота, если знаешь точно, где будет жертва. Ты просто идешь ей навстречу.

Словно со старым приятелем или с любимым другом, которому ты собираешься выбить глаз, выпустить кишки и сожрать все горстями, запивая его кровью. Именно так должно обращаться с друзьями.

Это честь.

Маленарин Рэй просматривал отчёты о снабжении. Треклятый ставень на окне позади его стола снова с громким стуком распахнулся, пуская внутрь влажный жар Запустенья. Даже прослужив десять лет командиром Башни Хит, он так и не привык к жаре в горах - сырой, удушливой, наполняющей воздух запахом гниения.

Свистящий ветер продолжал греметь деревянным ставнем. Маленарин встал и закрыл створку, а, чтобы она больше не открывалась, обмотал ручку куском бечёвки.

Вернувшись за стол, Маленарин принялся изучать список солдат, прибывших с пополнением. Рядом с каждым именем были указаны их дополнительные навыки - солдатам здесь приходилось занимать по две и более должности. Умение перевязывать раны. Хороший бегун для доставки посланий. Острое зрение для стрельбы из лука. Способность придавать привычному вареву новый вкус. Последним Маленарин всегда уделял особое внимание. Любой повар, способный заставить солдат с охотой поедать свою порцию стряпни, был на вес золота.

Маленарин отложил список в сторону, придавив его служившим для этой цели налитым свинцом троллочьим рогом. Следующим в стопке оказалось письмо от человека по имени Баррига, купца, собиравшегося прибыть в башню со своим караваном поторговать. Маленарин улыбнулся; он был в первую очередь солдатом, но он также носил на груди три серебряных цепи, отмечавших его как магистра торговли. И, хотя большую часть припасов его башня получала напрямую от Королевы, ни одному кандорскому командиру не было отказано в возможности поторговать с купцами.

Если ему повезёт, он напоит этого иноземного торговца прямо за столом переговоров. Многие купцы поплатились годом военной службы за нарушение условий сделки с Маленарином. Год муштры в королевских войсках часто шёл пухлым иностранным купцам на пользу.

Маленарин поместил письмо под троллочий рог. Последний листок в стопке заставил его помедлить. Это было напоминание от управляющего. Приближался день четырнадцатых именин его старшего сына, Кимлина. Как будто он мог об этом забыть! Напоминание было излишним.

Маленарин улыбнулся, придавив записку троллочьим рогом на случай, если ставень вновь распахнётся. Троллока, носившего этот рог, он убил сам. Затем он подошёл к стоящему у стены потрепанному дубовому сундуку и открыл крышку. Среди прочего имущества внутри лежал обёрнутый тканью меч в ухоженных, но выцветших от времени коричневых ножнах, хорошо смазанных маслом. Меч его отца.