Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 43



Тайные мысли мышей

После ухода с ректорского поста Чарлза Веста в Институте произошли важные, почти сенсационные изменения. На высший пост впервые избрали женщину, Сьюзен Хокфилд. И не просто женщину, а биолога.

Конечно, президент университета — должность прежде всего административная. Попав на нее, человек вынужден если и не совсем отказаться от продолжения научной карьеры, то по крайней мере надолго ее отложить. Теперь его главная задача — находить деньги. О том, кто сейчас лидирует в списке спонсоров Института, можно судить по последнему дорогостоящему проекту — недавно построенному Стата-центру (архитектор — Фрэнк Гери). Как явствует из названия, главный его «попечитель» — Рэй Стата, выпускник MIT и основатель ряда компаний по производству аналоговой вычислительной техники. А две основные башни этого здания носят имена Билла Гейтса и Александра Дрейфуса, которые также за последние годы вложили в местный бюджет по нескольку десятков миллионов долларов. Последний, кстати, также является выпускником Института и владеет ныне группой компаний «Дрейфус», специализирующейся на производстве электронного кино- и фотооборудования. Понятно, почему ректорами Института традиционно избирались инженеры, физики или в крайнем случае математики — им легче было найти общий язык с теми, от кого зависела судьба этого частного вуза.

Но с наступлением нового столетия новая эпоха началась и в науке. Технология учится подражать живой природе на молекулярном уровне. Даже Дрейфус, по слухам, в последнее время все больше средств вкладывает именно в медико-биологические исследования. Ответом на новые веяния, помимо назначения ректором биолога, стало строительство еще одного суперсовременного здания: Центра исследований мозга и когнитивных наук. Это самая последняя из местных новостроек, сданная в эксплуатацию меньше года назад. «Поход» по нему для нас организовала Служба новостей Института.

«Видите, какое любопытное архитектурное решение? — не без гордости в голосе вещал «выделенный» нам в качестве экскурсовода аспирант Эдвард. — Дом возвышается прямо над железной дорогой, ведущей к корпусам физических лабораторий. Два-три раза в день по ней, прямо под зданием, проходит поезд, однако внутри не ощущается никаких вибраций. А выглянешь — и вдохновишься видом устремляющегося вдаль поезда…»

Здесь оказались сведены воедино три разные и довольно независимые друг от друга организации: собственно Отделение исследований мозга и когнитивных наук, Исследовательский институт мозга имени Макговерна и Институт обучения и памяти имени Пиковера. Объединенные под одной крышей, они, как утверждают идейные вдохновители Центра, смогут соединить и три разные дисциплины: психологию, молекулярную биологию и теорию познания. Просто дух захватывает: неужели и впрямь наконец удастся связать движения души с внутриклеточным обменом веществ?

За двадцать отпущенных нам минут мы смогли осмотреть только крохотную часть этого «сборного организма» — зато какую! Лаборатория директора пиковеровского института нобелевского лауреата Сусуми Тонегавы — признанный форпост в деле «моделирования будущего». Самого Тонегавы мы, правда, не встретили — он выступал с лекциями где-то в противоположном полушарии, но один из основных его помощников, доктор Миллер, любезно показал нам свое «хозяйство», рассказывая попутно об одном из последних открытий, уже наделавшем много шума: оказалось, что крысы видят сны. Мало того, в них некоторые события прокручиваются в замедленном темпе и задом наперед, причем нечто приснившееся таким образом животные запоминают навсегда (эксперименты по созданию сходных ситуаций наяву доказали этот тезис). Практические выводы очевидны: Институт держит в руках ключ к технологии запоминания и уже сделал первый шаг к программированию мозга. Помните, как в школе все мы мечтали о «таблетках памяти»?..

«А фотографировать в вашей лаборатории можно?» — поинтересовался я у доктора Миллера. «О да, снимайте все, что хотите. Кроме крыс…»

Право на прайвеси, представьте, есть даже у них…

От робота — обратно к человеку

Том Грин, профессор Лаборатории вычислительных методов и искусственного интеллекта, говорил тихо и быстро, но на удивление внятно. «Тележки, которые перед вами, — роботы. А вот тут у нас — макет скалы. Надо написать программу таким образом, чтобы робот учился не срываться с утеса. Задача, в сущности, сугубо интеллектуальная, поэтому, как можете заметить, специального оборудования у нас тут немного…» Современная наука, простите за трюизм, все ближе подходит к постижению живого. Два главных занимающих ее сегодня вопроса — можно ли искусственно создать жизнь и можно ли искусственно создать (или хотя бы смоделировать) сознание?



«Вы думаете, что эта комната пуста? Ничего подобного. Мы называем ее «умной». Пройдите сюда», — Грин жестом указал вовнутрь небольшого полутемного чуланчика. И так же негромко, но отчетливо скомандовал: «Свет в правый дальний угол». Откуда-то сверху заструился несильный, но вполне различимый луч. Одновременно по дальней от нас стене побежали строчки программы — компьютер начал переводить слова и движения людей, находящихся внутри комнаты (то есть наши!) в программу, которую сам себе одновременно составлял.

Конструирование разнообразных роботов — одно из главных занятий Института, а упомянутая лаборатория, где этим занимаются, — одна из самых крупных, при ней состоят девяносто три штатных сотрудника, принадлежащих к шести разным факультетам, и еще восемьсот пятьдесят аспирантов. Одно из самых впечатляющих их достижений, относящееся теперь уже к истории техники, — протез руки, управляемый электрическими сигналами от нервного волокна, благодаря чему им можно двигать, не напрягая мышц.

А вот более новое достижение — механическая голова по имени Кисмет. Она умеет корчить смешные рожицы, похожие на детские, говорить, отвечать на вопросы, а самое главное — самостоятельно учиться, перенимая выражения людей, которые инстинктивно начинают с ней общаться почти так же, как они общались бы с малым дитятей. «Мы еще не можем научить компьютер думать. Зато уже заставили его гримасничать, капризничать и не подчиняться приказам».

Знакомство на прощание

…А Пэтти Ричардс все-таки нашла время встретиться с нами — со мной и Лореном Грэхэмом. Она держалась очень приветливо и сокрушалась, что не смогла оказать должной поддержки. Что уж там — дело было уже сделано. И по естественной логике светской беседы мы заговорили о том-о сем. Об Институте, о его людях, о Кембридже...

К тому времени я уже знал, что английские колонисты дали городу это имя лишь после открытия в нем Гарвардского университета. Они надеялись, что когда-нибудь его репутация сравняется с той, которую дал английскому Кембриджу его университет. Раньше же здесь, на бостонской окраине, располагался обычный, ничем не примечательный Ньютаун, каких в Соединенных Штатах сотни.

С тех пор и Институт, и Гарвард действительно прославились на весь мир. Однако в глазах многих местных жителей на «качестве» городской жизни это не отразилось.

В частности, Пэтти Кембридж решительно не нравится. Ей тут скучно. Совсем не то, что в мегаполисах, где она работала раньше: Нью-Йорке и Вашингтоне. Но это «вопрос привычки и приоритетов, — философски заметил Лорен, когда, откланявшись, мы вышли на улицу. — В Вашингтоне ты стоишь ровно столько, сколько у тебя власти. В Нью-Йорке — столько, сколько у тебя денег. А в Кембридже все зависит от того, как много ты знаешь».

Фото Андрея Семашко

Дмитрий Баюк

Охотники страны Осси