Страница 4 из 8
Друг детства на самом деле носит другую фамилию, просто он очень похож на Мюллера из «Семнадцати мгновений весны», с мужем они вместе учились в школе, вместе учились в институте, вместе работают на одной кафедре. Мюллер лыс с детства. Когда он блевал последний раз, не помню. Скашиваю осторожно глаза на мужа, не будет ли он отстаивать права Мюллера. Нет, не счел нужным, углубился в чтение журнала «Охота и Рыбалка». На прошлой неделе он вернулся с охоты — в Ярославской области гонялись за лосями — безуспешно.
Закончив с комплектацией басмы, я приступаю к приготовлению сациви. Курица у меня уже сварена, ее белое мясо разорвано руками на волокна, теперь предстоит уварить соус с зеленью, орехами и чесноком. Встаю к плите, коленом специально касаюсь ручки высокого выдвижного ящика с лилиями. Мне кажется, что их тяжелый аромат перебивает все запахи на кухне, даже чеснока, даже холодца.
Старший сын, неспешно перебирая ногами, появляется на пороге. Размахивает телефонной трубкой и ловко подкидывает ее.
Чудом спасаю телефон от уваривания в соусе сациви, зажимаю между ухом и плечом, говорю:
— Алло!
— Ну что, овца? — интересуется телефон. — Еды, кушаний и яств наготовила? Уготовила? Уготовала?
— Маруся, — опознаю безошибочно, — ты сама овца. Давай я тебе чуть попозже позвоню…
— Нет, погоди, — волнуется подруга, — пожрать-то завтра хоть будет чего?
— Ужас! — говорю я. — Тебе бы только пожрать! Перезвоню! А то у меня обе руки заняты черт-те чем и голова — тоже.
— А рот занят? — не унимается наглая Маруська.
— Рот особенно.
— Ха-ха-ха-ха! — заливается смехом Маруся.
Встречать Новый год с Маруськой — это что-то из детства. Впервые мы были отпущены с ней в «свою» компанию в тринадцать лет, собирались у девочки из класса, Тани. Маруся хвасталась модными заколками с подвесками — звездочками на цепочках. Размером и цветом они почти не отличались от кремлевских. Я выглядела куда менее эффектно в униформе эстонской школьницы. Папа обменивался врачебным опытом с эстонскими коллегами, и они щедро одарили его талоном на приобретение эстонской школьной формы: клетчатая юбочка, синенькая жилеточка, две блузки. Одну, с рюшами, я не надевала ни разу, рюши неблизки мне. А клетчатую юбку носила лет до тридцати.
То новогоднее торжество прошло невероятно скучно. Запомнилась пионерская игра «Пять минут правды». Все усаживались в плотный кружок на ковре, каждый мог задать товарищу вопрос по выбору: имя любимого мальчика, размер обуви, количество книг в домашней библиотеке и что там еще могло прийти в голову семиклассникам.
В десятом классе мы праздновали новогодье в обществе моей первой любви и компании его друзей, готовили зимний салат, селедку под шубой и торт. Впервые выпив красного вина, хохотали как припадочные и пытались в дальнейшем смыть цветочный орнамент с тарелок.
Будучи первокурсницами, достойно отметили праздник в университетской общаге, именно там Марусечка и обрела свое неверное счастье — Алешу Козлевича. Алеша внешне был практически неотличим от актера Игоря Косталевского, бедная Маруська не имела ни единого шанса. Вкратце историю их отношений Марусечка пересказывает так: я полюбила Алешу, а он продал меня в публичный дом.
Но мне никуда не деться и от Козлевича тоже, с его личной версией истории, с его страстью к новой жене Анжеле с лицом богини. Воздух вокруг них заворачивается маленькими смерчами и торнадо, хочется извиниться и вежливо оставить их наедине, а эти люди просто пьют травяной чай. Анжела помешана на травяных чаях.
Хорошо, что у меня сегодня много дел. Подготовка новогоднего стола — такое мероприятие, что ты носишься птицей, может быть, курицей, может быть, императорским пингвином или просто пеночкой, и тебе некогда сесть и расплакаться.
Как Урсула познакомилась с Господином, и что было потом
У однокурсницы
Просто вечеринка. У однокурсницы мать часто разъезжала по командировкам, потому что была большой шишкой в каких-то почтовых делах. Урсула раньше думала, если человек служит на почте, то непременно ямщиком. Но подругина мать, гордо шелестящая невообразимой шубой из норки цвета песка, на ямщика похожа не была, а была похожа на тогдашнюю первую леди — Раису Максимовну, по ее примеру носила перчатки даже летом, сооружала рыжие короткие кудри и улыбалась.
Однокурсницына квартира была очень крутая, модное такое слово «крутой», к яйцам не относится. Урсула, как филолог, уважала новые слова и выражения, их коллекционировала, как марки в детстве. Или открытки с животными художника Четверикова. Чтобы потом обмениваться.
У однокурсницы были пластиковые окна. «Стеклопакеты», — небрежно бросила она. Урсула долго открывала и закрывала белые створки, замирая от красоты и продуманности.
«Урсула, твою мать, — вскричала хозяйка, — холодно же, перестань!»
Наверное, она была права, конец октября не располагал к распахнутым окнам, а располагал к горячим чаям, нарезанному тонко лимону, крепким напиткам, разговорам о любви и сумасшествии — это часто одно и то же.
У однокурсницы был редкий в те времена видеомагнитофон и музыкальный центр. К центру полагались гигантские колонки, специальный фонарь и зеркальный шар — крутится в темноте, от него брызги света, для остроты веселья.
У однокурсницы кругом стояли, висели и пластались по деревянным решеткам искусственные растения, их называли «моющиеся», была даже пальма с лимонами. Пальму Урсула не одобрила за волосатый ствол.
У однокурсницы было много еды и питья. Она выставила венгерский вермут, чешскую «Бехеровку», а также «Чинзано», «Кампари» и «Джин». Урсула попробовала всего. Уселась в удобное кресло, подумала, нормально ли будет подобрать ноги. Оценила состояние присутствующих: уже кого-то вели тошнить в ванную, староста группы размахивала в танце снятой юбкой. Решила, что будет нормально с ногами в кресле. Подвинула к себе тарелку с колбасой и блюдце с лимоном.
Урсула умела — ррраз! — и уединиться, даже и в большой компании, даже и среди шумного разговора, громкой музыки, такая была девочка. Студенты танцевали под набиравшим обороты зеркальным шаром. «Рашен, рашен, рашен гелз, май беби, гив ми, гив ми онли лав!..» — надсаживалась популярная пару лет назад группа из Саратова, девочки подпевали в голос, малочисленные мальчики не подпевали. Наблюдали с дивана, негромко переговариваясь. Да и было-то их. Два человека.
Документы
На подлокотник кресла со вздохом примостилась хозяйка дома, свое хорошенькое личико она недовольно скривила, сделавшись похожей на грустного слоненка из мультика про тридцать восемь попугаев. Урсула сначала хихикнула, потом, сообразив, что делает какую-то нетрезвую ерунду, участливо спросила: «Что-то случилось?»
«Случилось, случилось, — сварливо ответила однокурсница и шмыгнула носом. — Мать звонила, сейчас какой-то дурак дурацкий приедет за какими-то документами дурацкими в дурацкой красной папке, надо отдать, прикинь, да? Обязательно, блин, сегодня!»
Урсула не поняла сначала, почему однокурсница вздумала горевать из-за какой-то ерунды, но та скоренько объяснила, что дурацкий дурак увидит несогласованное с матерью веселье, доложит, и ей здорово влетит: не будут пускать гулять, отнимут карманные деньги и так далее.
«А еще я пьяная! Пьяная! — вскричала обиженно однокурсница, шмыгнула носом и нелогично продолжила. — Давай джина выпьем, это здорово весело — пить джин».
Урсула выпила джина, однокурсница выпила джина, помолчали. Вдруг Урсула произнесла: «Давай я подожду твоего дурака на улице. Отдам папку, скажу, типа, что ты в универе, ну делаешь что-то такое, срочное. Коллоквиум отрабатываешь. Окна заклеиваешь на зиму. Стенгазету оформляешь. Участвуешь в конкурсе строя и выправки. А?»
Подруга с лицом грустного слоненка принялась обнимать и целовать Урсулу, та немного отодвинулась — из-за нелюбви к поцелуям с девочками.