Случайные смерти

Лулу улыбнулась Фрэнку, в ее светлых глазах горел, пламенел костер чистой любви. Фрэнк спросил:

– Мы будем пить шампанское?

– Конечно. – Роджер нагнулся, поставил поднос на пол. Развернул золотую фольгу, откупорил бутылку. Сильные руки для человека не первой молодости. Он налил оба бокала доверху и протянул один дочери, другой Фрэнку.

Фрэнк поднял свой. Внимательно посмотрел в глаза Лулу.

– За нас с тобой.

– Да.

Бокалы, встретившись, звякнули, будто разбилась крошечная сосулька.

Фрэнк осушил бокал, поставил его на поднос, протянул руку и ухватил Роджера за бордовый галстук, потянул его медленно, но непреклонно в воду.

Роджер замолотил руками по воздуху, заорал.

Фрэнк сдернул его в воду, повернул лицом вниз, удерживая железной хваткой.

Выждав достаточно долго, Лулу сказала:

– Фрэнк! Это мой папа как-никак. Фрэнк!

– С чем тебя и поздравляю. – Фрэнк досчитал до шестидесяти, перевернул Роджера и приподнял его седую голову над бурлящей водой. Роджер лежал в его руках тихо, не сопротивляясь. В эту минуту он был доволен уже тем, что остался жив.

– Верни мне мой номер.

– Хрен тебе, – слабым голосом ответил Роджер.

– Причем сию же минуту, – сказал Фрэнк. – Пока я живу в этом отеле, я не желаю, чтобы кто-нибудь, кроме меня и твоей прекрасной дочери, спал на нашей кровати. Можешь даже поразмыслить, не опечатать ли его, когда мы уедем. Не устроить ли музей.

Роджер попытался высвободиться, сесть. Фрэнк выпустил его.

– По-твоему, она прекрасная? – спросил Роджер.

– По-твоему, нет?

– Необычная, – сказал Роджер. – Может, интересная…

Фрэнк оттолкнул его:

– Пошел вон. Устроил бардак, теперь наводи порядок.

Роджер выкарабкался из бассейна. Отряхиваясь и истекая водой, побрел прочь. Фрэнк сказал:

– Извини. Вспылил.

– Не извиняйся. Это тебе не идет.

Фрэнк усмехнулся, наклонил голову и вытряс воду из уха.

– Роджер не хочет, чтобы ты связывалась с типом, который живет на чемоданах. Не могу сказать, чтоб я его винил.

– Это не худшее в тебе.

Фрэнк кивнул. Истинная правда.

– Хочешь еще шампанского? – спросил он.

– Нет, спасибо. Я иду в душ.

Из воды поднимались мраморные ступени. Лулу задержалась, поставив ногу на верхнюю ступеньку, оглянулась на него.

Какая поза. Фрэнк порадовался, что не купил черные плавки.

– Сердишься?

– Хлорка губит мою кожу. Если я не сполоснусь, меня обсыплет так, что ты глазам не поверишь. – Она протянула руку. – Пойдем со мной. Не хочу, чтобы папа увидел меня одну и решил, что мы поругались.

Когда они вернулись к себе, горела красная телефонная лампочка – у гостиничной телефонистки для них сообщение. На ковре темнели следы. Фрэнк проверил шкаф. Снова мокрые следы. Чемодан стоял в точности там, где он его оставил, рубашки и серый спортивный пиджак аккуратно повешены заново. Старина Роджер выполнил, что ему велели, даже не позаботившись переодеться.

Лулу скинула купальник, уселась на кровать и набрала номер. Минутку послушала, положила трубку и обернулась к Фрэнку.

– Ньют звонил раз пять. Хочет, чтобы ты перезвонил ему домой.

Фрэнк сказал:

– Ага, ладно.

Лулу вытянулась на постели. Улыбнулась ему и спросила:

– Почему ты на меня так смотришь?

– Вожделение.

– Это твой вожделеющий взгляд?

– У меня их два или три. Этот всегда был самым успешным.

– Неотразимый, да?

– До сих пор.

Лулу улыбнулась.

– Что ж, пожалуй, он и на меня действует. Поди-ка сюда на минутку, Фрэнк.

– А как же хлорка?

– Что-нибудь придумаем.

Позже Фрэнк позвонил. «Домой» у Ньюта могло означать самые разные места, но вернее всего виллу в Лагуна-Бич, поэтому Фрэнк начал с нее.

Ньют снял трубку после третьего гудка. Без всякого предисловия сказал:

– Удивлен, что попал на меня, да? Автоответчик сломался. Новый на подходе, но еще не доехал, что ж делать?

Фрэнк спросил:

– Ты что, снова смотришь фильмы с Джорджем Рафтом?

– Может быть. А что?

– Ты мне звонил, помнишь?

Ньюту пришлось поразмыслить. Фрэнк слышал, как волны бьются о берег. Или это мозг его босса работал на больших оборотах. Ньют был богат, но не особо влиятелен или смышлен. Получил деньги в наследство. Порой это спасение, порой – проклятье. Без них Ньют работал бы где-нибудь на мойке машин, если б повезло.

Ньют сказал:

– Я ожидал, что к этому времени ты уже закончишь. У тебя сложности?

– Ничего серьезного.

Дверь в ванную осталась открытой. Лулу пустила воду. Ньют спросил:

– Что за шум, Фрэнк?

– Дождь идет.

– Посреди лета?

– Слушай, это же Ванкувер. Тут люди, отправляясь загорать, прихватывают две вещи: книжку и зонтик.

Лулу запела. У нее был недурной голос. Ньют спросил:

– Кто-то поет?

– Прямо через улицу, – сказал Фрэнк. – Слушай, у меня четвертаки кончаются, нужно бежать.

– Надолго еще задержишься?

– Где, в будке?

Ньют взревел: «Заткнись!» – прямо в ухо Фрэнку. Послышалось какое-то бурчание, затем звон разбитого стекла. Ньют проорал:

– Слушай меня, Фрэнки! Ты только хохмить и годишься, да и не так у тебя смешно получается, чтобы этим на жизнь заработать! – Ньют неровно дышал в трубку, стараясь взять себя в руки. Наконец он сказал: – Ты надолго собираешься задержаться в Ванкувере?

– Ни в коем случае. Дождь льет с тех пор, как я приехал. Просто потоп. Люди тонут на тротуарах пачками, газеты даже перестали об этом сообщать, – Фрэнк заговорил серьезно. – Еще дня два, может, три.

– Это дорогой отель, Фрэнк. Я проверил. Самый дешевый номер у них – сто двадцать в сутки.

Фрэнк не стал ввязываться в новый спор.

– Счет-то растет, – сказал Ньют.

– Я – профессионал. Чего ты хотел, помнишь? Человека, который выполнит работу чисто и без шума. Черт, я мотаюсь по городу в «форде». Двухдверном. Ни сдвигающейся крыши, ничего. Дай мне передохнуть.

Ньют устало вздохнул, Фрэнк словно ощутил хорошо знакомый ядовитый букет запахов. Застоявшийся дух «Мальборо». Эликсир для рта. Мексиканское пиво. Фрэнк отшатнулся, машинально отдернув трубку.

Ньют сказал:

– Это ты мне дай передохнуть, Фрэнк. Кончай тратить мои потом и кровью заработанные денежки, сделай наконец дело и возвращайся.

Фрэнк сказал:

– Слушай, это не…

Ньют повесил трубку.

Клик.

Вот так, сквалыга и хам.

Фрэнк взял трубку двумя руками и крутанул кулаки в разных направлениях. Ошметки пластмассы ударились в стены и потолок, рикошетом отлетели от окна.

– Как мы позвоним, чтобы сказать, что нам нужен новый телефон? – спросила Лулу с порога ванной.

– Ничего, я сейчас починю или раздобудем новый.

Лулу хихикнула:

– Ты смешной, Фрэнк. Хочешь, сходим в магазин?

– Ага, очень.

– Точно?

– Случится что-нибудь ужасное?

– Может быть.

Он смотрел, как она одевается. Розовая блузка с высоким воротом, длинная, до щиколоток, белая летняя юбка из ткани легкой, пенистой и прозрачной, как шампанское, которое они пили в бассейне. Белые трусики. Никакого лифчика. Она раскрасила лицо, как маску; когда закончила, Фрэнк не знал, что и думать. Это была она и не она; чудно. Она казалась страшно загоревшей, даже обгоревшей. Каким-то карандашом нарисовала себе пару темных бровей. Приклеила темные ресницы, похожие на швабры. Прошлась по губам помадой, которая превратила их в кровоподтек. Она работала медленно и целеустремленно, будто художник, пишущий автопортрет на белом полотне собственного тела. Фрэнк глядел как зачарованный. Она надела зеркальные очки, лиловый парик и розовую соломенную шляпу.

Закончив, обернулась к нему и спросила:

– Как я выгляжу?

– Хорошо, хорошо.

Фрэнк был уверен, что сквозь тонкий шелк блузки различает форму ее грудок. При мысли, что каждый дурак может пялиться, каждый дурак может разглядеть, ему стало не по себе.