Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 18

Пространство

…так что мир и окружающее пространство выглядели зеркалом друг друга — изукрашенные иероглифами и идеограммами, которые могли быть знаками и в то же время могли ими не быть. Известковое отложение на базальте, взметенный ветром гребень на слежавшемся бархане, глазки́ павлиньих перьев (жизнь среди знаков постепенно научила видеть таковые во множестве явлений, существовавших раньше просто так, обозначая лишь свое присутствие, и сделала эти явления знаками самих себя, прибавив их к числу оставленных специально теми, кто хотел оставить знак), полосы, запечатленные огнем на сланцевой породе, четыреста двадцать седьмой — чуть скошенный — желоб на карнизе фронтона мавзолея, череда полосок на телеэкране под влиянием магнитной бури (ряд знаков превращается в ряд знаков знаков, знаков, повторяемых бессчетно, — всегда одних и тех же, но и всякий раз отличных, так как к намеренно оставленному знаку добавлялся появившийся случайно), не вполне прокрашенная ножка буквы Р, пришедшаяся в одном из экземпляров «вечерки» на дефект бумаги, одна из восьмисот тысяч отметин на гудронированной стенке кессона в доках Мельбурна, след неожиданного торможения на асфальте, статистическая кривая, хромосома…

Мы пользуемся глазами, чтобы видеть. Наше поле зрения открывает нам безграничное пространство: нечто более или менее круглое, которое очень скоро прерывается справа и слева и не продолжается ни ниже, ни выше. Скосив глаза, мы можем увидеть кончик нашего носа; поднимая глаза, мы видим, что есть верх; опуская глаза, мы видим, что есть низ; поворачивая голову, сначала в одну, потом в другую сторону, мы даже не можем полностью увидеть то, что нас окружает; приходится поворачиваться всем корпусом, чтобы увидеть все то, что есть позади нас.

Наш взгляд пробегает пространство и дает нам иллюзию рельефа и расстояния. Именно так мы выстраиваем пространство: вот верх и низ, лево и право, впереди и позади, близко и далеко.

Когда ничто не останавливает наш взор, он уносится вдаль. Ничего не встречая, он ничего не видит, он видит лишь то, что его останавливает. Пространство — это то, на что взгляд наталкивается, то, во что он упирается: преграда (кирпичи, угол, точка схода); пространство — это когда образуется угол, когда происходит остановка, когда нужно развернуться, чтобы все продолжилось. В самом же пространстве нет ничего эктоплазматического; у него есть края, оно не разбегается во все стороны, оно делает все, что нужно, для того, чтобы железнодорожные рельсы сходились перед тем, как уйти в бесконечность.

О прямых линиях

Здесь я написал главу о кривых линиях, дабы доказать превосходство прямых…

Прямая линия! стезя, по которой…

— Эта прямая линия — стезя, по которой должны ходить христиане, — говорят богословы.

— Эмблема нравственной прямоты, — говорит Цицерон.

— Наилучшая линия, — говорят сажатели капусты.

— Кратчайшая линия, — говорит Архимед, — которую можно провести между двумя данными точками.

Но автор, подобный мне и многим другим, не геометр; и я уклонился от прямой линии.

Измерения

Полагаю, что, как и всех, меня привлекают нулевые отметки — те оси и точки отсчета, по которым могут быть определены положение и расстояние до любого предмета вселенной:

— экватор,

— Гринвичский меридиан,

— уровень моря

или еще тот круг, на площади перед собором Парижской Богоматери (увы, во время строительства подземной автостоянки он исчез, и никто не задумался о том, чтобы восстановить его на прежнем месте), от которого высчитываются все дорожные расстояния во Франции.

На пути из Туниса в Сфакс мне нравилось проезжать перед указателем (исчез и он), который отмечал, на каком расстоянии находятся Триполи, Бенгази, Александрия и Каир.

Мне нравится знать, что Пьер Франсуа Андре Мешен, родившийся в Лаоне в 1744 году, и Жан Батист Жозеф Деламбр, родившийся в Амьене в 1749 году, отправились из Дюнкерка в Барселону с одной лишь целью выверить длину, которую должен был иметь метр (кажется, Мешен даже ошибся в своих расчетах).

Мне нравится знать, что на полпути между местечками Фрапон и Ла Прель (коммуна Вездэн, департамент Шер) установлена табличка, указывающая на то, что мы находимся точно в центрефранцузской метрополии.

Даже здесь, в этот момент, я не вижу ничего невозможного в том, чтобы определить свое местоположение в градусах, минутах, секундах, десятых и сотых долях секунды: где-то приблизительно у 49-го градуса северной широты, где-то приблизительно на 2°10′14'' восточнее Гринвичского меридиана (или всего лишь в нескольких долях секунды западнее Парижского меридиана) и на несколько десятков метров выше уровня моря.

Недавно я прочел, что в Англии кто-то отправил письмо с адресом, где указал лишь широту и долготу. Конечно, отправитель был если не географом, то, по крайней мере, землемером или кадастровым служащим; правда и то, что получатель жил один в доме, стоящем в стороне от населенных пунктов, и определить его было нетрудно. Итак, письмо дошло. «Postmaster-General», начальник британского ведомства, соответствующего французскому «Почта и Телеграф», опубликовал коммюнике, в котором дал очень высокую оценку своим почтовым служащим, но предупредил, что впредь подобные надписи на конвертах не будут приниматься во внимание. То же самое относительно адресов в стихах: у почтовых служащих хватает дел и без разгадывания всяких загадок; путь, который письмо проходит от пункта отправления до пункта назначения, — вопрос одной лишь индексации; здесь Малларме, Латис и картография могут стать лишь помехой…

Пространство кажется более укрощенным или более безопасным, чем время: мы повсюду встречаем людей с часами и очень редко — людей с компасами. Нам постоянно требуется знать, который час (а кто умеет определять положение солнца по часам?), но мы никогда не задумываемся, где именно находимся. Мы полагаем, что знаем: мы дома, мы на работе, мы в метро, мы на улице.

Разумеется, это очевидно — но что не очевидно? Между тем, время от времени нам следовало бы задумываться о том, гдемы и как далекомы (зашли), определяться не только в своих душевных состояниях, в своем самочувствии, в своих амбициях, верованиях и смыслах жизни, но еще и в своем топографическом расположении, и не только по отношению к упомянутым выше осям, но скорее по отношению к месту или человеку, о котором мы думаем или собираемся думать. Например, когда у Дома Инвалидов мы садимся в автобус, отправляющийся в Орли, представить себе, как человек, которого мы едем встречать в аэропорту, двигается от Гренобля по небесному меридиану, и пока наш автобус с трудом продирается через пробки на авеню дю Мэн, попытаться вообразить, как встречаемый медленно перемещается по карте Франции, пересекает Эн, Сону и Луару, Ньевр и Луаре… Или же, более систематически, вопрошать себя, в одно и то же определенное время дня, где находятся по отношению друг к другу или по отношению к вам ваши друзья: отмечать разницу уровня (те, кто, как вы, живет на втором этаже, те, кто живет на шестом, на двенадцатом и т. д.), определять направление, прослеживать за их перемещением в пространстве.

Когда-то давно, наверняка в одном из маленьких ежедневников (на три месяца), которые книжный магазин «Жибер» дарил в начале учебного года всем, кто приходил обменивать учебники Карпантье-Фиалипа и Ру-Комбалюзье предыдущего класса на учебники Карпантье-Фиалипа и Ру-Комбалюзье следующего класса, я (как, полагаю, и все) вписал свой адрес следующим образом: