Дом подруги

— Если Мин не одумается, то окажется у разбитого корыта. Держу пари, скоро Роберту все это надоест и он позволит окрутить себя какой-нибудь молоденькой дурочке — без академического образования, зато хорошо знающей, как нарисовать себе лицо и как удовлетворить мужчину в постели.

— Ну, не думаю, что Роберт на это способен.

Вивьен не ответила. Она нагнулась, чтобы прикурить, ее испытующий взгляд вонзился в меня как острый буравчик, и я поежилась, чувствуя себя на редкость неловко.

— Может, налить вам чаю? — предложила я. — Знаете, мы решили привести в порядок теплицы и оранжерею. Впрочем, наверное, Роберт вам уже говорил?

— Ах, это был мой любимый уголок! Конечно, летом там всегда было страшно жарко… да и пчел там хватало. Скажите, а оранжерея осталась на том же самом месте, что и прежде?

— Да. Мы только поменяли разбитые стекла. Почему бы вам не прийти посмотреть? Заодно и поможете нам. Вы ведь столько всего знаете. А свежий воздух вам не повредит.

— Не думаю, что у меня появится такое желание. — Вивьен не спеша стряхнула пепел с сигареты. — Воспоминания — страшная вещь, знаете ли… есть вещи, о которых вообще не хочется вспоминать, тогда для чего же мучить себя? И потом, — она коварно улыбнулась, — кажется, я догадываюсь, что происходит — вы с Робертом решили создать свой собственный маленький рай… эдакий безгрешный Эдем… разве нет? Словом, мне бы не хотелось вам мешать.

— О чем вы, Вивьен?! По-моему, у вас не на шутку разгулялась фантазия. Вот что значит долго сидеть в четырех стенах. Сразу в голову лезет бог знает что. Почему бы вам не прийти в Вестон-холл? Поужинаете с нами, заодно развеетесь.

— Что ж… неплохая мысль. Вивьен снова захихикала. — Представляю, как Роберт сейчас бродит по дому с таким потерянным видом, словно его лодка дала течь, а до берега сотни миль! И все потому, что вы ушли!

Когда я вернулась, на кухне не было ни души, только один Вильям с потерянным видом лежал на диване, который перетащили сюда специально для него. Он так и не оставил попыток овладеть искусством изображать лошадей. Вот и сейчас перед ним стояла репродукция известного портрета кисти Ван Дейка, изображавшая короля Карла Первого верхом на лошади. Я принялась чистить на ужин картошку, и разговор, естественно, вертелся вокруг живописи и тех целей, которые она преследует.

— Странно, что король выглядит таким маленьким. Наверное, это оттого, что сама лошадь просто громадная. Да и полотно тоже. Интересно, это Ван Дейку пришла в голову мысль показать короля таким крохотным, чуть ли не карликом, как вы думаете? Ну, я хочу сказать, может, он намекал, что Карл явно не дорос до того, чтобы быть королем.

— Не знаю… никогда не думала об этом. Впрочем, он действительно был небольшого роста. Футов пять с небольшим примерно.

— Он кажется таким невеселым.

— Кто кажется невеселым? — поинтересовался Роберт, заглянув на кухню.

— Карл Первый.

— Мой любимый король, — улыбнулся Роберт.

— Это потому, что тебе его жаль? — спросил Вильям.

— Ммм… может быть. Хотя… знаешь, он хоть не был таким тупым и грубым животным, как остальные английские короли. И потом, он любил красивые вещи. После него осталась великолепная коллекция картин.

Краем уха прислушиваясь к их разговору, я обмазала окорок горчицей и посыпала коричневым сахаром [23]. Спустя какое-то время, улучив удобный момент, Роберт подошел ко мне.

— Я не могу позволить ему вернуться в эту ужасную школу, — понизив голос, пробормотал он. — Не могу взять такой грех на свою душу. Лучше уж возьмусь вести эти ужасные счета.

— Можно еще что-то продать. Насколько я понимаю, после смерти вашей матушки здесь все будет принадлежать вам, не так ли?

— Да.

— Ну, я, конечно, не специалист, но кое-какие вещицы явно принадлежат к эпохе Мин. А это как-никак шестнадцатый век. Кроме того, вы можете продать его не в частную коллекцию, а в какой-нибудь музей.

— Я прошу извинить меня за то, что случилось сегодня вечером.

Я с тревогой метнула взгляд на Вильяма, но он, похоже, задремал.

— Не стоит. Забудьте об этом.

— Как вы можете так спокойно об этом говорить? — с горечью пробормотал Роберт. Он отвернулся. Лицо его было таким печальным, что у меня невольно сжалось сердце. — Неужели для вас это легко?

— Нет. Нелегко. И я тоже не знаю, как смогу это вынести.

Рука Роберта легла на мою руку. Но он тут же убрал ее, поскольку скрипнула дверь и в кухню заглянула Элли.

— Эй, может быть, кто-нибудь покатает меня на лодке? Вы же обещали!

— Идет.

Элли радостно схватила отца за руку, и лицо Роберта посветлело. Он улыбнулся.

— Беги скажи маме, что мы едем кататься на лодке, а Вильям спит один на диване в кухне.

Элли стремглав кинулась наверх.

— Поехали с нами, — предложил Роберт, умоляюще глядя на меня с высоты своего роста. — Послушайте… мне просто хочется побыть с вами. И потом, с нами ведь будет Элли.

— Ладно, согласна. Только подождите, пока я поставлю окорок в духовку.

Лодка, которую Джордж Прайк все-таки собрался починить, была очаровательным старомодным яликом. Кроме деревянной скамейки для гребцов в ней были еще сиденья для пассажиров со спинкой, отделанной кованым железом и мягкими подушками. Роберт взялся за весла, и лодка легко заскользила по воде.

— Смотрите, лебеди! — воскликнула Элли. — Подплывем к ним, хорошо?

— Давайте как-нибудь устроим пикник на острове, — предложила я. — Когда будет хорошая погода.

— Ближе подъехать нельзя, — объявил Роберт. — Смотрите!

— О, папа! — от восхищения Элли захлопала в ладоши.

Возле пары белоснежных лебедей сновали четыре пушистых серых детеныша. Роберт, опустив весла в воду, удерживал лодку на месте, пока мы с Элли любовались семейством лебедей.

— А вот еще один… сидит на спине у своей мамы! — воскликнула Элли. — Ах, как жалко, что Вильям их не увидит! Бедняжка, вот не повезло! Интересно, а можно их приручить?

— Можешь попробовать. Если приезжать сюда и кормить их каждый день, то постепенно они привыкнут и станут приплывать за хлебом.

— Ой, давайте, а? Папа, а можно мне тоже погрести немного?

— Хочешь попробовать? Тогда иди садись на скамейку рядом со мной и бери одно весло.

Естественно, лодка закружилась на месте. А Элли, подняв тучу брызг, принялась хохотать так, что выронила весло.

— Брысь! — шутливо скомандовал Роберт. — С такой греблей мы ни на сантиметр не сдвинемся с места. Лучше уж пускай Дэйзи гребет вместо тебя.

Мы с Элли поменялись местами, и я почувствовала острый укол вины. Само собой, это был просто предлог, чтобы сесть рядом, и мы оба это понимали. Я почувствовала, как Роберт прижался ко мне. Его сильная ладонь стиснула рукоятку весла. Я заметила, что он старался не слишком сильно налегать на него, чтобы я успевала за ним.

— Я замерзла, — вдруг сказала Элли.

Мы вернулись в лодочный сарай. Я почувствовала тепло, исходившее от руки Роберта, когда он помог мне выбраться на берег. Поставив лодку на место, возле небольшой пристани, мы медленно побрели к дому. Хэм, услышав нас, выбежала нам навстречу. Я вдруг вспомнила тропинку, по которой шла от станции, и мне отчаянно захотелось, чтобы он снова поцеловал меня, как тогда. Желание было таким острым и мучительным, что у меня задрожали губы.

— Элли, — попросил Роберт, — беги посмотри, где там мама. Мне не хотелось бы надолго оставлять Вильяма одного. — Элли послушно кинулась бегом к дому. Убедившись, что она исчезла за углом, Роберт потянул меня в тень изгороди.

— Дэйзи… простите меня, — шепотом начал он. Я не дослушала. Я обняла его за шею и подняла к нему лицо, и слова замерли у него на губах.

Не знаю, сколько мы простояли так. Любовь, настоящая любовь была так не похожа на то, что я раньше себе представляла. Сумерки мягко окутали нас своим покровом. Очнулась я, только услышав голос Мин.

— Хэм! Хэ-эм! Ужинать! Иди домой, глупышка, пора кушать!

23

Коричневый сахар — сорт мягкого сахара.