Страница 32 из 62
И потому его часто скашивают. Его не любят. С ним трудно. Он другой.
Вере показалось, что она нащупала часть ответа. Можно ли убить за такой фильм? Можно ли простить гениальность? М-да… Творение Ветрова-Моцарта она видела, теперь осталось выяснить, кто Сальери. Может, вампир-маньяк тут ни при чем и Ветрова убил кто- то другой?..
Пора было ложиться спать. Она забыла на радостях о своих предсонных тревогах, что ей может присниться очередное убийство. Заснула быстро. Ей приснился Ветров, он держал в руке чашку кофе. Чашка, как в мультфильме, вдруг оживала и… хватала бородатого Пирата за горло. При чем тут горло, ведь он убит кинжалом?.. Черная жидкость из чашки лилась на пол, лужа становилась все больше, больше… Но Вера взмахнула ресницами, и лужа исчезла. Появился блокнот, рука Ветрова принялась рисовать карандашом что-то знакомое…
Она не успела разглядеть, что рисовал художник: погрузилась в тихий, глубокий покой без снов.
12
После завтрака анимационная программа продолжилась в кинотеатре «Кинопалац». Большинство участников туда и направились. О трагедии напоминала лишь траурная креповая лента в петлице Батюка. Вслед за ним черные ленты вдели в свои петлицы остальные аниматоры. В официальных пресс-релизах говорилось: «Фестиваль является смотром лучших работ киношкол мира и режиссеров- аниматоров. Он призван содействовать обмену опытом представителей различных киношкол, поискам новых идей, тенденций и путей развития мировой анимации».
Зрители официальных релизов не читали, но зато они знали, что фестиваль — это очень интересно. Поэтому зал «Кинопалаца» был набит битком.
Лученко сидела в седьмом ряду, в центре. В соседнем кресле девочка все время хихикала, и Вера ловила себя на том, что ей тоже хочется смеяться. На сцене выступал венгерский режиссер и художник Иштван Надь с уникальным сольным номером. Это было совершенно непривычное, невиданное для львовской публики анимационное шоу. В его умелых руках всего два материала — песок и стекло — превращались в маленький театр. С помощью этих нехитрых, простых составляющих он показывал историю сотворения мира. Иштван «рисовал» рукой по песчинкам, рассыпанным по стеклянному полю, и проецировал их изображение на большой экран. Получались настоящие сценки из Ветхого Завета. Когда Надь превратил песок в снег и вылепил из песчинок снеговика, зал взорвался бурным восторгом. Зрители не жалели ладоней.
Затем они посмотрели «Ручей». На Верин вкус фильм был вполне симпатичным. Единственный недостаток — слишком явный упор делался на тему целебных свойств минеральной воды. Впрочем, львовяне, разогретые представлением венгерского режиссера, встретили «Ручей» достаточно тепло. После просмотра на сцену поднялись Мамсуров, Завьялова и молодой режиссер. Под поощрительные аплодисменты вынесли корзину розовых гвоздик. Создатели фильма с чувством раскланялись, и по ним было видно, что они совершенно счастливы.
Вера смотрела на них и думала о странном устройстве человеческой психики, о спасительном ее свойстве — забывать плохое. Недавно был убит Ветров, а спустя некоторое время его коллеги уже радостно улыбаются, принимая цветы от публики… Ей захотелось уйти. Она тихонечко протиснулась мимо веселой девочки и ее мамы, своих соседей по ряду.
Одевшись в фойе, она решила пройтись пешком до гостиницы. Хорошо, что она ушла. Ведь после презентации фильма непременно будет банкет с тостами и обязательными славословиями. А у нее было совсем не то настроение, чтобы праздновать. Вера задумалась. Вновь загрустила, Андрея вспомнила… Вспомнила их любимую с Андреем шутку: «Господи, сделай меня тем, кем я кажусь своей собаке»… Хочется домой, в Киев, к ласковому спаниелю Паю, она по нему соскучилась. Но больше всего по Андрею. Скорей бы уж с ней встретился полковник, знакомый Сердюка! Деятельность — это лекарство от тоски.
Словно услышав ее, позвонил водитель полковника милиции и спросил, куда за ней прислать машину. Вера посмотрела название улицы и сказала. Через пять минут подъехала черная «Волга», ее привезли в городское управление МВД, провели по коридорам в кабинет. На двери она прочитала: «Начальник отдела по расследованию особо тяжких преступлений полковник Бабий О. И.»
В кабинете навстречу ей энергично привстал мужчина лет пятидесяти, плотный, небольшого роста. Он сразу же взял инициативу разговора в свои руки.
—
Федор Афанасьевич очень тепло о вас отзывался. — Он рассматривал Веру с нескрываемым любопытством. Судя по взгляду, фамилия Бабий ему подходила как никакая другая.
—
Орест Иванович, я могу встретиться с Кармен Ветровой? — нетерпеливо встряхнула каштановыми кудрями Лученко.
Бабий очень удивился.
—
О!.. Погодите, Вера Александровна, куда вы торопитесь? — ласково-настойчиво промурлыкал он. — Давайте сперва поговорим о том, как вы собираетесь оказывать услуги правоохранительным органам. Федор Афанасьевич мне так и сказал: «Вера Александровна может оказаться очень полезна следствию»…
—
Вера Алексеевна, — поправила она хозяина кабинета. Решительно сказала: — Вас просили оказывать мне всяческую помощь. Не так ли?
—
Так я ж не против. Кто бы спорил? Но у меня есть законные вопросы, Вера Алексеевна. Прежде чем допустить вас к… э… подследственной.
—
Хорошо, задавайте вопросы, — смирилась Вера с неизбежным, попутно рассматривая кабинет.
Это был на первый взгляд типичный офис старшего офицера, обставленный в соответствии с правилами: казенной мебелью, приличествующей чину. Одну из стен полностью закрывали книжные полки. Там стояла профессиональная литература: принятые Верховной Радой законы, официальные отчеты, законопроекты, справочники, книги по истории, тома по криминологии и судебной медицине. Неожиданной деталью оформления кабинета служили литографии Львова. Выполнены они были, видимо, очень хорошим художником-графиком, поскольку давали ощущение приятного узнавания уголков старого города.
—
Как давно вы знакомы с Ветровой? Где и при каких обстоятельствах встречались с Кармен Рустамовной?
—
Знакома сутки. Встретилась здесь, на фестивале.
—
Ой ли? Зачем же обманывать? Мы ведь все проверим! — погрозил пальцем полковник.
—
Что? — теперь удивилась Лученко. — Так… Всякому терпению приходит конец. — Она поднялась со стула.
—
Вы какая-то чересчур строгая, — сказал Бабий. — Расслабьтесь, сядьте…
—
У меня мало времени, Орест Иванович. А у вас его и того меньше. До конца фестиваля осталось всего три дня. Вам же Сердюк объяснил, что я могу помочь в расследовании?
—
Да. Генерал Сердюк сказал, что вы можете… Но вы ведь психолог, а не сыщик. Так что я сомневаюсь… Вы, наверное, консультируете по проблемам семьи и всяким там фэн-шуй. Теперь это очень популярно. — Он смотрел на нее с ленинским прищуром, очень похожий сейчас на вождя мирового пролетариата своей сверкающей лысинкой и улыбкой всезнайки.
—
Во-первых, фэн-шуй, наука гармонии, которая помогает отыскать и правильно направить положительную энергию в доме, — очень увлекательное занятие. Но не мое. Кстати, не очень-то я верю в такие науки. Есть люди с собственной сильной энергетикой, они преодолевают неблагоприятные обстоятельства, мысли, слабость духа. В доме у таких людей устанавливаются собственные энергетические законы и правила, и если даже что-то не по правилам фэн-шуй, это не влияет отрицательно. Наоборот, все гармонично именно из-за сильной энергетики таких людей. Подозреваю, что придумал фэн-шуй именно такой человек, и годится эта наука только для тех, кто плывет по течению. Кто-то из великих сказал (кажется, Вольтер), что этикет — это ум для тех, у кого его нет. Так и фэн-шуй: по-моему, это наука о правильной энергетике для тех, у кого своей нет…