Подозреваемые

— В понедельник утром.

— Джо когда-нибудь рассказывал тебе об увлечении азартными играми?

Харрис изучал свои сапожки.

— Нет, никогда. Просто он знал, как я к этому отношусь.

— Ну и как?

— Дурацкое занятие. В выигрыше остаются только букмекеры и шулера.

Скэнлон решил сменить тему.

— Тебе нравится жить в Стейтен-Айленде?

Пожав плечами, Харрис ответил:

— Все в порядке. Правда, замучаешься ездить по этой крысиной доске каждый день, да и район дорогой.

Скэнлон разозлился, услышав столь презрительный отзыв о мосте через пролив Веррацано. «Истинный городской полицейский, — подумал он. — Джинсы, ковбойские сапожки и длинный язык».

— Джо сильно изменился после того, как его повысили в должности?

— Джо всегда был на виду. Помню, когда мы работали в Семьдесят седьмом, нас вызвал к себе капитан Макклоски и спросил, почему никто не является по нашим повесткам. В те дни полагалось добывать десять нарушителей правил стоянки и пять угонщиков в месяц, а мы не задержали ни одного за целый квартал. Макклоски разозлился, обозвал нас никчемными легавыми. Это Джо — никчемный! Макклоски орал на нас, требуя ответа, где нарушители. Тут в Джо взыграла ирландская кровь, и он накричал на Макклоски. Заявил, что не будет облеплять машины трудяг извещениями о штрафах, равных дневному заработку, когда богатые ублюдки за рекой паркуются и во втором, и в третьем ряду по всему городу, и никому дела нет. Он спросил Макклоски, ездил ли тот когда-нибудь по театральному району или мимо «Уолдорф». Тут Макклоски и вовсе разбушевался, выставил нас вон. Слава Богу, через неделю его перевели куда-то, иначе нам не поздоровилось бы. Судебные повестки были больной мозолью полицейских. Вот почему начальники участков были вынуждены держать их разносчиков. Люди, занятые этим неприятным делом, работали только днем и отдыхали в субботу и воскресенье. Надо было держать высокие показатели.

— Джо был хорошим начальником?

Харрис слабо улыбнулся.

— Когда как. Но это была ответственная работа, и в нем как бы боролись два человека. Он сразу же дал всем понять, что не позволит никому сесть ему на шею. «Делайте всегда, как я говорю», — учил он нас.

Подавшись вперед, Скэнлон произнес:

— Герман Германец сказал мне, что он был никудышным руководителем.

— Лейтенант, ты прекрасно знаешь, что командовать людьми можно по-разному. Джо действительно ненавидел бумажную работу. А вот Герман — прирожденный крючкотвор. Вот почему Джо взял меня под свое начало. Ему нужен был хороший делопроизводитель. К этой стороне работы он относился наплевательски, но в чем-то другом мог быть непреклонным. Например, наркотики. Наш отдел вел всю работу по скупке и уничтожению наркотиков, и тут с Джо были шутки плохи. Джо сам набирал людей в свое подразделение, и, если хорошему работнику надо было отлучиться на денек вне очереди, он разрешал.

— Как ты думаешь, откуда он брал деньги на ставки?

— Не знаю. Я его об этом не спрашивал.

— Я никогда не занимался этой работой. Имею в виду наркотики. Может, расскажешь подробнее, как идет оборот денег.

В голосе Харриса послышались металлические нотки.

— Забудь об этом. Там каждый цент на учете.

— Понимаю. Но все-таки расскажи.

Харрис покачал головой.

— Это делается по-разному. У нас на руках всегда бывает несколько тысяч. Агент берет по паре сотен за раз. Ему приходится давать расписки, а за каждой покупкой следит специальный наблюдатель. Или, по крайней мере, должен следить, но это не всегда удается, потому что торговля иногда идет в подвалах или на крышах. Во всяком случае, покупать наркотики — все равно что приобретать мясо в универсаме. Фунт косяка — столько-то, мешок кокаина — столько-то. Агент не может сказать, что заплатил на понюшку сорок долларов, если на улице она идет за тридцать. Бугры из следственного управления знают цены не хуже нас.

— Вам приходится вести счет на фунты?

— Когда как. Мы имеем право закупать на тридцать тысяч, не больше. Если сумма сделки превышает эту цифру, надо просить разрешение. Если же сделка очень крупная, мы подключаем специальный отдел, а иногда приходится передавать дело в ФБР, потому что суммы слишком велики.

— Часто ли бывают проверки?

— Ежеквартально. Бывают и скрытые выборочные ревизии. Нет, эти деньги никак не уворуешь.

— Способ всегда можно найти. Предприимчивый полицейский что-нибудь придумает. — Скэнлон взял коробку сигар, увидел, что она пуста, и поискал в верхнем ящике стола свой НЗ. Роясь в ящике, он тихо спросил: — Луиза Бардвелл — твоя подружка?

Харрис сделал страшные глаза.

— Не лезь в мою личную жизнь, Скэнлон.

— Лейтенант Скэнлон, сержант. — Он отыскал зеленую с белым коробку под справочником «Правила и процедуры».

— Управлению нет дела по моей личной жизни, — заявил Харрис, хотя, как и любой другой полицейский, знал, что это ложное утверждение.

Скэнлон неторопливо разглядывал сидевшего перед ним человека. Потом встал и подошел к полке с книгами. Открыв стеклянную дверцу, взял с верхней полки «Устав патрульной службы». Положив толстую книгу на ладонь, вытянул руку.

— Сержант, вот библия нашей Службы. Особо обращаю твое внимание на пункт сто четыре дробь один. Шесть убористо исписанных страниц с запретами. Все что угодно, от частных бесед на дежурстве до долгов, которые невозможно выплатить. Не знаю, в какой это главе и каком параграфе, но уверяю тебя, что где-то на этих шести страницах есть приблизительно такое правило: «Если ты женат, не обманывай свою жену с другой».

Он поставил книгу на место, довольный своим маленьким спектаклем и предложением величать себя лейтенантом Скэнлоном. Вероятно, законники правы: малые дозы драматизма согревают душу.

— Эта дама замужем, — неохотно сдался Харрис.

— Да они обе замужем, Джордж.

Замигала лампочка телефонного аппарата, Скэнлон ударил по ней и снял трубку.

Заместитель начальника следственного управления Макаду Маккензи надтреснутым голосом сообщил, что комиссар хочет видеть Скэнлона и Харриса у себя. «И немедленно», — зловеще добавил он.

— Хорошо, — ответил Скэнлон и повесил трубку. Он с тревогой взглянул на Харриса. — Я знаю, что Галлахер спал с двумя бабами одновременно и одна из них — твоя любовница.

Харрис отмахнулся.

— Луиза со странностями. Оргия — ее затея, она это любит. Детей и тех не пожелала иметь, потому что роды растягивают влагалище.

— Она и в задницу дает?

— Куда угодно.

— Как Джо угораздило связаться с ней?

— Сначала Луиза сказала о своей идее мне. Добавила, что у нее для этой цели имеется подружка. Но я ответил, что это занятие не для меня, и предложил обратиться к Джо. Она приняла это на ура.

— Тебя не волновало, что твоя подруга перекинулась на другого?

Харрис устало взмахнул рукой.

— То, что у нее между ног, не изнашивается и не оборудовано счетчиком. До тех пор, пока я могу снять ее, когда захочу, пусть занимается чем хочет и с кем хочет.

«Странная это штука, истинная любовь», — подумал Скэнлон.

— Что ты там говорил насчет ее мужа?

— Они не венчались. Он — психоаналитик, практикует в Манхэттене. Луиза говорит, что он не из тех, кто переживает, и за обедом они обычно обсуждают свои похождения.

— Значит, мужу было известно все о тебе, Джо и оргиях?

— Полагаю, что да.

— Мне необходимо поговорить с ними обоими, — сказал Скэнлон.

— Делай что хочешь, лейтенант. Я на твоей стороне. — Он принялся шлифовать ногти маленькой пилочкой. — Я попросил начальника, чтобы он разрешил мне заняться этим делом. Ты не возражаешь?

— Нет. Но если ты действительно хочешь помочь, сиди тихо. Побольше общайся с полицейскими на твоем участке. Мне нужны уши везде. Я должен узнать, откуда у Джо взялись эти деньги.

— Сделаю, что смогу, но это непросто. Стоит легавому почуять неладное, и он прячется в кокон, как моллюск в раковину.

Глава 6

Приемная комиссара полиции в управлении была окружена стеклянной стеной. Всю ее площадь занимали синие кушетки, низкие белые столы из пластика и трубчатые плевательницы, наполненные песком. В ожидании приема посетители или тихо переговаривались, или сидели уткнувшись в журналы и повторяя про себя доводы, которые выдвинут в разговоре с комиссаром.