Страница 17 из 43
Смена вех
Установить место и дату появления игры в мяч не представляется возможным из-за широчайшей географии и внушительного возраста этого народного развлечения. Однако найдено множество доказательств того, что игрой в мяч еще 4 000 лет назад увлекались в Древнем Китае, а при археологических изысканиях в Египте были найдены изображения играющих (примерно четырехтысячелетней давности) и сами мячи (набитые папирусом, древесиной пальм и обтянутые кожей или тканью). Впрочем, историки и политики как спорили между собой, какая страна является родиной футбола, так и будут спорить. Пожалуй, все же логичнее придерживаться «классической» версии. А она такова: несмотря на то, насколько были близки или далеки от современных правил футбола древнеримский «гарпастум» (игра с мячом), грузинский «дело» или более поздние французский «ла суль» и итальянский «кальчио», именно англичанам мы обязаны современным футболом. И тому есть сразу два объяснения. Название современной игры первый раз документально встречается в указе короля Эдуарда III, где он обращает внимание шерифов на то, что «стрельба из лука заброшена из-за бесполезных и беззаконных игр в футбол». К тому же именно в Англии в 1863 году была образована первая в мире футбольная ассоциация, разработавшая официальные правила игры, повсеместно принятые спустя несколько десятилетий. Александр Колтовой
Академгородок по-американски
Массачусетсский технологический институт давно завоевал репутацию главной «кузницы» инженерных и научно-исследовательских кадров мира. Многие открытия, в последнюю четверть века ставшие неотъемлемой частью нашей жизни, зарождались в стенах этого заведения. Где же, как не здесь, можно «подсмотреть», откуда берутся ключевые технические изобретения и что готовит нам грядущий прогресс?
Первое высшее учебное заведение на территории нынешних США основали в 1636 году британские колонисты. У входа они установили доску с надписью такого содержания: «После того, как Господь невредимыми привел нас в Новую Англию, и мы возвели свои дома, обзавелись необходимой утварью, надлежащим образом обустроили места для восхваления Господа и учредили гражданское управление, главной нашей заботой стало просвещение и обучение потомства, дабы не оказалось неграмотным духовенство в церквях, когда в прах обратятся нынешние наставники». По имени Джона Гарварда, пастора-пуританина, завещавшего университету библиотеку и половину своих земельных владений, он поныне называется Гарвардским и располагается на изначальном месте, близ северного берега реки Чарльз, почти в центре города Кембриджа, штат Массачусетс. Сам населенный пункт, соответственно, получил имя в честь британского «прототипа», где с тем же пиететом относятся к образованию.
А в нескольких километрах к югу от Гарварда, всего через две станции метро, узкой ленточкой вдоль той же реки вытянулся кампус еще одного учебного учреждения — более молодого, но славой своей едва ли не затмившего старшего соседа.
Его официальное английское название — Massachusetts Institute of Technology, что дословно переводится как Массачусетсский технологический институт. Так его обычно по-русски и именуют — солидно, но длинновато. Если же сократить до МТИ, выйдет чересчур похоже на Московский технологический институт. У самих американцев подобных трудностей, естественно, нет — они пользуются удобной аббревиатурой MIT, Эм-ай-ти. Так, наверное, и нам было бы правильно говорить — ведь «проглатывает» же наш язык Би-би-си и НАТО, не превращая их в БТРВК (Британскую телерадиовещательную компанию) или ОСАД (Организацию Североатлантического договора). Но все же Эм-ай-ти, согласитесь, смотрится слишком непривычно, и потому в дальнейшем я стану употреблять слово «Институт», заглавным И выделяя его среди остальных.
Об успехах и международном значении Института можно сочинить множество статей. Для начала ограничусь простым примером: за последние десять лет (1995—2005) его сотрудниками было опубликовано 7 700 статей и книг по физике, на которые другие ученые во всем мире сослались 138 500 раз. Для сравнения: на 29 700 работ по той же тематике, вышедших из-под пера сотрудников РАН, их коллеги сослались всего 126 100 раз, а тот же Гарвард даже не попал в десятку самых цитируемых научных учреждений (хотя в рейтингах по качеству образования он по-прежнему держит верхние позиции). Естественно, что каждый год, по мере приближения выпускных экзаменов в американских школах, тысячи родителей с тоской начинают подумывать о возможных подступах к Институту. Увы, попасть туда архитрудно. И не только абитуриентам…
Святая PRIVACY
«Боюсь, что должна рекомендовать вам пересмотреть ваши планы насчет приезда сюда. Мы не сможем помочь ни с организацией интервью и съемок, ни с жильем на территории Института. У нас не получится выделить вам сопровождающих из числа студентов. Очевидно, вам не стоит тратить время на долгий перелет из России». Так отреагировала на сообщение о нашем визите Пэтти Ричардс, одна из руководительниц местной Службы по связям с общественностью. Как ни странно, она потратила немало красноречия для того, чтобы отговорить редакцию от «опрометчивой» командировки.
Отчасти такую позицию можно понять. Институт — место особое: студентов тут сравнительно немного — всего около пяти тысяч (и примерно столько же аспирантов), но по количеству профессоров и нобелевских лауреатов на каждого из них он занимает одно из первых мест в стране. А нобелевские лауреаты, как известно, люди, утомленные прессой. Интервью давать не любят…
Тем, что поездка все же состоялась, мы обязаны моим добрым знакомым — профессору Лорену Грэхэму и его бывшему аспиранту, а ныне вполне самостоятельному исследователю Славе Геровичу. Благодаря этим людям нам удалось увидеть все, чего не хотели показывать те, кто обязан был бы сделать это по долгу службы. «Вот уж не ожидал от Эм-ай-ти! — сокрушался Лорен. — Эта Пэтти так занята, что у нее не хватает времени даже на тех, кем она занята…» Зато сам он окружил свалившихся как снег на голову журналистов заботой и отвечал на любые, даже довольно щекотливые вопросы. Например, о деньгах: «Учиться тут дорого. Только плата за обучение составляет около 30 000 долларов в год. Но почти никто из студентов сам за себя не платит, — лукаво улыбнулся мой собеседник. — Есть же разнообразные фонды, стипендии, частные благотворители…»
Ушедший с поста ректора (или, как говорят американцы, президента) Института полтора года назад Чарлз Вест постоянно повторял: «При любых обстоятельствах Массачусетсский технологический институт должен оставаться тем местом, где блестящие молодые мужчины и женщины смогут получить сверхкачественное образование независимо от достатка их семей». Однажды он даже затеял довольно шумный скандал с правительством, когда то попыталось было ввести дифференциацию материальной поддержки студентам — в зависимости от их успеваемости. Вест аргументировал свою позицию так: «До тех пор пока студент не получил магистерскую степень, на его успеваемости слишком сильно отражаются недостатки предыдущего, школьного образования».
Местные студенты, как видно, строго блюдут в этой связи свой учебный долг, они давно заслужили у своих коллег за пределами Института репутацию «зубрил». Начальство, в свою очередь, оберегает подопечных, всячески защищая от посторонних их святую «прайвеси». «Вам дозволяется фотографировать в общежитии, но не в комнатах студентов. Да и в общественных местах можно снимать только тогда, когда там никого нет», — строго предупреждали нас с фотографом соответствующие ответственные лица. Впрочем, на деле для полного взаимопонимания с «зубрилами» хватало пары неформальных фраз — и, пожалуйста, снимай все и кого угодно. (Правда, от запечатления студенческих жилых интерьеров мы неожиданно отказались сами. «Им же самим потом стыдно будет за такой кавардак», — неодобрительно высказался Андрей Семашко.)