Земля Великого змея

Кортес оглянулся и через головы столпившихся за ним капитанов подозвал одного из аркебузиров. Взял у него из рук ружье и тлеющий фитиль. Морщась от боли в раненой руке, приложился к исцарапанному ложу. Прицелился. Вдавил тлеющую паклю в запальное отверстие. Грянул выстрел. Во все стороны брызнули ошметки разорванного маленькими свинцовыми шариками главного штандарта. Древко постояло некоторое время, затем с треском надломилось, и боевое знамя накрыло собой тело испускающего последний вздох касика. Великая победа свершилась.

Мирослав появился, как всегда, бесшумно. В ответ на вопросительно поднятые брови молодого человека лишь покачал головой:

— Впереди деревня. Тоже вымерла. Вся. Собаки тела растащили по округе. Кто знает, как далеко. Надо к востоку забирать. Там река, через нее зараза пройти не должна.

— Вторую неделю бродим тут, — с досадой сплюнул Ромка, — а все никак выбраться не можем. У меня вон из сапог не только пальцы, пятки торчат. И от птиц этих в пузе звуки неприличные.

— Ладно ныть, — цыкнул Мирослав и тут же остыл: — Прости. И сам я извелся, да иного пути нет. Не по чумным же местам идти.

— Погоди, ты говорил, что оспа это.

— Хрен редьки не слаще. Пойдем, авось вывезет кривая.

Сборы были недолгими, и через пять минут путники уже снова брели, раздвигая усталыми ногами густую траву. За дни, проведенные под сенью тропических деревьев в обществе молчаливого воина, молодому человеку начало казаться, что все, происходившее с ним ранее, было в какой-то другой жизни. Заснеженные улицы Москвы, путешествие на корабле через бурный океан, сеча на реке Табаско — первое сражение, где он по-настоящему рубился с супостатом. Штурм Мешико. Горящие покои дворца Аяшокатля, страшный и кровавый исход из мешикской столицы. Все это происходило с кем-то другим. С героем одного из многочисленных рыцарских романов, которыми заставлены были несколько полок в доме Андрея Тушина. А он так и бродит с рождения меж вековых стволов и колючих кустарников, не находя ни смысла, ни приюта. Погруженный в тяжкие мысли, он чуть не налетел на спину замершего с поднятой ногой воина.

— Тихо ты, — прошелестел голос Мирослава.

— Что там? — одними губами спросил Ромка, склоняя голову поближе к его уху.

— Войско вроде. Ступают тяжко, не по-местно-му. И лошади копытами бьют.

— Лошади? Так свои, значит?! — воскликнул Ромка.

— Погоди радоваться, сначала узнать надо. Вдруг мешики полоненных в столицу ведут?

— Так пойдем скорей!

— Пойдем. Только я вперед, а ты тут останешься. А то начудишь чего по горячности.

Не слушая тихих возражений молодого человека, Мирослав шагнул вперед и словно растворился в тенях, отбрасываемых стволами деревьев. Ромка присел на выпирающий из земли узловатый корень и стал ждать.

Верховный правитель государства Мешико Куаутемок разглядывал нарисованную чернилами карту, на которой охрой были помечены охваченные болезнью области. Тяжкие думы морщили высокий лоб двадцатипятилетнего императора, старя и без того немолодое лицо.

Невиданный дотоле в этих местах мор тянулся вдоль всего побережья, клещами охватывая столицу и почти отрезая мешикской армии путь к Талашкале, где проклятый Кортес нашел себе приют. Были, правда, два узких прохода вдоль рек, где вспышки болезни не отмечались, — и велик был соблазн бросить на Талашкалу все силы, какие удастся собрать, и задавить наконец не только наглых пришельцев, но и вековечный очаг сопротивления и смуты. Но кто поручится, что с момента, когда была нарисована карта, ничего не изменилось и хворь не закупорила проходы? Та зараза сейчас опаснее ошметков армии teules [5]. Уму непостижимо, что всего за несколько дней она сделала с грознейшей и величайшей в стране армией касика Сиуаки. Тяжелые складки раздумья побежали по лицу молодого правителя, складываясь в новые узоры.

Откуда ж взялась эта зараза? Раньше о таком слыхом не слыхивали, значит, скорее всего, ее завезли пришельцы. А что их отличает от моего народа? Невероятная храбрость и доблесть? Куаутемок грустно улыбнулся: таким бы и сам он заразиться не против. Другой цвет волос и кожи? Тоже не то, у многих из народов, подчиненных империи, цвет кожи и волос отличался не меньше. Гнев богов? Но жертв приносится столько, сколько никогда до этого. И часто на жертвенном камне оказываются сами teules, так неужели богам не хватает и этого? Откуда такая ненасытность? И почему молчат жрецы? А может, дело в заклинаниях, наложенных на оружие? Так и мешики убивали пришельцев их же мечами, но с ними ничего такого не случалось. Что же?

Это надо обдумать. Или… Спросить? Ему ведь доложили — вчерашним вечером доставили пленных. Да не каких-то вшивых талашкаланцев, а настоящих teules. Он кликнул одного из многочисленных племянников, исполняющих при нем обязанности секретаря, и велел привести.

Испанцы предстали пред ним тотчас. Помытые и почищенные, для того чтоб не осквернять своим грязным видом и смрадным запахом чувств верховного правителя. Куаутемок натренированным взглядом вельможи определил, кто чего стоит.

Большинство были простыми солдатами. Недалекими, своевольными, упрямыми и опасными. Допрашивать их было так же полезно, как выяснять у стаи ягуаров, зачем они задрали козу. Этих на жертвенный камень. А вон те двое… Один — в летах, словно забыв, что он пленник, с приоткрытым от восхищения ртом разглядывал красоты княжеского дворца. Наверное, какой-то ученый муж. Он может помочь в выведывании сокровенных тайн teules. Второй — с длинными локонами черных волос, острым взглядом и повадками гремучей змеи.

Явно не из бедных, потому пришел сюда не только воевать и грабить. Но и не знакомиться с местными красотами. Наверняка есть и что-то еще.

Противник опасный, видно сразу. Переиграть такого сложно, но если сделать так, чтоб его цели совпадали с нуждами Мешико, то может оказаться очень полезен. С кого начать? Наверное, с того, что попроще. Он знаком велел увести всех пленных, кроме выбранных двоих, и поманил к себе старика.

— Ты понимаешь наш язык?

— Да понимаю, хотя говорю не очень правильно, — ответил тот с противным талашкаланским акцентом.

— Мне нужен человек, который помог бы мне лучше понять пришельцев и, возможно, заключить с ними мир. Ты хочешь этого? — спросил он в лоб, не размениваясь на дипломатические экивоки.

— Я?! Помочь?! Конечно, — расплылся тот в улыбке. Видимо, он уже не раз представлял себе, как входит в его грудь обсидиановый нож и трепещет в руке жреца еще живое сердце. — С радостью!

Конечно с радостью, подумал Куаутемок, таких, как ты, хлебом не корми — дай только кому-нибудь помочь.

— Что ж, хорошо, тогда отдохни пока. Предоставьте ему комнату и поесть, — бросил он не оборачиваясь. Напоминать, чтобы с пленника глаз не спускали, было излишне.

Теперь к самому сложному.

— А ты что скажешь? — обратился он к оставшемуся в одиночестве пленнику.

Толмач из мешиков перевел.

— Скажу? — вместо ответа задал вопрос тот. — А что я могу тебе сказать?

— Как что? — удивился Куаутемок. — Ты вообще… В плену. И если не сможешь убедить меня, то тебя ждет та же судьба, что и твоих бесполезных собратьев.

— Не лукавь, правитель, — улыбнулся в ответ пленник, по-змеиному быстро облизнув губы языком. — Если б ты не разглядел во мне пользы, сразу отправил бы вместе со всеми.

Куаутемок был раздражен, но не ошарашен.

— Эй, — крикнул он, — отдайте этого человека жрецам. Если он такой смелый, пусть поспорит с богами.

Двое охранников подступили к человеку и завернули ему руки за спину, поволокли к двери.

— Подождите! — воскликнул тот. — Стойте!

Куаутемок махнул рукой, приказывая стражникам остановиться. Вопросительно поднял бровь.

— Может быть, я смогу предложить тебе нечто интересное? — проговорил пленный, вновь облизывая губы. Он заметно побледнел, а от былой гордыни не осталось и следа.

5

Божества. Дети богов.