Грязные деньги

Ее чуть не затошнило. Да, доигралась…

Снова набрала номер, и наконец Чернобаев сказал:

— Надеюсь, у вас хорошие новости.

— Здравствуйте, — с нажимом произнесла Лученко.

— Ну, здравствуйте. И?

— Сергей Тарасович, я расторгаю наш договор.

Пауза, молчание.

— Уточните. — Голос его стал ледяным.

— Я не стану ничего делать, чтобы ваша стройка заработала. Не будет никакого разоблачительного материала и показательного процесса. Доказывать, что люди пострадали от убийц, а не от чертей, — не буду. Открывать строителям глаза, поднимать на смех весь мистический флер — то же самое. Ведь вы этого от меня хотели? Я все точно изложила? Так вот, нет. С этой минуты я на вас не работаю.

— Приезжайте ко мне, обсудим. Такие вопросы по телефону не решаются.

— Не хочу приезжать, мне некогда, я на своей работе. И уже достаточно времени потратила на ваш возмутительный, безнравственный проект.

В трубке послышался скрежет. Зубами, что ли, скрипит?

— Еще никто так со мной не разговаривал…

— Не пугайте!

— Я? Я никого не пугаю, у меня в этом нет необходимости. Так. Сейчас я сам к вам приеду.

— Но…

В трубке послышались короткие гудки.

В дверь постучали, заглянула девушка из регистратуры с ворохом бумаг в руках.

— Вера Алексеевна, Илья Ильич просил зайти. Зайдете? — Она взглянула на Лученко, чуть удивилась и заторопилась. — Я дальше побежала!

Она закрыла дверь, а Вера спохватилась: какое у меня было выражение лица, интересно…

У двери кабинета главврача толпились несколько человек, среди них врачи, все озабоченные. «Наверное, очередной конфликт», — подумала Лученко и вошла. Дружнов сидел за своим столом хмурый и что-то выговаривал двум медсестрам. Однако, увидев Веру Алексеевну, просветлел лицом, сестричек отпустил и сказал:

— Ну, как вы поживаете, моя драгоценнейшая?

— Как всегда. А вам что-то от меня опять нужно, дражайший мой шеф?

— А вот и не угадали! — Он хитро улыбнулся и потер руки. — Наоборот. Ладно, не будем размазывать, а то у меня еще куча дел, и все не такие приятные. Помните племянницу американского магната-вертолетчика? А? Ту самую, которую я вам летом сосватал грешным делом?

— Конечно.

— И что? Вы ею занялись?

— Илья Ильич, будто вы не знаете. Она же у нас лежала. Отвечаю на ваш незаданный вопрос: да, она уже в порядке. Здорова, счастлива, можно за нее только порадоваться. Всем бы так… Короче, повезло на этот раз.

— Повезло? Скромничаете. Вы волшебница, милая Вера Алексеевна, это у нас все знают… Так что, — Дружнов снова потер руки, — я могу напомнить этому Осокорову, акуле капитализма, про его обещания? И потребовать закупки для нас какой-нибудь аппаратуры? В порядке спонсорской помощи.

— Как хотите. Только должна заметить, что Марк Игоревич никакая не акула, вы смотрите, не проколитесь в разговоре с ним. Он сейчас больше известен в мире как меценат, организатор ежегодных фестивалей магии и фэнтези.

— Ну да? Я в этом ничего не смыслю.

— Я тоже, это его племянница Милена просветила. Оказывается, пока мы тут с вами лечим и спасаем, все культурное человечество с ума сходит от праздника, который спонсирует Осокоров. Потому как там и цирк, и фокусы, и страшилки с ужастиками. А? Нелюди, а дети…

— Давно известный факт, люди и есть дети, особенно когда больные.

Они помолчали.

— Так что? — спросила Лученко. — Он приезжает?

— А я вам что, не сказал? — удивился Дружнов и хлопнул себя по лбу. — Совсем голову заморочили. Прилетает, родимый. Наверное, племянницу проведать и проверить, как ее здоровье. Тут я на него и навалюсь, давно хочу новый комплекс наркозно-дыхательной аппаратуры и реанимационных систем… Впрочем, я не то хотел сказать. Он же ваш гонорар везет.

— Неужели? Не забыл, значит, — скептически сказала Вера.

— Не забыл. Так что вы его встретьте в аэропорту, сделайте одолжение.

— Может, лучше племянница?

— Племянница тоже хорошо. Но и вы непременно. Ему приятно будет.

— Я подумаю.

— Ну, Верочка Алексеевна, — протянул главврач, — я же знаю, вы его очаруете, и тогда…

У Лученко в кармане халата завибрировал телефон. В клинике она звук отключала. Глянула на монитор — Чернобаев…

— Простите, потом, — сказала Вера и торопливо вышла из кабинета.

— Я вам дату и время отдельно скажу! — крикнул ей вдогонку Дружнов.

Лученко отошла от кабинета по коридору подальше, поднесла телефон к уху.

— Да?

— Нам надо поговорить.

— Я же вам сказала…

— Выходите из клиники, я в машине, прямо на парковке. За несколько минут у вас там никто не умрет. Жду.

Что ж, придется поговорить, иначе не отстанет…

Она подошла к машине, села на заднее сиденье, посмотрела на водителя. Это был не Тимур, а Василий. По знаку хозяина он вышел наружу и встал сбоку.

— Так в чем дело? — спросил Чернобаев. Он был серьезен и напряжен, никакой игривости, как тогда, в ресторане. — Я вас нанял, а вы меня кидаете? Знаете, что бывает с теми, кто…

— Стоп.

Лученко произнесла это негромко и спокойно, но у олигарха сказанное почему-то отдалось в ушах пушечным выстрелом. И в машине ощутимо понизилась температура, стало холодно.

Сергей Тарасович отодвинулся от докторши.

— Вы… Вы… — растерянно сказал он. — Не надо показывать ваши фокусы, будьте человеком…

— Это чтобы вы немного остыли. Послушайте меня. Я категорически не согласна с тем, что вы затеяли на том перекрестке, напротив театра. Не буду вам сейчас рассказывать всего о безнравственности и хамской наглости этого проекта — боюсь, вы таких слов не знаете. Да, я допустила ошибку, когда соглашалась, но меня оправдывает то, что я не знала конкретики. А теперь знаю.

Чернобаев уже взял себя в руки.

— Вам что, торгово-развлекательный комплекс мешает?

— Да, мешает. У нас их и так на каждом углу. Торгуем и развлекаемся. Вы изуродовали мой родной город…

— Это и мой город.

— Сомневаюсь. Со своим так не поступают. Но, во всяком случае, то, что от него осталось после таких, как вы, — уже и не мое.

— Значит, вы против небоскребов? Здание из стекла и бетона вам уродливо? А вы за границей были когда-нибудь? В Чикаго, Дубае или Нью-Йорке?

— В Нью-Йорке была.

— И чем вам плохи нью-йоркские небоскребы? Весь мир Манхэттеном восхищается! А мое здание будет не хуже. И через двадцать лет, может, их будет целая улица. Киев станет как Манхэттен, будет привлекать туристов!

— Но какой ценой!

— Да, война, противостояние, народ не хочет. А в Нью-Йорке было то же самое, и застройщики, несущие в мир новое и непривычное, — победили. Ничего, привыкнете! Вы ведь как насекомые, ко всему привыкаете. Вам улицы переименовывают, памятники сносят — вы привыкаете.

Вера вздохнула. Бесполезный разговор…

— Вы забыли сказать, что нам кризисы устраивают, дурацкие законы принимают, избивают и сажают, повсеместно закрывают продуктовые магазины и открывают банки. Или бутики, где ни один нормальный человек ничего себе не купит. И мы привыкаем. Да? Вы там у себя, на Олимпе, от количества денег просто больны. Вас лечить надо.

— Ага! Так вы против богатых?! Отлично! Вот куда мы зашли в нашем разговоре. Но мы, богатые люди, нужны, вам без нас не обойтись! Думаете, мы жестоки? Думаете, вы, умные да милосердные, смогли бы управлять страной?! Да вас тут же растерзают свои же. Милосердие и всякая там благотворительность — чушь. В природе их нет, а мы — часть природы. И вообще: где бы вы были, если бы несколько человек в стране вами не управляли? Если бы не сделали все, как надо? Не спорю, имеются издержки, так сказать, жертвы, но без них не бывает. А если бы не мы, люди с деньгами, воцарился бы хаос! Вам кажется, что олигархи — зло, но вы даже не представляете, что бы произошло без нас. Все катастрофы, войны и несчастья вам показались бы мелочью!

— Ну и зачем вы мне это говорите? Да еще с таким пафосом, будто вас на видеокамеру снимают. Хотите сочувствия, что вас никто не понимает? Не дождетесь.