Страница 9 из 40
В 1898 году Елизавета прибыла в Женеву. Она путешествовала инкогнито и без охраны, гуляя по городу в сопровождении двух-трех спутниц, а чаще совсем одна — 60-летняя императрица Австрии с фигурой молодой женщины и лицом, словно бы неподвластным времени. «Жаль, что ее истинный облик не под силу передать ни одному художнику и что есть на свете люди, которые ее никогда не видели», — писала одна из ее современниц. А вот мнение мужчины: «Лучше не смотреть на нее слишком внимательно. Иначе можно не заметить, как сердце начинает охватывать какое-то непонятное томление».
Несмотря на то что, прибыв в Швейцарию, Елизавета сделала все, чтобы не привлекать к себе внимания, укрыться от газетчиков ей так и не удалось. А потому все знали, что под именем графини фон Хоэнэмбз скрывается императрица Австрии. Да и портреты ее печатались во множестве. Во всяком случае, 25-летний безработный Луиджи Лукени, итальянец по происхождению и, как он утверждал, анархист по убеждению, легко выяснил, в каком отеле живет императрица.
На хороший кинжал денег у него не было, и потому на ближайшем развале он купил напильник. Елизавету он подстерег у отеля Бо-Риваж, а после ее выхода по направлению к набережной Мон-Блан отправился вслед за ней. И вдруг на середине пути он, обогнав ее, резко повернулся, как дикая кошка кинулся на оторопевшую женщину, и с чудовищной силой вонзил ей в грудь трехгранный напильник. Затем Лукени сделал попытку убежать, но уже через несколько минут был пойман. Проведенная экспертиза засвидетельствовала, что убийца психически здоров, а его действиями руководило желание отомстить ненавистным аристократам и... прославиться.
С мертвого тела императрицы сняли две вещи, с которыми она не расставалась, — обручальное кольцо, носимое ею не на пальце, а на цепочке под одеждой в виде кулона, и медальон с прядью волос сына. По результатам обследования выяснилось: острие напильника проникло в тело на 85 миллиметров и пронзило сердце. Рана в виде V-образного отверстия была едва заметна, ни единой капли крови из нее не вытекло.
На процессе Лукени спросили, чувствует ли он раскаяние. «Конечно, нет», — ответил он, с удовольствием позируя фотокорреспондентам и посылая в зал воздушные поцелуи. Его приговорили к пожизненному заключению. Он отсидел в тюрьме всего два года, когда его нашли повесившимся на кожаном ремне…
Людмила Третьякова
Генри Форд, король всея Америки
Весной 1934 года автомобильный магнат Генри Форд получил письмо. Автор выражал свое восхищение последней моделью V-8. Подобная корреспонденция приходила мешками, но это послание было особенным, потому что автором его являлся знаменитый Клайд Барроу. За ним и его спутницей Бонни Паркер вот уже два года безуспешно гонялись все полицейские южных штатов. Гангстер благодарил мистера Форда за столь удачный автомобиль и обещал и впредь угонять машины только его марки. Форд поспешил предать письмо Клайда огласке. Он был очень честолюбив. А честолюбие — верный спутник королей.
Весной 1934 года автомобильный магнат Генри Форд получил письмо. Автор выражал свое восхищение последней моделью V-8. Подобная корреспонденция приходила мешками, но это послание было особенным, потому что автором его являлся знаменитый Клайд Барроу. За ним и его спутницей Бонни Паркер вот уже два года безуспешно гонялись все полицейские южных штатов. Гангстер благодарил мистера Форда за столь удачный автомобиль и обещал и впредь угонять машины только его марки. Форд поспешил предать письмо Клайда огласке.Он был очень честолюбив. А честолюбие — верный спутник королей.
Клайд и Бонни сделали Форду грандиозную рекламу. Клайд исправно угонял «форды». Особенно любил он модель «Песчаная пустыня» за отменное качество стальной обшивки. Открытые дверцы становились щитами, из-за которых удобно вести огонь. Даже романтическая гибель бандитской парочки сыграла на руку Форду — Бонни и Клайд были застрелены полицией в автомобиле его марки. Фото изрешеченного пулями коричневого «Форда» появилось во всех газетах Америки.
Когда-то, в далеком 1847 году, отправился через океан в неведомую Америку его дед Джон Форд. У семейства, ютившегося в продуваемой ветрами тесной деревянной каюте, не было на далеком континенте ничего — ни дома, ни земли, ни близких людей. Берега родной Ирландии пропали в тумане. Переселенцы могли рассчитывать отныне лишь на себя. Джон Форд вполне мог подписаться под изречением своего внука Генри: «Не бойся будущего и не относись с почтением к прошлому. Неудачи лишь дают повод начать снова и более умно». Уильям Форд, сын старого Джона, уже твердо, обеими ногами стоял на американской земле. Он был уверенным в завтрашнем дне владельцем большой фермы в штате Мичиган. Родившийся 30 июля 1863 года сын Генри стал его первенцем. С отцовской фермы и начался путь Форда к автомобильному трону. Отец был недоволен им, считая лентяем и неженкой, — сын вел себя как принц, волею судьбы очутившийся на ферме в штате Мичиган. Что сказал бы Джон Форд при виде такого нерадивого потомка? Все, что ему велели, Генри делал с неохотой: кормил кур, доил коров. И тех, и других он ненавидел до самой смерти и терпеть не мог молока. «Уже в ранней юности я думал, что многое можно делать иначе — каким-нибудь другим способом». Например, он, Генри, каждое утро должен взбираться по крутой лестнице, неся ведра с водой. Зачем делать это каждый день, если можно всего-навсего проложить под землей два метра водопроводных труб? Отец точки зрения сына не разделял. Усовершенствования? Они только для лентяев — если ты честно, в полную силу, работаешь, тебе они не понадобятся. Генри больше любил мать, чем отца. Поглощенная заботой о домашнем хозяйстве и своих шести отпрысках, она находила время почитать на ночь книгу своему старшему, поговорить с ним по душам. Мать на всю жизнь осталась для Форда эталоном женщины.
Пройдет немало лет, и новоиспеченный президент «Форд Мотор Ком-пани» прежде всего введет на своем заводе такое правило — женщин на работу нанимать только в крайнем случае. Дело женщины — это дом, семья. Если же принятые в компанию в виде исключения девушки выходили замуж, им сразу отказывали в работе. Во многих отношениях Форд был сыном своих консервативных родителей-протестантов. Однажды он даже ополчился на чарльстон. Это же неприлично — так дрыгать ногами. То ли дело старинные сельские танцы его юности.
От коров — к часам и моторам
Когда сыну исполнилось двенадцать, отец подарил ему карманные часы. Тот не утерпел — поддел отверткой крышку, и его глазам открылось нечто чудесное. Части механизма взаимодействовали между собой, одно колесико двигало другое, каждый винтик здесь был важен. Разобрав и собрав часы, мальчик долго размышлял. Что есть мир, как не один большой механизм? Одно движение порождается другим, все имеет свои рычаги. Чтобы добиться успеха, надо только знать, на какие рычаги нажимать. Механизм — ничто без опытного механика. Он — мертв, если нет того, кто может его запустить, а при необходимости — починить. Генри быстро научился ремонтировать часы и некоторое время даже подрабатывал, объезжая окрестные фермы и беря в починку вставшие хронометры. Вторым потрясением стала встреча с локомобилем. Генри с отцом возвращались на телеге из города, когда им встретилась огромная, окутанная паром самоходная машина. Обогнав телегу и испугав лошадей, дымящее и шипящее чудовище промчалось мимо. В этот момент Генри полжизни бы отдал, чтобы быть там, в кабинке шофера, а не на телеге, которую уныло тащит пара лошадей.
Мэри Форд, мать Генри, умерла, когда сыну только исполнилось 13. Выждав еще четыре года, Форд ночью пешком, никому ничего не сказав, ушел в Детройт: он ни за что не станет фермером, как того хочет отец. В Детройте его, конечно же, никто не ждал, и денег было — кот наплакал. Но тем короли и отличаются от простых смертных, что умеют, когда надо, поставить все на карту.