Подозреваемые

— Комиссар, — возразил Скэнлон, — необходимо отработать версию о страховке. Она может привести к какому-то результату, а может и не привести. Что касается гипноза, то использовать его разрешено. И благодаря ему мы узнали, что преступление совершено женщиной.

— А если не женщиной? — подал голос Маккензи. — Тогда все расследование пойдет по ложному пути.

— Я отрабатываю все версии до конца, даже если они ведут в тупик, как было в случае с Эдди Хэмилом.

— Объясните мне свою новую версию, — попросил комиссар Скэнлона. — Вы думаете, что Галлахера могли убить из-за страховки и что сержант Джордж Харрис и миссис Галлахер загримировались и убили ее мужа. Такова ваша главная мысль?

— Да.

— Тогда ответьте мне, лейтенант, — сказал комиссар, — кто и почему убил доктора Циммермана и его жену?

— Не знаю, — ответил Скэнлон, внутренне напрягаясь.

— Допустим на минуту, что я поверил в вашу новую теорию, хотя я сразу заявляю, что не верю в нее. Как вы будете продолжать расследование? — спросил Гомес.

— Если преступник, который убил Галлахера и Йетту Циммерман, и впрямь был женщиной, и если этой женщиной была миссис Галлахер, и если Джордж Харрис был соучастником, тогда мы знаем, где искать необходимые для обвинения улики.

— Слишком много «если», — сказал Гомес.

— Объясните мне, пожалуйста, о каких уликах вы говорите? — обратился Маккензи к Скэнлону.

— Ружье, из которого были убиты Галлахер и Йетта Циммерман, ковбойские сапоги, которые оставили след на крыше «Кингсли-Армс», винтовка, из которой убили доктора и его жену, и грим, которым пользовались, чтобы сделать женщину похожей на мужчину.

— Господи, вы думаете, что они до сих пор хранят все это? Да они избавились от всего сразу после убийства! — заявил Маккензи.

— Не думаю, что у них было время выбросить их. По крайней мере, не все, — возразил Скэнлон. — Они с самого начала были в центре внимания, и не думаю, чтобы они рискнули выбросить улики, боясь, что их застанут за этим делом. Кроме того, Харрис — самоуверенный тип, который считает себя умнее всех. Люди, подобные ему, не могут даже представить себе, что их поймают. Они слишком умны.

Комиссар неуверенно проговорил:

— Неужели человек, который гримируется тщательнейшим образом, может позабыть про часы на руке, которые наверняка сразу выдадут его?

— А почему бы и нет? — ответил Скэнлон. — Такое бывает сплошь и рядом. Пусть они умны, пусть дотошно готовятся к преступлению, все равно какую-нибудь мелочь да и упустят. У миссис Галлахер были длинные рукава, и она, наверное, забыла о часах на руке.

— Зачем тогда убивать Йетту Циммерман? — спросил Маккензи.

— Чтобы создать видимость ограбления и сбить нас со следа, — сказал Скэнлон. — У Галлахера хватало выслуги лет, так что миссис Галлахер все равно получила бы страховку. Но подстроить несчастный случай очень трудно. Самый удобный способ убить полицейского — убрать его при исполнении служебных обязанностей. Помимо всего прочего, это принесет еще и пожертвования. Но куда важнее сбить нас со следа, заставить искать несуществующих преступников.

Воцарилось молчание, все размышляли над словами Скэнлона. Участие сержанта полиции в преднамеренном убийстве собрата-офицера в их глазах было последним предательством.

Герман Германец заерзал на стуле.

— Я постоянно думаю о докторе и его жене: почему убили их?

— Как я уже сказал, не знаю, — ответил Скэнлон. — Но если подумать, есть, как минимум, два объяснения.

— Слушаю, — сказал комиссар Гомес.

— Во-первых, есть вероятность, что Харрис и миссис Галлахер не были до конца знакомы с условиями страховки. Они могли предполагать, что получат ее, только если Галлахер погибнет при исполнении служебных обязанностей. А когда поняли, что все выглядит недостаточно убедительно, решили убить врача и его жену.

— Но каким образом это помогло бы им убедить всех? — недоверчиво спросил Маккензи.

— Их убийство указывает, что Йетта Циммерман была целью первого нападения, и подтверждает, что Галлахер погиб, защищая Йетту, а значит, при исполнении служебных обязанностей.

— А второе объяснение? — спросил комиссар.

— Хотели сбить нас со следа и вынудить закрыть дело потому, что следствие выдохлось.

Маккензи топнул ногой.

— Вы вообще-то понимаете, что говорите?

— Да, понимаю, — ответил Скэнлон.

Огорченный комиссар поднялся, подошел к окну, раздвинул белые жалюзи и выглянул на улицу.

— Когда я пришел на Службу, комиссаром полиции был Стив Кеннеди. Я помню, как его разжаловали в патрульные и послали в мой участок, когда он получил три штрафные карточки за превышение скорости. А посмотрите на Службу сейчас, — посетовал он. — Мы вынуждены принимать на работу болванов, женщин-карликов и людей с уголовным прошлым. — Он ударил ногой по стене. — Неудивительно, что на Службе происходят такие веши. — Гомес тяжело опустился в кресло. — Полагаю, вы намерены распутывать эту новую ниточку?

— Надо думать, — ответил Скэнлон.

— Тогда слушайте меня внимательно, лейтенант. Я не желаю, чтобы вы беспокоили Харриса и миссис Галлахер, пока у вас не будет убедительных доказательств. Гипноза, фоторобота и следов на крыше недостаточно. Я хочу иметь что-нибудь ощутимое, такое, с чем можно пойти в суд. Миссис Галлахер — вдова героя, а Харрис — полицейский, да еще орденоносец. Я понятно выражаюсь?

— Да.

— В таком случае, каков будет ваш следующий ход? — спросил Гомес Скэнлона.

— Я составил список всех городских магазинов, торгующих театральным гримом. Мои детективы проверяют их. Я распорядился, чтобы они показывали фотографии Харриса и миссис Галлахер владельцам магазинов.

— Как вы раздобыли фотографии?

— Харриса — в картотеке полиций, а миссис Галлахер — в журнале.

— Почему театральный грим? — спросил Маккензи.

— Потому, что если преступником была женщина, она наверняка покупала свой камуфляж не в дешевой лавочке для актеров-любителей.

Откинувшись на спинку кресла, комиссар закрыл глаза и потер ладонью лоб.

— Что еще вы сделали?

— Я послал людей проверить владельцев «Лавджой компани».

— Почему? — спросил комиссар, потирая переносицу.

— Мы узнали, что Галлахер регулярно посещал «Санторини-дайнер» в течение нескольких недель. Этот ресторан находится рядом с «Лавджой компани». Галлахер ходил в ресторан во время дежурств. Он имел доступ к продукции компании. Здесь должна быть какая-то связь, и я хочу узнать, какая. Это может и не иметь значения, но может оказаться очень важным, — сказал Скэнлон.

— Что еще? — спросил комиссар, не открывая глаз. Его обманчиво спокойная речь заставила Скэнлона и Германа Германца понимающе переглянуться.

— Я по собственному почину попросил инспектора Шмидта прийти сюда, поскольку Харрис — его подчиненный. Я хочу, чтобы инспектор Шмидт постоянно занимал чем-нибудь Харриса, давал ему глупые задания. Я начинаю расследование, и лучше, если он не будет путаться под ногами.

— Вы думаете, между Харрисом и миссис Галлахер что-то было? — спросил комиссар.

— Не знаю, — ответил Скэнлон. — Но если это так и если она не знала о его романе с Луизой Бардвелл, тогда мы попробуем вбить клин между ними.

— Прежде чем вбивать клинья, принесите мне убедительные доказательства их причастности к преступлению, — сказал Гомес.

— Вы думали о возможности прослушивания их телефонов? — спросил Маккензи.

— Я решил, что лучше этого не делать, — ответил Скэнлон.

— Почему? — удивился комиссар.

— Из-за параграфа 700.50 уголовного законодательства. Когда истекает срок прослушивания, полагается уведомить абонента о том, что оно велось. Следствие может продлиться больше двух месяцев, а я не хочу, чтобы они узнали, что их подозревают.

— Вам понадобятся еще люди, — сказал комиссар. — Я дам вам в помощь несколько человек из особого отдела.

— Если можно, я не буду их брать. Я уверен, что их участие ничем не поможет следствию.