Случайные смерти

Сначала он убедился, что телефон-автомат работает, затем пересек улицу и зашел в винный магазин за двадцатипятицентовиками. Продавец сказал, что у него нет лишней мелочи. Ньют злобно зыркнул на него и схватил с полки бутылку «Уайлд тёки Кентаки». На ценнике стояло: девятнадцать долларов восемьдесят пять центов. Он швырнул на прилавок полусотенную бумажку. Продавец отсчитал три десятки, десятицентовик и пятачок сдачи.

Ньют сказал:

– Ладно, я законный покупатель, ты продал, я купил, а теперь давай-ка этих чертовых четвертаков на пятерку, ты, придурок.

Продавец уставился на него.

Ньют сунул ему в лицо десятидолларовую бумажку.

– Давай шевелись, мне нужно позвонить.

Продавец показал на улицу.

– Там банк через три квартала. А может, через пять, или шесть, или восемь, или даже больше. Увидите слева. Или справа. Не заблудитесь. А может, заблудитесь.

Ньют сгреб с прилавка свою десятку и бумажный пакет с «Уайлд тёки». Он держал бутылку низко, за горлышко.

Продавец слегка пригнулся, нашарил под прилавком револьвер и отвел затвор. Он выстрелит прямо сквозь дешевую картонную стенку прилавка. На то, чтобы убрать кровь и осколки, залепить и закрасить дырки, понадобится не более получаса. Полчаса – и словно ничего и не бывало.

Ньют увидел выражение близко посаженных глаз и осознал, что серьезно влип: он сцепился с парнем, который зарабатывал шесть долларов в час, покупал одежду в дешевом универмаге и полагал себя хозяином положения. С чего бы, если только этот хмырь не буйный псих с пушкой? И какова вероятность, сколько может быть буйных психов? В лос-анджелесском винном магазине – сто процентов. Ньют вышел на замешенный на смоге воздух, усмехнулся и сделал непристойный жест.

Продавец вздохнул. Этот тощий ублюдок знал закон. Ну, теперь он попался, полицейские приволокут его в суд. Он снова поставил револьвер на предохранитель, бросил его и схватил ручку.

Черный как черт «порше» Ньютона стоял у телефонной будки. Ньют влез в машину, завелся и выжал сцепление. Машина сорвалась с места. Продавец выскочил на тротуар и записал номер на ладони, потом вошел в телефонную будку и набрал 911.

– По Малхолланд на восток движется черный «порше». С матерчатой крышей. Номерной знак нестандартный, написано «НЬЮТ». Да, так, как я сказал: «НЬЮТ». У придурка крыша поехала, алкаш. Размахивал передо мной пистолетом.

Бесплотный голос спросил его имя и номер.

Продавец был ученый. Быстро повесил трубку.

Глава 7

Уиллоус насыпал зерна в кофемолку, стиснул зубы и нажал на кнопку. Стальные ножи перетерли смесь «Коломбиан» и «Дак Френч» в мельчайший порошок. Он насыпал кофе в фильтр, вставил фильтр в кофеварку и включил ее. Выскочили готовые тосты. Уиллоус слегка смазал маслом оба куска, посыпал их корицей с сахаром, плеснул молоко в кофейную кружку – не придется мыть ложку.

Холостяцкие привычки. Он прихватил завтрак на веранду, устроился в старомодном деревянном шезлонге с парусиновым сиденьем в выцветших желтых, красных и зеленых полосках. Поставил кружку с кофе на подлокотник, а тарелку с тостами на колени. Небо ясное и чистое, солнце висит у горизонта, и еще совсем не жарко, градусов восемнадцать. В это время года, посередке лета, температура днем запросто может подскочить до тридцати пяти. Уиллоус откусил кусок тоста.

Соседский сиамский кот крался по некошеной лужайке. С макушки сливового дерева на него дико верещала сойка, а жирная черная белка, свесив для равновесия пушистый хвост, уверенно семенила по проводам, что тянулись параллельно дорожке.

Соседский пес протрусил мимо, обнюхал основание телефонного столба и проследовал дальше.

Незатейливая деревенская жизнь.

Уиллоус пожалел, что не бредет сейчас по колено в чистой воде где-нибудь в дебрях острова Ванкувер, высматривая радужную форель. Был конец июля, а отпуск у него намечен на последние три недели августа. Только вот порыбачить едва ли придется. Из Торонто приезжают дети, они не виделись с Рождества. Шон любил бывать на природе, но Энни насквозь городской ребенок.

Уиллоус отхлебнул кофе. Белка собралась, одним прыжком одолела расстояние в три фута и скрылась в густой зелени платана.

Семь часов утра, великолепный день, бледно-голубой простор неба омрачен единственным крохотным облачком, да и то скоро растает под солнцем.

Уиллоус доел тост, допил последний глоток кофе и пошел в Кухню налить еще одну кружку. Под входную дверь успели подсунуть газету.

Когда он снова появился на веранде, кот увидел свернутую газету в его руке и пулей умчался восвояси. Уиллоус бросил во двор хлебную корку. Сойка склонила набок блестящую иссиня-черную головку, ринулась вниз, подхватила корку и вновь взмыла на ветку, да так быстро, словно и с места не трогалась.

На первой странице газета печатала статью о смерти местной проститутки – восемнадцатое нераскрытое убийство жрицы любви за последние восемь лет. Другая проститутка, подруга убитой, кажется, полагала, что, если бы жертвами были, скажем, врачи, полиция бы куда усерднее старалась раскрыть преступления.

Может быть, может быть. Но, с другой стороны, врачи не имеют обыкновения прохаживаться по улицам, торгуя своим телом, путаться со склонными к насилию субъектами вроде торговцев наркотиками и сутенеров и с подонками, которым надо платить, чтобы испытать любовь.

Зазвонил телефон.

Уиллоус оставил часы в ванной, но, перегнувшись, разглядел сквозь открытую дверь циферблат на плите. Четверть восьмого. Телефон снова подал голос, резко и настойчиво. Удивительно, как звук звонка меняется в зависимости от времени суток.

Ему пришло в голову, что это его жена Шейла звонит из Торонто, где уже четверть десятого. Он вошел в кухню и снял трубку.

Паркер сказала:

– Джек, у меня шина спустила. Ты можешь подвезти меня?

– У тебя спустила шина, и ты хочешь, чтоб я ее поменял. Если ты это имеешь в виду, не стесняйся, Клер, говори.

– Я не это имею в виду, Джек. Я имею в виду вот что: у меня спустила шина. И запаска тоже.

Уиллоус сказал:

– Я буду примерно через три четверти часа. В самом начале девятого.

– Мне нужно закончить с бумажками. По правде сказать, я надеялась быть на работе пораньше.

– Если ты торопишься, может, лучше вызвать такси?

– Такси влетит мне долларов в десять, Джек, а ты все равно проезжаешь мимо меня.

– В начале девятого, – сказал Уиллоус. – На углу Баррард и Одиннадцатой.

Паркер часто думала, что женщины – детективы, банковские служащие и, может, еще адвокаты – должны делать покупки в одних и тех же магазинах, поскольку весьма ограниченный перечень одежды, приличествующей представительницам этих трех профессий, полностью совпадал.

Сегодня она надела легкий темно-синий поплиновый костюм с широкой юбкой, чтобы при необходимости догонять преступника на полном галопе. Белая блузка. Темно-синие туфли на устойчивых каблуках. Черная сумка. Пистолет, тупорылый «спешиэл» 38-го калибра, она носила в плоской, наподобие раковины, кобуре, укрепленной на поясе.

Паркер сидела у кухонного окна, пила кофе, праздно разглядывая улицу, когда вдруг увидела «олдсмобиль» Уиллоуса в конце квартала, выжидающий, пока схлынет поток машин, чтобы сделать поворот. Она выплеснула остаток кофе в раковину и схватила сумку. Они с Уиллоусом еще и потому так хорошо ладили, что оба всегда спешили; ни та, ни другой не любили ждать.

Уиллоус установил ремни безопасности в своем «олдсмобиле»; Паркер пристегнулась, потом приглушила радио, настроенное на канал новостей.

– Утром мне звонили, – сказала она.

– Кто-то жаждет почистить твои ковры?

Паркер улыбнулась, покачала головой.

– Камин?

– Черри Нго. По крайней мере судя по голосу. Да нет, я уверена, что это был он.

Уиллоус притормозил перед знаком. На Харли-стрит полицейский на мотоцикле проскочил перекресток. Уиллоус проследил за ним взглядом. Чтобы его заставили проехаться на этой зверюге! Он прибавил газу, свернул за мотоциклом. Тот еле тащился. Уиллоус посигналил, переместился в другой ряд и обогнал его. Полицейский и головы не повернул.