Страница 19 из 34
Здесь царило возбужденное оживление. Изготовленная вручную лоскутная авторская аппликация ушла за семьсот долларов, бутылка старого марочного коньяка — за сто восемьдесят. Ежемесячная доставка на дом букетов из диковинных тропических растений стоила полторы тысячи. Старинная фарфоровая кукла в полном наряде, начиная с кружевного чепчика и заканчивая кожаными башмачками, была оценена в две тысячи долларов. Но главным событием аукциона стала поездка на уик-энд в Майами, включающая расходы на дорогу, проживание в роскошных апартаментах пятизвездочного отеля и т. д. В состязание за право на эту поездку включились многие, в том числе отец и мать Дороти, Джек Уолш тоже… Однако все претенденты вынуждены были отступить, когда сумма достигла трех с половиной тысяч долларов. В конце концов поездка досталась кому-то из задних рядов.
— Все равно эти деньги пойдут в фонд общества, — философски заметил Уил Мелфил, успокаивая жену. — Не расстраивайся, Дорина. Тебе вредно сейчас бывать на солнце.
— Уил прав, дорогая, вот когда родишь нам внука, мы с отцом отпустим вас проветриться, хоть на месяц…
Глядя на родителей, которые прожили вместе сорок один год, произвели на свет троих детей и все еще души друг в друге не чаяли, Дороти грустно вздохнула. Появится ли в ее жизни человек, способный на столь же прочную и нежную привязанность, которую органично ощущают дети, растущие в атмосфере настоящей семьи, или она обнаружит однажды, что браки, за редчайшим исключением, превращаются в мучения и кромешный ад? Она молила судьбу, чтобы с ней такого не случилось.
— Тебе тоже хотелось поехать в Майами? — услышала Дороти шепот Джека, склонившегося к ее уху. — Для этого вовсе не обязательно участвовать в аукционе. Если ты согласишься стать моей женой, мы можем провести там наш медовый месяц.
— Джек! — взмолилась Дороти. — Мы же договорились! Не торопи меня, ради Бога!
Сейчас где-то в зале находился человек, одно присутствие которого гипнотизировало даже на расстоянии. Она ощущала взгляд у себя на затылке, отчего приходила в нервное состояние и бледнела.
— Тебе нехорошо?
— Здесь душно, я хочу немного проветриться.
Джек вскочил.
— Пойдем, я провожу тебя.
— Нет, побудь тут, я отлично знаю, где дамская комната.
Дороти стремительно пробралась сквозь толпу и спустилась вниз.
В ярко освещенном зеркале она увидела осунувшееся лицо. Вот дура, выговорила она себе, взрослая, умная женщина, а не владеешь собой, как школьница. Оказалась в постели с мужчиной, а теперь даешь волю своему романтическому воображению… Повзрослей наконец! Очнись! Выброси из головы миражи, порожденные голым сексом, и выйди замуж за человека, с кем будешь жить без тревог и волнений, если не хочешь увязнуть в истории, обещающей больше страданий, чем радостей…
В туалетную комнату вошла пожилая дама.
— С вами все в порядке? — мягко поинтересовалась она, обратив внимание на состояние Дороти, быстро склонившейся к умывальнику.
— Сейчас пройдет. Наверху мне стало душно. Умоюсь и приду в норму.
Дама сочувственно покачала головой.
— Надеюсь, помощи не понадобится?
— Спасибо. Нет конечно, — ответила Дороти, стараясь быть как можно беспечнее. Оставшись одна, она бумажной салфеткой промокнула лицо, затем подкрасила губы, попудрилась, только потом направилась к выходу. И первым, с кем она столкнулась в холле, был Эдди Брасс.
— Что-то ты задержалась, — сказал он. — Я уже начал волноваться, уж не случилось ли чего?
— Ах, как трогательно! — раздраженно отозвалась Дороти, глядя сквозь него, будто тот пустое место, и поднимаясь по лестнице в зал. — Оставь меня в покое.
— И не подумаю, — шутливо возразил он, властно беря ее за локоть. — Мы с тобой еще ни разу не танцевали.
— Так ты хочешь меня пригласить? А если я скажу — нет? — с вызовом бросила она.
— Это вряд ли меня остановит, Дороти…
Брасс не дал ей возможности высвободиться.
Как только они вступили в танцевальный зал, он обхватил ее за талию, повелительно притянул к себе. Она сразу как-то покорно обмякла.
— Так-то лучше, — тихо произнес Эдди. В его объятиях она почувствовала себя пушинкой. Медленный вальс кружил ей голову, близость сильного мужского тела заставляла трепетать. Будь у нее воля, Дороти влепила бы ему пощечину за наглость, с какой он свысока поглядывал на нее, но она не находила в себе сил для подобной решительности.
— Вот это платье, которое на тебе… — шептал Эдди, скользя ладонью от спины к крутой округлости ее бедра, — это шелк?..
Ей было не до того, чтобы понять неуместность, нелепость столь прозаически звучащего вопроса. Какая разница, из чего оно сшито, когда мужская ладонь буквально прожигает его насквозь.
— Оно такое же нежное и гладкое, как твоя кожа. А духи… — Эдди наклонился, вдыхая аромат ее волос, едва тронул губами ухо, отчего она чуть не задохнулась. — Удивительная свежесть!
— Они так и называются… «Свежесть», — невольно улыбнулась она. — Ты угадал.
— Я не угадал лишь одно, — шепнул Эдди, целуя ее в висок. — Для меня загадка, почему ты… тогда сбежала?
— Я уже говорила. — Голос Дороти прозвучал не очень уверенно. — Думаю, мы… совершили глупость…
Дороти не договорила, потому что ее рот накрыли горячие губы Брасса. Она благодарила судьбу — свет в зале был притушен, и вряд ли кто обратил внимание на пару, остановившуюся и замершую на мгновение среди танцующих. Тут без перерыва вальс сменило жгучее аргентинское танго. Теперь Эдди прижался к ней еще сильнее: грудью, бедрами, и она сразу ощутила, как набухла от возбуждения его плоть. Волна желания обдала ее. Она поняла, что все пропало, ей уже не принадлежать себе.
— Я хочу, чтобы мы сегодня поехали ко мне, — жарким шепотом вымолвил он.
— Это невозможно, — вздохнула она. — Так нельзя.
— Мы оба понимаем, что нам это необходимо.
— А как же Хлоя, Джек?.. Здесь все мои… Это нехорошо. Что они подумают?
— Мне плевать, кто и что подумает. Я… хочу тебя.
Почему-то форма столь откровенно выраженного желания не показалась ей грубой или циничной. Она хотела того же, только не решалась сказать вслух.
Танец кончился, вспыхнул верхний свет, и Дороти обнаружила, что мать, отец, брат и сестра — словом, все ее близкие, в том числе и Джек Уолш, находятся почти рядом. И что все они порядком поражены. Очевидно, они с Эдди производили впечатление если не помешанных, то уж немного тронутых — это точно.
Первым пришел в себя Эдди. Он картинно ей поклонился, благодаря за танец, затем повернулся спиной к тем, кто мог бы услышать его слова.
— Ты права, — с сожалением произнес он. — Так действительно поступать нельзя.
Дороти так и не поняла, относилось ли сказанное к невольным свидетелям шокирующей сцены или к ее собственной нерешительности.
Хлоя откинула голову на спинку сиденья автомобиля, искоса наблюдая за Брассом.
— Да-а, Эдди! — протянула она, и хотя тот не мог видеть ее улыбку, он это почувствовал. — Ну и ну! Если бы я не знала тебя столь хорошо, я бы решила, что на этот раз ты попался.
Эдди предпочел сделать вид, будто его внимание сосредоточено на дороге.
— Уже довольно поздно, а смотри, как улицы загружены транспортом, — пробормотал он, но Хлою не так-то легко было обмануть.
— Похоже, попался, а, Эдди?.. Поздравляю! Наконец-то ты влюблен! Обычно ты снисходительно позволяешь любить себя или старательно изображаешь чувства…
— А кто говорит о любви? — резко бросил Эдди. — Глупости. Не выдумывай то, чего нет!
— Ты думаешь, вокруг слепые? Вы с Дороти не сводили глаз друг с друга. Я даже пожалела того мужчину, который был с ней.
— Джека Уолша? — рассмеялся он.
— Не вижу ничего смешного. Подумай хорошенько, прежде чем зайти слишком далеко… То, что для тебе забава, для молодой женщины может обернуться смертельной болью. Постарайся ее не причинять…
— У меня и в мыслях не было.
— Конечно. Ты никогда не влюблялся, поэтому не знаешь.