Страница 35 из 50
Дубовая дверь в углу настежь распахнута. Он пошел к ней, закрыл с предельной осторожностью, слыша щелчок замка.
Колетта наблюдала за ним.
— Твой отец обладал хорошей фантазией.
— Видно, это погубило семью.
— Может, я помогу составить картину. Макгуайры всегда покровительствовали искусствам, а мое слабое место — поиски забытых причин. — Она вдруг развернулась, схватив его крепче, чем он ожидал. — И одна из них я.
— Колетта…
— Ш-ш-ш…
— Слушай…
— Помнишь тот вечер, когда ты привез мое бальное платье?
— Прекрати, — слабо выдавил он.
— У нас есть последний шанс. — Вместо легкомысленного флирта в тоне проскользнуло отчаяние. — Знаешь, на этот раз может получиться.
— О чем ты?
Она уже прильнула к его губам, проглотив последние слова, слизнув их мягким языком с привкусом можжевельника. Пятясь вместе с ней по комнате, Скотт реагировал бессознательно, будто во сне. Чувствовал, как опытные пальцы исследуют топографию его тела, пробегают по надувному матрасу, сбрасывают бумаги, листы разлетаются во все стороны, со звоном падает стакан, исчезая с солнечного света.
Нехорошо. Не имеет значения. Теперь совсем другая область сознания взяла происходящее под контроль — некий животный элемент, давно наглухо задавленный лекарствами. Колетта уже навалилась, объяла теплом и тяжестью, тело самостоятельно принимало решения, он не мог им управлять, даже если бы захотел, хотя даже и не хотел. Он хотел пригвоздить ее, сокрушить, раздавить, рвануть за волосы, отказавшись от всяких претензий на неопределенность ради одного жестокого, сильного, бескомпромиссного акта. Который уже осуществился. Разделявшие их одежды как бы растворились, сами по себе спали, осталось лишь опьяняющее ритмичное трение разгоряченной плоти. Скотт просунул руку между ее ногами, сразу почувствовал влажность, протиснулся внутрь. Там было тесно и скользко, она его стиснула с немалой силой. Толкнувшись бедрами, он проник до конца.
— Ох, боже… — Колетта обхватила его ногами, вонзила в спину ногти. — Боже мой… Давай, еще глубже… Сделай мне больно…
Пальцы впились в плечи почти нестерпимо. Он прижал ее к полу, толкнулся сильнее, изо всех сил пошел вниз и вверх. Вскоре они оба, голые, задохнувшиеся и вспотевшие, рванулись друг к другу тяжело дыша, и она закричала.
Не ожидая этого, он остановился, но она вцепилась в него еще крепче, источая всем телом жар сверх всякой лихорадки, словно готовая пламенем вспыхнуть в любую минуту. Когда Скотт дошел до кульминации, она лежала на спине, глотая ртом воздух, глядя в потолок. Дом вокруг них молчал, слушал.
— Сожги, — сказала Колетта.
Что сжечь? Дом? Рукопись? Проклятый город?
Когда она это сказала, Скотт находился в смутном забытьи, с остывавшим на груди потом. Почувствовал, как матрас колыхнулся, сел, видя перед собой обнаженную спину Колетты, стучавшей по клавиатуре компьютера. Под молочно-белой кожей четко вырисовывались изящные позвонки.
— По-моему, мы уже много чего сожгли.
Щелк-щелк… Она, не оглянувшись, продолжала прокручивать текст.
— Я говорил с Редом о реконструкции «Бижу». — Скотт встал и начал одеваться. — Оуэн убежден, что ваши люди там что-то нашли.
Щелк-щелк-щелк…
— Не говорил, что именно?
— Останки, — ответил он. — Кости.
Стук клавиш прекратился. Скотт почуял дуновение холода, вихрем пронесшегося от двери в углу, овеяв каждый дюйм его потного тела, которое вдруг стало совсем беззащитным. За холодным потоком последовал жуткий запах, тошнотворно сладкий, как из коробки залежавшихся шоколадных конфет. Волосы на голове и руках встали дыбом. Он внезапно услышал собственное дыхание, вдохи, выдохи, взаимосвязанные с жизнью, способные прекратиться в любую минуту по многочисленным произвольным причинам.
— Я была там во время пожара, — сказала Колетта.
Скотт заморгал слезившимися глазами.
— В «Бижу»?
— Все видела. — Она повернулась, скрестила согнутые в коленях ноги, обхватив их руками, дрожа всем телом. Тоже попала в холодный поток, учуяла зловоние? — Все.
— Что?
— Никогда никому не рассказывала про мать Генри.
— Ты ее знала?
— Это была ничем не приметная местная девушка, мельчайшая пылинка в заднице вечности, а ее мать служила у нас горничной. Они с Оуэном были давно знакомы. И… должно быть… давно умудрялись оставаться наедине.
— Что ты хочешь сказать?
— У нее с твоим братом за много лет до Генри был первый ребенок, мальчик, когда Оуэну было всего шестнадцать.
Скотт открыл рот, не в силах вымолвить ни слова.
— Девчонка сама была несовершеннолетняя. Подозревали опухоль в гипофизе, которая якобы привела к преждевременному созреванию в тринадцать лет, не знаю. Когда он ее обрюхатил, родители увезли дочку и обо всем позаботились.
— Аборт сделали?
— Шел такой слух, но, наверно, она передумала. Через пару лет я в тот вечер увидела ее в кинотеатре с ребенком. Оуэн не видел, пока не побежал по проходу. Там схватил мальчика, но… — Колетта покачала головой, — в спешке споткнулся… малыш выпал из рук… он потерял его из виду в начавшемся пожаре. Бежал и бежал все дальше и дальше.
— И ты это видела? — Объяснение кажется неполным, почти похожим на алиби. — Дружила с той девочкой?
— Шутишь, — хмыкнула Колетта. — Ее мать у нас служила, я считала девчонку куском дерьма, дешевой игрушкой, которую можно сломать и выбросить на помойку. Никто не узнает и даже не огорчится.
— Что стало с ней после пожара?
Колетта опять облизнулась.
— Снова исчезла. Насколько мне известно, объявилась пять лет назад, опять забеременела от Оуэна, родила Генри. После этого ее больше никто не видел. — Колетта тряхнула головой. — Знаешь, что мне особенно запомнилось? Она как бы навсегда осталась в том возрасте, когда он в первый раз ее трахнул. Для своих лет высокая, с нагло выпяченной грудью и бедрами. Помню, переваливалась на ходу вроде голубя. Постоянно носила одно и то же голубое дешевое платье.
Возникшее во внутреннем ухе головокружение распространилось так быстро, что Скотт чуть не потерял сознание.
— Голубое?..
— Угу. Оригинальная форма Армии спасения.
— Как ту девушку звали?
— Ну, хватит трепаться. Давай повторим, — предложила она, дотронувшись до его бедра. — Поехали. На этот раз лучше будет. Спорим, я заставлю тебя завопить.
Он сбросил ее руку, не сводя с нее глаз.
— Как ее звали?
Колетта впервые с начала беседы опустила глаза, поджала под себя ноги, как бы стараясь свернуться в клубок и вообще исчезнуть, почесала некрасивый шрам на запястье, который Скотт заметил при первой же встрече.
— Пожалуйста, не спрашивай, — взмолилась она. — Все испортишь.
— Говори.
— Ты ничего не понял. — Безобразно заплакала, слезы потекли по носу. — Не могу… Если…
— Как ее звали?
Колетта покосилась на компьютер рядом с беспорядочно рассыпавшимися по полу листами бумаги. Жизнь совсем ее покинула. Вот так вот, одним разом.
— Сам знаешь.
— Откуда?
— Ее звали Розмари, — сказала она. — Розмари Карвер.
Глава 37
Оуэн потерял счет выпивке, которой угощал его Ред на четвертом круге. Они приткнулись в углу другого милбернского бара без особой половой дискриминации, где часто подаются сладкие розовые напитки с кусочком ананаса на ободке бокала. В одном конце зала булькал аквариум объемом в двести галлонов, и Оуэн пьяно раздумывал, как себя чувствуешь, когда мир целиком заключается в этой посудине. На дне лежит сундук с сокровищами, да разве золото настоящее?
— Готов повторить? — спросил Ред, стукнув об стол стаканом.
— Мне надо… — «идти» хотел сказать он, но окончание несложной фразы потерялось где-то посередине. Вместо этого Оуэн увидел перед собой новый стаканчик с бурбоном, обычно приятный вид и запах которого вызвал на этот раз легкую тошноту. Бармен наполнил его до краев.