Страница 26 из 40
Профессионалы утверждают, что принципиально демографическая ситуация не изменится, даже если бы удалось существенно снизить уровень смертности. Тем более ничего не изменят бесплодные попытки увеличить рождаемость: тут, как показывает мировой опыт, успехи могут быть только временными и недолговечными. Недавно российские демографы Центра демографии и экологии человека впервые составили долгосрочный — до 2100 года — прогноз численности населения России. Если миграционная политика останется неизменной и поток мигрантов будет медленно сокращаться, то в 2050 году число жителей России с вероятностью 50% будет ниже ста миллионов, а в 2100-м — ниже 70 миллионов человек. Но даже самые оптимистичные прогнозы, с учетом активной миграционной политики, по словам Анатолия Вишневского, «не позволяют надеяться на перелом обстановки». В лучшем случае население удастся стабилизировать примерно на нынешнем уровне. Столь долгосрочные предсказания могут вызывать естественное недоверие. Однако на самом деле прогнозирование в области демографии намного надежнее, чем в метеорологии или в экономике. Дело в том, что демографические процессы происходят очень медленно. Это подтверждается, например, тем, что демографические прогнозы ООН, сделанные еще в 1960—1970-е годы, до сих пор сбываются с хорошей точностью. Мы пока еще не осознали масштабы демографического бедствия, поскольку вплоть до самого последнего времени, несмотря на некоторые колебания, число людей в трудоспособном возрасте росло — шутки медленной перестройки всей половозрастной пирамиды населения. Число потенциальных матерей — женщин, способных рожать,— тоже будет стремительно уменьшаться: к 2050 году оно может упасть вдвое, а к 2100 — втрое. Серьезные демографы знают только один эффективный способ решения демографических проблем: массовый прием иммигрантов. Как заметила Жанна Зайнчковская, выбор стоит сегодня не между «пускать» мигрантов в Россию или «не пускать», а между «пускать» или «жить плохо».
Родные нелегалы
В Россию преимущественно мигрировали люди одного с нами языка, одной культуры (по крайней мере, пока). Среди них много русских. С 1990 по 2005 год в Россию из стран СНГ и Балтии въехало более 8,5 миллиона человек, из которых 65% составляли этнические русские. Но главное даже не в этнической принадлежности мигрантов, а в том, что все они — татары, украинцы, армяне, азербайджанцы — так называемые «русскоязычные», как и все россияне старше 30, учились в советской школе по одним и тем же учебникам, читали те же книги, смотрели те же фильмы и телевизионные передачи. Действительно, мало какой стране мира так повезло с иммигрантами.
«Но, к нашему стыду и сожалению, — говорит Зайнчковская, — мы постоянно создавали для этих мигрантов искусственные трудности: ограничивали регистрацию в городах, посылали их в село, создали проблемы с получением гражданства». Первоначальная демократичность и открытость новой России обернулись приглашением вернуться, обращенным к миллионам советских граждан, неожиданно оказавшимся за границей сразу после распада СССР. Многие, поверив участливым словам и широким предложениям, ринулись «домой», тем более что российскую границу можно было пересекать свободно. Одни бежали от военных действий ( Таджикистан , Азербайджан , Армения , Грузия , Молдова ), другие — от дискриминации по национальному признаку, поскольку превратились в национальное меньшинство, третьи боялись политической нестабильности, кто-то просто ехал в страну, где жизнь побогаче.
Но через некоторое время многие из них обнаружили себя на положении «нелегалов». Они попадали в известный порочный круг: нельзя устроиться на работу, не имея регистрации, нельзя зарегистрироваться (по-старому — прописаться), не имея жилья, нельзя ни купить, ни снять жилье, не имея ни работы, ни регистрации.
Во время последней Всероссийской переписи населения насчитали около 2 миллионов «лишних» граждан, которым по документам и данным статистики взяться было неоткуда. Это и есть те самые «нелегальные мигранты», против которых направлен обличительный пафос политиков-популистов и чиновников от МВД. На самом деле их наверняка намного больше. В печати появляются порой совершено нереальные цифры — до 20 миллионов человек. Однако экспертные оценки находятся в диапазоне 3—4 миллионов.
Сладить с этим потоком попытались привычным способом: обретение права на работу и на гражданство прямо на глазах обрастало запретами и бюрократическими сложностями. Это стало особенно бросаться в глаза после расформирования в 2001 году Федеральной миграционной службы и передачи ее функций милиции, которая и так уже давно и небескорыстно проявляла огромный интерес к мигрантам. Концепция миграционной политики, объявленная МВД в 2002 году, изобиловала запретами и вообще не рассматривала возможностей легализации и натурализации мигрантов.
В самое последнее время власть, оценив размеры демографического провала, задумала облегчить участь нынешних и будущих мигрантов, ограничив запреты, поборы и бюрократические требования. Однако даже в замыслах авторов новых проектов миграционной политики нет другой задачи: сделать страну привлекательной для мигрантов.
Мифы о мигрантах
Негативное отношение к мигрантам в России связано с рядом мифологем, преодолеть которые в общественном сознании оказалось крайне сложно, даже в среде людей, не зараженных бациллой ксенофобии.
«Их слишком много». Последние 20 лет доля иностранных работников в западных странах все время росла и к началу нового века составила: в Германии — 9% общего числа занятых, в Австрии — 10%, в Швейцарии — 18%. В России, по официальной статистике, — менее 0,5%. Правда, по неофициальным оценкам, их доля — 5—7%, примерно, как в Бельгии, Франции и Швеции.
«Они занимают наши рабочие места». Опыт Москвы и западных стран показывает, что иммигранты занимают прежде всего рабочие места, на которые местные идти не желают. Экономисты самой открытой из западных стран, Америки, подсчитали, что за 1975—1995 годы иммиграция увеличила на американском рынке труда предложение неквалифицированной рабочей силы на 21%, а квалифицированной — на 4%. В России работники-мигранты так распределяются по отраслям: сельское и лесное хозяйство и заготовки — 25%, торговля, общественное питание — 20%, промышленность — 12%, строительство — 17%, транспорт — 15%, бытовое обслуживание — 4%. В графе «другое» (7%) спрятаны домработницы, сиделки, проститутки и т. д. Представитель московского правительства С. Смидович признает: «Конечно, без мигрантов в Москве не было бы ни такого размаха строительства, ни столь широкого развития рыночной торговли, да и общественный транспорт без них не смог бы обойтись».
«Они сбивают цены на наш труд». Влияние демпинговых цен труда иммигрантов на зарплату местных на самом деле противоречиво, но всегда ничтожно. Немецкие экономисты утверждают, что увеличение на 1% доли иностранных граждан в общей численности населения Германии чуть-чуть (на 0,6%) поднимает заработную плату. Причем зарплаты высококвалифицированных работников растут больше — на 1,3%. По данным других исследований, влияние дешевого труда мигрантов на зарплату местных работников действительно негативное, но оно колеблется в пределах 0,3—0,8%. Но даже это снижение компенсируется уменьшением цен на товары и услуги.
«Они вывозят деньги из страны». При наших ценах на иммигрантский труд люди, приехавшие к нам, чтобы поддержать свои семьи, высылают домой в среднем сто долларов в месяц. Вряд ли этого достаточно для ощутимой утечки капиталов за рубеж. Зато хватает, чтобы наполовину (41% опрошенных), а то и полностью (23%) обеспечить своих домочадцев (опрашивали только иммигрантов, работающих по найму или занимающихся мелким бизнесом; те, кто сам нанимает работников, конечно, могут выслать домой больше денег).
Готовимся жить хуже?
Между тем на рубеже веков Россия вместе с развитыми странами мира оказалась перед непростой дилеммой: или «закрываться» от мира, потихоньку стареть и сдавать свои экономические, политические и культурные позиции, или принимать все больше мигрантов и через какое-то время оказаться в другой стране, с иной культурой, иным этническим составом населения.