Унесенные ураганом

Квин шагнул ей за спину и влез прямо в живую изгородь из гибискуса, идущую вдоль стены здания. Там с окна первого этажа свисал на одном гвозде деревянный карниз.

Он поднял кусок дерева, придерживая его в том положении, в каком ему следовало быть.

– Все наличники так разваливаются?

– Некоторые – да, – сокрушенно призналась Ник. – Я стараюсь закрепить те, до которых могу дотянуться. Этот, наверно, просмотрела.

Повернувшись к ней лицом, он сдвинул солнцезащитные очки на лоб.

– Я кое-что понимаю в том, как создавать и сохранять красоту, Николь. Мои предки издавна были строителями и искусными ремесленниками. – Он отпустил карниз болтаться по-прежнему на одном гвозде. – Только я выбрал более выгодную часть строительного бизнеса.

Ну понятно. Деньги, деньги... ничего, кроме денег. Капиталист до мозга костей, или для капиталиста служит. Как она могла понадеяться, что в этой до безобразия твердой груди бьется чувствительное сердце? Способное заботиться об истории, и архитектуре, и культуре?

Капиталист вылез из кустов гибискуса и встал перед ней так близко, что Ник могла чуять аромат мужчины, его телесное тепло. Она не стала отстраняться.

– Вам повезло, мистер Макграт. Надеюсь, вы много заработаете на этой сделке.

К удивлению Николь, он коснулся ее лица. Внутри у нее все напряглось.

– Поэтому я и вернулся сюда.

– Правда? А утром вы говорили, что вернулись, чтобы найти меня.

– И нашел. – Квин неторопливо опустил руку. – А теперь уберите это дурацкое объявление, достаньте мне все бумаженции, которые прошу, и перестаньте смотреть на меня так, будто хотите быть зацелованной до беспамятства. И соблюдайте осторожность, прелесть моя, а то как бы я и впрямь этого не сделал. Если понадоблюсь, я на пляже. Спасибо за экскурсию.

Николь проводила его взглядом. Жгучая истина только что сказанного лишила ее сил.

Черт! Она и впрямь хотела быть зацелованной до беспамятства.

Глава шестая

К вечеру Квин стал беспокоен. Чтобы расслабиться, он занялся деревянным карнизом, стараясь поправить его – просто по привычке и от скуки. Долго плавал в море, поглядывая на опустевшее жилье Николь. Думал, не выехать ли из «Морского ветерка» вообще, как грозился сделать, но что-то – или кто-то – не пускало его.

Он влез в свой «мустанг» и отправился исследовать остров.

На северном конце, где скопление магазинчиков и ресторанов подсказало ему, что он попал в «город», нашелся старый одноэтажный сарай на самом пляже, с хлипкой вывеской, гласившей: «У Бадди». Местечко выглядело стоящим – можно рассчитывать на ледяное пиво и отсутствие всякого туристического присутствия.

Квин уселся у стойки и заказал пиво, которое и получил – с пышной шапкой пены, в стакане с матовым узором.

– Есть креветки в скорлупе, устрицы на раковине, – объявил пожилой бармен, в котором Квин угадал самого Бадди.

– Нет, спасибо, – ответил Квин.

– Где остановились?

– В «Морском ветерке». – Квин сделал большой глоток пива.

Лохматые белые брови приподнялись.

– У малышки Николь, а?

Малышка Николь? Как-то не подходит женщине, своими руками кроющей крышу.

– Да. У малышки. Знаете ее?

– Конечно, знаю, – ответил бармен, вытирая полотенцем стойку. – И ее тетку знаю, и отца, и бабку с дедкой, да и самого старика Уайтейкера видал, мальцом, когда он еще держал «Морской ветерок».

Квин застыл со стаканом в руке.

– Гостиница принадлежала ее деду?

– Прадеду. Он сам ее построил, в тридцатых годах. Можно сказать, он и открыл этот остров для бизнеса. Дед тоже какое-то время держал «Морской ветерок», но потом продал, где-то в шестидесятых, по-моему. Тогда Фредди и Фрэнк еще ходили в школу.

– Фредди и Фрэнк?

– Тетка Николь, Фредди Уайтейкер, и ее отец. Он Фрэнк.

Квин и не подозревал, что старая гостиница – фамильное достояние.

– А что было потом?

– Дом переходил из рук в руки несколько раз, кажется, но всегда оставался вроде как центром того конца. Фредди даже успела поработать там, это еще когда она не открыла свое выпендрежное ателье. А Фрэнк уехал в Чикаго, ну и... – Бармен пожал плечами.

– И что? – Ни с того ни с сего Квину стало далеко не безразлично, что произошло с Фрэнком Уайтейкером, отцом Николь.

– Ну, грустная история это была. Его вместе с женой убило в страшной аварии на обледеневшей дороге. Николь еще была клопом. Девять, не то всего восемь лет. Тогда она и приехала на остров. Фредди иногда приводила сиротку сюда. Тощая, одни глаза, как блюдца. И перепуганная дальше некуда.

Что-то случилось с сердцем Квина при мысли об осиротевшей девочке, живущей с родственницей, носящей неподходящее имя Фредди.

Его собеседник покачал головой.

– Не диво, что она купила старое заведение. А после...

– Что?

– Так страховая компания же ее поимела в прошлом году, после урагана. Да вы сами живете в «Ветерке», гляньте там на все. Бедняга наверняка его потеряет. – Он неожиданно улыбнулся. – Но она умница, вся в отца. И хороша, не хуже тетки. Как-нибудь устроится. И все на острове ее любят. Жаль только, что эти толстосумы-застройщики выжили большую часть старожилов. Мало что осталось от города, чтобы поддержать ее. Я-то держусь за свою будку, но предложения делаются очень уж заманчивые, прямо признаюсь.

Пиво вдруг показалось горьким. Квин со стуком поставил стакан на стойку.

Старик тихонько засмеялся.

– Извини уж, сынок, что надоедаю этой стариной. Обрадовался, что у нее появились клиенты.

Квин бросил на стойку пятидолларовую бумажку и неожиданно для себя самого потянулся, чтобы пожать бармену руку.

– Приятно было поговорить, – сказал он, получив в ответ крепкое рукопожатие и искреннюю улыбку. – Уже почти семь. У меня свидание.

Николь вздрогнула и проснулась. То ли послышался шум, то ли ее разбудила мигрень – та самая, что заставила ее лечь в постель в четыре пополудни. Свет, проникавший сквозь жалюзи, был лилово-синим, значит, солнце уже некоторое время как зашло.

Три четких удара в дверь заставили ее ахнуть от неожиданности.

– Николь? Вы дома?

Мак. Николь рывком села и растерянно поморгала. Что ему здесь надо? Она покосилась на электронный циферблат у кровати. Ровно семь.

О господи! Неужели он пришел на то самое свидание?

Николь задумалась. Весь ее домик тонет в темноте, не горит ни одна лампа. Если не производить ни звука, ему придется уйти ни с чем. Прекрасно. Хоть всю ночь просидит тихо как мышка, но не встретится с Квином Макгратом лицом к лицу.

Подобрав ноги к животу, медленно, чтобы не прошуршало, Ник подтянула простыню под подбородок, стараясь не вспоминать, с каким удовольствием этим самым утром думала о предстоящем свидании.

Прогулка по пляжу и долгая любовь...

Ушел, хорошо. Она победила. Но придется поддерживать затемнение всю ночь. Он может увидеть ее окна из своего номера.

Николь выскользнула из постели и вгляделась в темноту. В животе заурчало, напоминая, что весь ее день нынче прошел без еды.

С затаенным дыханием, остерегаясь произвести малейший звук, Ник схватила первое, что валялось сверху в корзине для грязного белья, – синюю блузку на лямочках, которую она носила вчера. Мак. Его руки на этой самой блузке... Николь стало грустно, даже как будто заболело внутри. Но все равно она натянула через голову скудный клочок шелка.

Нужно найти что-нибудь поесть.

На ощупь пробравшись в открытую кухню, Ник чуть-чуть приоткрыла холодильник и заглянула внутрь. Три бутылки «Короны» – это с позапрошлой недели, тогда Салли с братом навестили ее. Молоко вчерашнее. Салат что-то побурел. От одной мысли о твороге тошнит.

Николь с отвращением захлопнула дверцу и переключилась на морозильник.

Мороженое. Она вытащила полулитровый картонный стакан, подцепила ногтем крышку и поднесла добычу к слабой внутренней лампочке для пристального рассмотрения. Инея нет, и почти полон.