Страница 15 из 15
— Я жива?
— Да, — ответил, не раздумывая.
Вздохнула свободней. Жива. А Дон…
— Я говорил: тебе нечего бояться.
И Дон жив, она откинула информацию о его смерти, поставив мысленно галочку «не было», и вдруг поняла, что не помнит подробностей. Дон всегда был рядом, и последнего дня, полного разочарования и потоков слез, последнего дня не было!
Тревога щупальцами раскинулась в сердце, но радость от встречи ее усмирила. Не сейчас, нет, убирайся!
— Я люблю тебя, — сказала не в тему, просто боясь, что не успеет сказать. А вдруг? Почему боялась — не помнила. Дон прошел несколько метров, остановился в задумчивости у кованой двери трехэтажки, и повторил, как эхо:
— Я люблю тебя.
Вздрогнул, будто от неестественности, которая отразилась в голосе, сменил тему:
— Не отходи от меня ни на шаг. Что бы ты ни увидела, не кричи и не бойся. Ты должна запомнить одно правило: если меня нет рядом, если ты встретилась с незнакомой сущностью, и чувствуешь опасность, скажи, что принадлежишь мне.
— Принадлежу тебе?
— Потренируйся, — улыбнулся, как сорванец. — Ну-ка? Скажи сейчас, потешь мое самолюбие.
— Дон, ты шутишь.
— Раньше ты говорила, что у меня нет чувства юмора.
— Я врала.
— Ну, так соври сейчас. Ну?
— Это так важно?
— Нет, но мне будет спокойней, если ты произнесешь то, что я просил.
Вилла поморщилась, но повторила:
— Я принадлежу тебе, доволен?
— Да.
Дверь со скрипом приоткрылась. На пороге караулил зверек, похожий на белую перекормленную болонку, с той разницей, что был сантиметров на тридцать выше, стоял на задних лапах, скрестив передние на груди, и бросал укоризненные взгляды на пришедших.
— Боже! — изумилась Вилла, потянувшись к нему. — Какая прелесть!
— Не прикасай…
Вилла присела на корточки, погладила зверька за ухом. Тот ощетинился, округлил еще больше глаза-блюдца, раскрыл зубастый рот, словно готовясь укусить, потом вдруг замер и сел на задние лапы.
— Какой хорошенький! — Вилла обернулась к померкшему другу. — Как его зовут?
— Спроси сама, — буркнул тот вовсе недружелюбно и зашел в дом, оттеснив зверька с порога. Зверек шикнул ему вслед и прильнул к руке Виллы.
— Пушистик, и как ты его терпишь? Абсолютно невыносимый характер.
— Да уж, — согласился пушистик и подмигнул.
Вилла рассмеялась. Удивительный день: сначала жаркие объятия у обрыва, необъяснимый поступок несостоявшегося любовника, невообразимый полет (другого объяснения не было) на ветвистое дерево, встреча с умершим почти десять лет назад лучшим другом, заброшенный дом, в который он ее привел и говорящий зверек в придачу.
— Тебя как зовут?
Зверек отступил на шаг, изобразил поклон и представился:
— Чупарислиодиусс.
Это выглядело напыщенно и смешно, но темные большие глаза, — похоже, они у него не округлились, а всегда такими были, — предупреждали смех. Да и мохнатые брови уже сдвинулись на всякий случай.
— А если Чуп? — предложила Вилла, вспомнив название карамели. — Не против?
— Чуп? — подозрительно переспросил зверек. — Это же так…
— Красиво, — подсказала Вилла.
— Просто, — усомнился зверек.
— Легко запоминается.
— В том-то и дело, что слишком легко.
Зверек потер задумчиво подбородок, чем напомнил Невилла. Не думать о драконе, — приказала себе, потому что мысли о драконе переключались на Адэра.
— Зато никто ни одну буковку не перепутает, — выдала козырь Вилла.
— Пожалуйте в дом, гости дорогие! — Чуп отошел в сторону, изобразив очередной поклон. Тут же забежал вперед, показывая дорогу; лестница вывела на третий этаж. — Немного не убрано, мы не рассчитывали, два других этажа… ну… на ремонте. Крайне редко кто-то… посторонний решается переступить порог этого дома.
Судя по увиденному, Чуп говорил правду. Внутри дом выглядел еще менее привлекательно, чем снаружи. Пыль слоями — практически на каждом предмете мебели, огромные картины в треснутых рамах, на полу — ковролин, изъеденный молью, люстры с искореженным цоколем, массивные канделябры с угасающими свечами, потухший камин. И Дон, наблюдающий за сумраком из окна с разбитыми стеклами. Уж лучше, действительно, просто дыры, как в Наб, чем осколки.
Вилла остановилась рядом с ним.
— Скоро буду, — отчитался Чуп, скрываясь за дверью.
— Это твой дом?
Дон кивнул.
— А помнишь, мальчишкой ты мечтал о собственном большом доме? Говорил, что как только заработаешь на такой, обязательно пригласишь меня. Сбылось. Я у тебя в гостях.
— Это ненадолго.
Ну, вот, почувствовал, что ее тянет в Анидат, и она не хочет задерживаться в этом городе. Разве что…
— Ты можешь уйти со мной?
Дон обнял за плечи, прижал к себе. Он был высоким и раньше, а сейчас вырос до невозможности, выше ее на голову или две. Бывают, бывают окружные пути, и реальность бывает окружная. Он жив, он рядом, он… Черт, она что-то путает, конечно, он жив и конечно, он рядом. Они никогда надолго не разлучались.
И уходить расхотелось. Зачем? Мама всегда любит и всегда ждет, но она взрослая и сама принимает решения. Погостит какое-то время у Дона, он так хотел собственный дом, а потом вернется.
— Кто следит у тебя за порядком?
— А что? — насторожился вернувшийся зверек. Он как кот потерся мордашкой о ее ногу. Вилла присела, почесала его подбородок, тот довольно зажмурился.
— Перестань, это не поросенок, — мягко упрекнул Дон. — Знала бы ты, на какого монстра растрачиваешь ласку.
— Да прям, — нахохлился зверек и тут же оскалился для Виллы.
— Если вы меня покормите, я помогу с уборкой.
— Вот еще! — Чуп рассерженно топнул ножкой. — Просто скажи, что хочешь есть, а гонять пыль по углам не нужно, здесь чисто.
— Тогда о какой пыли ты говоришь?
Зверек насупился, раздумывая, и выдал безупречную версию:
— О той, которая просто скрывает немножечко чистоту.
— Повар — Чупарислиодиусс, так что если ты сильно голодна, уступи ему в споре. Или он выиграет, или… он выиграет, замучив тебя своими доводами. Не напором так измором — это про него.
— Между прочим «про него» тоже в этой комнате, — вступился за себя зверек.
Голод или истина? А, ладно, у живота своя правда. Вилла надеялась, что чистоту столовых приборов ничто не будет прикрывать даже немножко.
Картошка в мундирах и соленые огурцы в трехлитровой банке — вопрос со столовыми приборами отпал сам собой, ела руками, а Дон и Чуп внимательно наблюдали, причем зверек сглатывал всякий раз, когда Вилла откусывала очередной кусочек.
— Что ты делаешь в городе?
Она не решилась заговорить о важном, и это сделал Дон. Он никогда не оставлял вопросы на завтра.
— Длинная история.
— Расскажи.
Вилла покосилась на Чупа, тот ощетинился:
— Можно подумать!
Отвернулся к окну с разбитыми стеклами, но из комнаты не вышел. И правда, согласилась Вилла, какая в принципе разница, пусть слушает, все равно так стыдно, как перед Доном, ей вряд ли будет.
Она, смущаясь, рассказала о ведьме, которая отправила ее в Наб, о знакомстве кое с кем, кто толкнул с обрыва, такие подробности, как имена и причину перемещения из Анидат, не уточняла. Надеялась, Дон избавился от дотошности.
— Зачем ты перенеслась в Наб? И как зовут того, кто тебя сбросил?
Нет, не избавился.
— Понимаешь… — она запнулась, набрала в легкие побольше воздуха и второй раз за день сиганула вниз, но уже по своей воле. — Как тебе объяснить… в общем, я все еще девственница…
Чуп потерял интерес к разбитому окну, присвистнул от неожиданности, Дон мягко попросил продолжить.
— Ведьма сказала, что тот, кто мне нужен, в Наб, и я перенеслась через зеркало. А он…
— Кто он?
— Адэр.
— Вместо того чтобы ликовать и носить тебя на руках, выбросил как мусор.
— Типа того.
Чуп почистил картошину, дал Вилле. Она вцепилась в нее, как в спасительный круг, а глаза щипало от непролитых слез обиды.
Конец ознакомительного фрагмента.