Страница 11 из 71
Гельмут протер маленькие круглые очки углом своей набедренной повязки, снял их и встал передо мной, заложив руки за спину и глядя так, словно он Ганди, попавший в гестапо.
— Я скажу, что тебе нужно делать, — заявил он. — Тебе следует повести своего приятеля к знахарке.
Это было стоящее предложение. Антониту ла Буэну упоминали в разговорах довольно часто, хотя я с ней никогда не встречался. Ее репутация целительницы не подвергалась сомнению в этих краях. Каждый знал кого-то, кто рассказывал, что осла его дяди, ребенка сестры или сифилис соседа вылечила эта старуха, проживавшая в каменном жилище. Сам Хенрик утверждал, будто был спасен ее магической силой. Опухшего и бездыханного, признанного врачом безнадежным, отец привез его глубокой ночью, миновав усеянное валунами ущелье, в дом Антониты ла Буэны. Раньше они никогда у нее не бывали. Антонита встретила их у реки, где заговаривала рыбу. Она сказала отцу Хенрика, чтобы он возвращался с сыном домой, потому что с ребенком все в порядке. Младенец Хенрик действительно оказался здоровым и в подтверждение диагноза старухи вырос прекрасным парнем.
M-да, это на самом деле было стоящее предложение. Может, одновременно она поможет и Луизе.
Я выкурил на пару с Гельмутом закрутку с марихуаной и отправился домой, поглядывая на луну и чувствуя себя достаточно здоровым и уверенным. Панический страх вчерашней ночи остался позади. Я продрался сквозь занавеску, стащил через голову тенниску и приступил к исполнению своего сомнительного долга.
— Приятель, решено, — объявил я. — Мы отведем тебя к знахарке, понимаешь, к une sorciere. [8]
Он еще плотнее закрыл глаза и застонал. Я продвигал свою идею.
— Подожди немного. Я достану кое-какие медикаменты для нашей поездки. — Он запротестовал, когда я взбирался по лестнице в спальню, но протестовал по-французски, и я не обращал на него внимания.
Сердитая Луиза лежала в кровати, широко раскрыв глаза. Она повязала шарфом лицо, надела наушники.
— Этот вонючий мерзавец должен убраться! — крикнула она голосом, который, возможно, считала громким шепотом.
— Он уходит, — согласился я. — Где ты была?
— На улице, — ответила она. — А что?
Я пожал плечами.
— Просто поинтересовался. Я с прошлого вечера не знаю, где ты. Вот и все.
— Вот как? — произнесла она лукаво. — Теперь ты знаешь, где я, не правда ли?
Я устало покачал головой. Было еще слишком рано, чтобы скандалить.
— Не важно, — вздохнул я.
Мой запас наркоты лежал на письменном столе. Упаковка значительно полегчала по сравнению с тем, какой была. Луиза завтракала в постели, но стоило ли на это жаловаться? Я разделил запас на две толстые дорожки и одну тонкую. Две первые предназначались для меня, поэтому я не волновался, спускаясь по лестнице.
— Эта дорожка для тебя здесь, — сказал я Ивану с улыбкой, — а другая ожидает тебя в фургоне.
Он неуклюже подался вперед, занюхал тонкую дорожку и взглянул на меня.
— Все же я не пойду.
Он повторял то же самое или варианты этого весь путь до фургона. Гельмут, Микки, Мамут и я пронесли его на стуле по пустым улицам, как какого-нибудь старого подагрического принца, путешествующего по городским развалинам. Мы уложили Ивана, губы которого напоминали кровоподтек, а лицо приобрело пепельный цвет, на матрас в задней части фургона и покурили по очереди закрутку с марихуаной.
— Кто со мной поедет? — спросил я приятелей, когда они закончили курить.
Они уперлись взглядами в землю и что-то бормотали. Проявил инициативу Мамут.
— Я не поеду, — сказал он, — еще увидимся. — Попрощался и ушел.
Я бросил взгляд на Микки. Он встретил мой взгляд и покачал головой.
— Нет, дружище, — вздохнул он. — Я не из тех, кто крутится вокруг знахарок.
— Сколько знахарок ты знаешь, в таком случае? — спросил я с вызовом.
Его глаза никогда не бегали.
— Многих и многих, — признался он. — Я найду тебя позже. — Он поднял кулак вверх. — Кремень!
Мы наблюдали, как Микки, хромая, пересекал площадь.
— Он сказал «кремень»? — спросил я Гельмута.
Тот устало кивнул:
— Он часто говорит таким образом. Это означает нечто вроде «до свидания» или что-то в этом роде.
Мне понадобилось десять минут, чтобы уговорить Гельмута поехать со мной. Он назначил свидание какой-то женщине и не хотел ее подводить. Однако мы с ним достигли неписаного соглашения, по которому я должен сделать все возможное, чтобы помочь ему организовать свое маленькое дело по торговле наркотиками взамен на его помощь в разных обстоятельствах. Сегодня, сказал я ему, мне нужна небольшая услуга.
Через двадцать минут во время проезда по еще тенистой долине мы вспомнили, что забыли захватить стул.
— Обойдемся без него, — сказал я.
— Каким образом? — поинтересовался Гельмут. — Как мы пронесем его три-четыре километра через ущелье?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Будем нести по очереди или как-нибудь еще. Сделаем носилки из дерева или какого-нибудь хлама. — Я закурил сигарету. — Все, что нужно, — два шеста и одеяло.
Гельмут посмотрел удрученно.
— У нас нет ни того ни другого, — пробормотал он, но его пессимизм и прагматизм не могли испортить мне день.
Стояла прекрасная погода, я ехал под сияющим солнцем, при легком приятном гудении автомобиля и включенном радио, раскинувшаяся передо мной живописная местность пленяла живой красотой. Правда, в задней части фургона лежал француз с гангреной, но не вечно же мне таскаться с ним!
— Ты имел дело, — спросил я у Гельмута, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей, — с этой радиостанцией?
— Ты имеешь в виду ФРА?
— Да, — подтвердил я, — Свободное радио Альберто. Ты имел дело с ней?
Гельмут старался сохранять спокойствие.
— Что ты подразумеваешь под словами «имел дело»?
— Я подразумеваю влияние на вещание этой станции. Кто, например, сейчас поет?
— Группа Münchener Freiheit, — ответил Гельмут.
— Откуда?..
— Из Германии.
— Вот именно. Прошлой ночью она передавала чертовы «Девяносто девять красных аэростатов» и рекламу компании Heckler&Koch. Свободное радио Альберто больше не свободно. Его подчинили немцы.
Гельмут усмехнулся и увеличил громкость.
— Может, мы несем революцию, — предположил он.
Мы остановились у входа в ущелье в час дня или чуть позже. Я готовил носилки, пока Гельмут стучался в двери домов, чтобы ему сказали, куда идти.
— Есть одна дорога по краю долины и другая — по ее середине, — сообщил он по возвращении. Гельмут повернулся к ущелью, его палец указывал на тропу, которая зигзагом вилась вверх по левой стороне и исчезала в сосновой роще. — Вначале эта дорога труднее, затем становится легче. Другая дорога вся трудная.
Я подошел к первому препятствию на дороге в середине долины — к яме глубиной шесть футов прямо на тропе. Затем тропа уходила в обширные заросли колючек и кустов по берегу реки, усеянные валунами размером с «Транзит» и прорезанные крест-накрест козьими тропинками, которые выводили прямо к реке.
— Пойдем верхней дорогой, — решил я.
Гельмут пожал плечами.
Мы нашли доску четыре на два дюйма, она должна была служить сиденьем для инвалида, который лежал на берегу реки в пятнах пены. Мой замысел состоял в том, чтобы посадить его на середину доски, которую подхватили бы с двух сторон Гельмут и я. Но прежде чем мы отошли на десять ярдов от фургона, сырое дерево выскользнуло из моих рук, Иван упал на землю, а порезы на моих пальцах снова стали кровоточить. Иван захныкал тонко и пронзительно.
— Тебе придется нести его, — заключил Гельмут.
Я не хотел брать Ивана на закорки, поскольку тогда пришлось бы держать его за участок ноги, выглядевший особенно отвратительно. Поэтому я посадил его на плечи, как делают пожарные. Единственное, чем приятно удивил меня Иван, был его легкий вес. Когда я шел узкой, пыльной тропинкой к первому повороту, то почувствовал, что смогу донести его наверх не падая и не сбивая дыхание. На полпути ко второму повороту я споткнулся и упал, в бедрах ощущалась резкая боль, в легких разлилась кипящая смола. Взглянул и увидел, что Иван улыбается.
8
Колдунья (фр.).