Страница 17 из 40
Фабрика в Вэйфане выполняет обязательства по американо-китайским соглашениям о торговле текстилем
Коммунистические капиталисты
Однако по порядку. Хотя курс на реформы и был формально заявлен в 1978 году, лишь в 1985-м партия впервые официально признала право негосударственного капитала на существование. Тремя годами позже он был «благословлен» в Конституции КНР как «дополнение к социалистической экономике общественной собственности». В наши дни перед частным сектором открылись новые возможности. В 2004 году в ту же Конституцию включили поправку о неприкосновенности легальной частной собственности, тем самым почти уравняв ее с национальной, которая до тех пор считалась единственно неприкосновенной (правда, последняя осталась в Основном законе еще и «священной»).
Частная собственность в Китае возникла без приватизации государственной, как это произошло в России. На собственные средства предприятия создавали разбогатевшие крестьяне, торговцы, ремесленники, партийные и правительственные чиновники, оставлявшие посты и «пускавшиеся в плавание» по морю бизнеса, не теряя при этом полезных связей с коллегами, оставшимися во власти. Это, в свою очередь, породило коррупцию, которая в Китае вопреки распространенному у нас «завистливому» мнению не намного меньше, чем в России. Не будем забывать, что около трети предпринимателей — члены КПК.
Подавляющее большинство частных фирм в Поднебесной XXI века — мелкие или средние (крупных совсем немного). Ни одну из них не назовешь особенно богатой, но именно благодаря массовости они играют столь важную роль в китайском экономическом чуде. С 1989 по 2003 год число таких «малых да удалых» предприятий выросло с 91 тысячи до трех миллионов — в 33 раза; численность занятых на них работников возросла в 24 раза, а стоимость продукции — в 196 раз.
Частный капитал доминирует в трудоемких отраслях, где создает рабочие места, столь необходимые перенаселенному Срединному государству. На его счету больше 70% китайской пищи и китайской бумаги, больше 80% китайской одежды, обуви, пластмассы и металла, 90% китайских лесоматериалов и мебели и, конечно, основная масса столь заметного во всем мире китайского экспорта: игрушек, кустарных изделий, бытовой техники — всего, чего угодно.
В последнее время частники начинают внедряться и в тяжелую промышленность, и в коммунальное обслуживание, и даже в традиционно идеологическую сферу — киноиндустрию. В одном только 2003 году на деньги независимых инвесторов было снято 96 из 140 фильмов. Именно дальневосточные бизнесмены позволили «красться тигру», «таиться дракону» и демонстрировать чудеса владения мечом «Герою».
Во всем этом нет ничего удивительного, тем более что правительство теперь сознательно проводит курс на сокращение удельного веса госсектора в экономике. Согласно принятому плану в конечном результате государственными должны остаться менее трети крупных предприятий (50 из 190), включая только особенно важные для национальной безопасности и жизнеобеспечения страны. Остальные акционируются, причем с активным привлечением не только местных, но и иностранных инвестиций.
Изнанка чуда: о людях, лопатах, городе и деревне
Экономические достижения и стремительный прорыв на международной арене, о которых идет речь в основной статье, позволили Китаю за последнюю четверть века несколько улучшить жизнь народа и сохранить социальную стабильность. Но в целом социальное развитие Китая существенно уступает его экономическим достижениям. В последнее время все чаще говорят, что социальная справедливость приносится в жертву экономической целесообразности, ведь ни для кого не секрет, что у всякой реформы есть обратная сторона. Одно из самых «уравнительских» в мире обществ стало сегодня, напротив, одним из наиболее контрастных: рост экономики сопровождается быстрым социальным расслоением. Доходы 10% самых богатых китайцев превышают заработки 10% беднейших в 8 раз, 20% семей владеют 60—80% всех финансовых сбережений в стране. Срединное государство близко в этом плане к современной России и, увы, сильно уступает Западу. Есть тому и объективные причины: нелегко обеспечить занятость огромной массы трудоспособных людей — особенно много избыточной рабочей силы в деревне. Для смягчения безработицы правительство стремится развивать трудоемкие отрасли, но тут возникает противоречие: такое использование трудовых ресурсов плохо согласуется с повышением эффективности и конкурентоспособности Китая на мировой арене. Приходится выбирать: либо прогрессивно применять, скажем, экскаваторы, либо заменить их двумя сотнями чернорабочих с лопатами. И дело не в том, что в Китае нет экскаваторов. Есть и много — без этого они не справились бы, скажем, с гигантскими гидротехническими строительными проектами. Дело в том, что неизбежный технический прогресс в промышленном производстве, рост капиталоемких, а не трудоемких производств снижают возможности промышленности, мешает трудоустраивать огромное количество людей, нуждающихся в работе. Посмотрим на цифры. Сейчас увеличение ВВП всего лишь на 1% позволяет трудоустроить только 8 миллионов человек, тогда как в 80-е годы прошлого века работу получили бы втрое больше людей. Чтобы повысить эффективность государственных предприятий, с них увольняют десятки миллионов людей, которые ищут новую работу в частном секторе или организуют индивидуальный бизнес. За последние годы с госпредприятий в статусе «сяган» (эти работники сохраняют определенную связь с родным предприятием и не считаются безработными) уволили 27 миллионов человек, из которых 18 уже нашли новую работу. Но уже в 2004 году из 75 миллионов человек, работавших на госпредприятиях, осталось 40. Засилье традиционного мелкокрестьянского хозяйства приводит к тому, что деревня отстает от города все сильнее. В 1997—2003 годах средние доходы селян увеличивались лишь на 4% в год, в то время как у горожан — на 8%. Вдобавок к этому деревенские жители, в отличие от своих урбанизированных соотечественников, совершенно не охвачены государственным страхованием. Номинальные доходы на душу городского и сельского населения различаются более чем в 3 раза, а с учетом скрытых доходов и социальных льгот для первой категории — в 6 раз. Столь большого разрыва не знает ни одна другая страна мира. Деревня, где сосредоточено две трети населения страны (а это ни много ни мало миллиард человек!), потребляет лишь треть товаров розничной торговли. В рационе питания крестьянина по-прежнему главное место занимает зерно, зато горожане, покупающие его в 3 раза меньше, съедают значительно больше мяса. Те же пороки у здравоохранения и образования. Главной медицинской фигурой на селе по-прежнему остается не имеющий диплома о высшем образовании «босоногий врач». Лишены стационарной помощи деревенские старики. Подавляющее большинство крестьянских детей рождаются не в больнице, а дома и учатся потом только в начальной школе. Соответственно, снижаются шансы этих граждан на дальнейшее квалифицированное трудоустройство в городах, хотя они все равно толпами устремляются туда (около 100 миллионов в год!). Разумеется, там пришлым достается самая черная и грабительски оплачиваемая поденка: даже по официальным (не всегда точным) данным, среднемесячный доход рабочего, выходца из крестьян, в 2002 году составил 466 юаней (60 долларов). Это вдвое меньше, чем получает горожанин, занятый аналогичным трудом, как правило, строительством. В этой сфере «деревенского молодняка» больше всего: архитектурный бум, охвативший Китай в последние годы, можно сказать, его рук дело. Чрезмерно возросшая стоимость образования, здравоохранения, жилья становится непосильной для подавляющего большинства китайцев. Система пенсионного страхования по старости охватывает только 160 миллионов человек — менее половины общего числа горожан, что значительно ниже среднемирового уровня. Еще меньше охват страхованием по болезни — 133 миллиона человек, и по безработице — 105 миллионов человек.