Страница 4 из 9
Вместо кавалеров, Гейдж предпочла смотреть на одинокий кусочек ветчины, оставшийся на тарелке. Последний рывок, и можно уйти в свою комнату. Хотя, мысленно она будет рядом с графом, будет шутить и слышать его смех, будет говорить то, что хочет, а не то, что принято…
Ее рука нащупала в кармашке орехи.
Нет, это смешно. Так не бывает.
Она достала один орешек и по возможности незаметно бросила в рот. Хруст был таким, что мог разрушить стены Тауэра. Видимо, Артур довольно долго хранил подарок.
К ней обратились сразу несколько лиц. Выражая целый спектр разных эмоций: удивление, замешательство, настороженность. Даже виконт Хэнскрафт оторвался от созерцания оконной рамы.
– Дорогая, что это было? – воскликнула леди Карлейн. – Мало похоже на ветчину.
– Ветчина пока осталась, – вмешался наблюдательный лорд Стерлинг.
– Что было на тарелке? – не унималась виконтесса. – Господи, у тебя лицо перекосило!
Гейдж пыталась справиться со смущением от чрезмерного внимания и отвращением от горьковато-сладкого вкуса миндаля. Щеки горели, и в первом сражении она потерпела фиаско, зато удалось разжевать орешек и понять причину хруста.
Определенно, орешек очень древний, и, определенно, не так хорошо очищен, как показалось на первый взгляд. Свидетельством тому служила половинка скорлупы за щекой.
Вот ее истинное «Я». Скорлупа.
Гейдж прикрыла рот салфеткой и избавилась от остатка ореха.
Сделав несколько глотков кофе, она решилась поднять глаза. Лорд Сейвудж смотрел насмешливо, леди Карлейн – взволнованно, лорд Стерлинг – испуганно. Бедняга вспоминал все составляющие ее скромного завтрака и считал себя виновным. Лицо мисс Далтон, как и положено настоящей леди, не выражало ничего.
– Дорогая, – леди Карлейн не понимала, что ставит дочь в невыгодное положение перед предполагаемыми женихами, – ты в порядке?
Гейдж кивнула. Слава Богу, никто не настаивал на том, чтобы развернуть салфетку.
Где та уверенность, о которой говорил брат? Где скрытое "Я", которое обещало проявиться? Если бы рассказ об орешках был правдой, она не сидела, склонив голову и прячась от недоуменных взглядов.
Вот ее истинное «Я». Скорлупа.
– Думаю, вы можете вернуться к завтраку.
Леди Карлейн замерла с открытым ртом, лицо мисс Далтон дрогнуло, виконт Хэнскрафт окончательно утратил интерес к окну, лорд Стерлинг поперхнулся. Гейдж встретилась взглядом с лордом Сейвуджем.
Это она… Господи, это только что сказала она сама! Скорлупа треснула?
Гейдж поднялась, чувствуя себя так, будто сейчас свалится в обморок. Замечательное будет зрелище: необъятная тушка падает посреди столовой, от чего комната словно мельчает в размерах, и гости вынуждены тесниться друг к другу. Другое дело, если спланировать падение на руки лорду Сейвуджу и запутаться в его объятьях. Мечты…
Гейдж уже была в дверях, когда леди Карлейн пришла в себя и спросила:
– Дорогая, а как же десерт?
– Полагаю, мисс Карлейн сполна им насладилась, – заметил граф.
У нее не было сил спорить. Более того, она просто не умела этого делать. Равно как и грубить кому бы то ни было. Ну, или думала, что не умела…
Гейдж сделала вид, что не расслышала и покинула столовую. Она чувствовала себя голодной, растерянной и несчастной, и не верила, что сказала вслух то, о чем думала, да еще в такой резкой форме. Нет, мисс Карлейн могла прошептать: "Прошу вас не беспокоиться…" или " Приношу свои извинения…", или " О, Боже, какой ужас!". Мисс Карлейн могла упасть в обморок или сбежать, но не окинуть собравшихся взглядом и демонстративно спокойно удалиться. Кстати, на голодный желудок. Хорошо, что отказалась стать женой Стерлинга – по всему видать: редкий скряга.
В качестве убежища Гейдж выбрала библиотеку. Артур прав: мало шансов, что кто-либо из гостей решит ею воспользоваться во время отдыха. А самое главное: лорд Сейвудж после вчерашнего вряд ли откроет эту дверь. Неприятные ассоциации.
Она вспомнила, как увидела высокомерного, хладнокровного графа на четвереньках под столом и рассмеялась.
Бросила в рот еще один орешек. Громкий хруст начинал нравиться – хоть как-то оживлял унылое существование и удерживал интерес джентльменов. Сегодня за завтраком лорд Сейвудж уделил ей больше внимания, чем за целый сезон в Лондоне.
Это самый лучший подарок на Рождество! Да он великолепен!
– Ты должна быть вместе с молодежью, а не книгами, – нравоучительно заметил вошедший лорд Карлейн, и хорошее настроение Гейдж тут же пропало.
– Ты говорил, я должна много читать, – она сделала попытку возразить, понимая, впрочем, всю ее тщетность. Отличительными чертами лорда Карлейн являлись не холодность и отчуждение – все же он бывал мягок, пусть и давно, а упрямство и неприятие отказа.
– В отсутствие гостей и дабы развлечь оных, когда они есть, – вставил ремарку лорд Карлейн.
– В этом году Артур слишком часто приглашает своих друзей.
– Вот и практикуйся на них в ораторском искусстве и искусстве флирта. Пока от этого не было толку. Первый, второй, третий – глядишь, найдешь собеседника на всю жизнь.
– Мне для беседы подходят Ницше и Тициан.
– Живого, – поправился лорд Карлейн, – чтобы ответить мог.
Виконт сел за большой дубовый стол. Никто не скрывал, что расходы на прием гостей прощают только потому, что есть надежда избавиться от старшей дочери. Правда, когда поместье покидал очередной друг Артура, а Гейдж оставалась, надежда становилась все меньше, превращаясь в недосягаемую мечту.
Лорд Карлейн даже увеличил приданое, которое прилагалось к руке дочери, но желающих избавить его от обузы не прибавилось. Вывозить же старую деву на очередной сезон в Лондон – смешно и непрактично. Двадцать семь, почти двадцать восемь – это далеко не семнадцать, и отнюдь не двадцать два.
Последним, кто не сдался, был Артур. Он обновил гардероб сестры, но этих нарядов никто не видел, кроме огромных шкафов и горничной. Он свел знакомство со многими представительными джентльменами, и лорда Карлейн в качестве зятя устроил бы любой, но не любого устроила бы его дочь.
Он – отец, но, надо признать, вряд ли бы выбрал такую супругу.
Темноволосая, невысокая, далеко не хрупкая, предпочитающая книги другим развлечениям. Гейдж не любила говорить на пустые темы, и потому, в основном, молчала. Он совершил ошибку, привив дочери интерес к знаниям, но Господь позволил себе большую: ниспослав виконту дочь вместо первенца.
Гейдж сжалась под осуждающим взглядом лорда Карлейн. В детстве она обращалась к нему исключительно по титулу, и только много позже поняла, что их связывают родственные узы. Вот и сейчас на нее смотрел не отец, а виконт.
– Считаю, ты должна присоединиться к жаждущим конной прогулки, – безапелляционно заявил он.
– Я ужасно сижу в седле.
– И что с того? Полагаю, ты делаешь это лучше, чем вышиваешь или музицируешь.
– Я с трудом взбираюсь на лошадь, отец, а музицировать… Вы так любите тишину, что у меня и мысли не было ее нарушить…
Он знал, но упустил из виду. И все равно считал, что идея насчет прогулки превосходна.
– Да. – Виконт потер переносицу. – Думаю, кто-нибудь вызовется тебя подсадить.
– Но…
– Я даже уверен в этом.
Жесткий взгляд предостерег от дальнейшего спора. С отцом орешек не сработал. Хотя, кто сказал, что ее "Я" должно отличаться от действительности? Посмотрим правде в глаза: она – тряпка, о которую удобно вытирать ноги и от которой сейчас пытаются избавиться, но тряпка так привыкла к дому и прикосновению во время процесса вытирания, что находит множество методов продлить свои мучения.
Вот и сейчас безропотно собирается на прогулку.
Гейдж едва сдержалась, чтобы не расплакаться, когда взгляд остановился на хрустальной корзинке с орешками. Лучше бы Артур подарил пузырек с ядом. Хотя бы так она могла освободить родителей от себя.
Или другой вариант. Она поедет на прогулку и обязательно упадет, снега практически нет, падение будет если не смертельным, то болезненным, а повезет – с переломом или вывихом, что избавит от необходимости преследования гостей.