Призрак Анил

Я никогда не сплю. Я знаю свое дело. Поэтому, когда ее привезли в больницу на Дин-стрит, я был на месте. Она выпила щелок. Самоубийцы выбирают этот способ, потому что он самый болезненный и у них есть шанс одуматься. Сначала они сжигают себе глотку, потом внутренности. Она была без сознания и, даже когда очнулась, не понимала, где она. Я повез ее в отделение скорой помощи вместе с двумя сестрами.

Одной рукой я давал ей болеутоляющие, а другой подносил к носу нашатырный спирт, чтобы привести в чувство. Мне нужно было пробиться к ней. Я не хотел, чтобы она чувствовала себя одинокой перед смертью. Я вел себя как эгоист. Мне нужно было просто отключить ее сознание, дать ей уйти. Но я хотел утешить ее своим присутствием. Показать, что рядом с ней я, а не он, ее муж.

Я держал ее веки пальцами. Тряс ее, пока она не увидела меня. Ей было все равно. Я здесь. Я люблю тебя, сказал я. Она закрыла глаза, мне показалось, с отвращением. Потом ее снова начала терзать боль.

Больше я не могу тебе дать, сказал я. Тогда я окончательно тебя потеряю. Она провела себе рукой поперек горла.

Поезд засосало в туннель, и они ехали внутри, содрогаясь в темноте.

О ком вы говорите, Гамини? Она не могла его видеть. Дотронувшись до его плеча, она почувствовала, что он обернулся. Приблизил к ней лицо. Она по-прежнему ничего не видела, несмотря на редкие вспышки тусклого света.

Зачем вам ее имя? Но он не спрашивал, он просто выкрикнул эти слова.

На несколько секунд поезд вынырнул на свет, затем скользнул в темноту другого туннеля.

В ту ночь все отделения были переполнены. Ранения и другие травмы, которые надо было оперировать. Во время войны всегда бывает много самоубийств. На первых порах это кажется странным, но постепенно начинаешь понимать. По-моему, от не смогла это вынести. Медсестры оставили меня с ней, а потом меня вызвали на сортировку раненых. Морфин подействовал, и она спала. Я нашел какого-то мальчишку в холле и оставил его за ней следить. Если она проснется, он должен найти меня в крыле «D». Было три ночи. Боясь, что он уснет, я дал ему половинку бензедрина. Позже он нашел меня и сообщил, что она проснулась. Но я не смог ее спасти.

Окно в поезде было открыто, грохотали колеса. Она чувствовала порывы ветра.

Зачем вам ее имя? Чтобы сказать моему брату?

Кто-то пнул ее по лодыжке, она вздрогнула.

Покинув Аризону, Лиф больше полугода не давала о себе знать. Хотя, когда они прощались, ежесекундно обещала писать. Лиф, ее ближайшая подруга. Однажды от нее пришла открытка с изображением мачты из нержавеющей стали. На почтовом штемпеле неясно читалось: «Кемадо, штат Нью-Мексико», но обратного адреса не было. Анил подумала, что Лиф покинула ее для новой жизни, новых друзей. Поосторожней с броненосцами, сеньорита!И все же Анил не убрала с холодильника фотографию, где они танцуют вдвоем на какой-то вечеринке; эта женщина была ее эхом, смотрела с ней кино на заднем дворе. Они качались в гамаке, ели ревеневый пирог, просыпались в три ночи в объятиях друг друга, а после Анил ехала домой по пустынным улицам.

На следующей открытке была параболическая антенна. И снова ни текста, ни адреса. Анил, рассердившись, ее выбросила. Через несколько месяцев, когда она работала в Европе, Лиф ей позвонила. Непонятно, как она ее нашла.

— Это нелегальный звонок, не называй меня по имени. Я подсоединилась к чужой линии.

(В юности Лиф звонила по межгороду, пользуясь украденным номером Сэмми Дэвиса-младшего.)

— Ах, Энджи, куда ты пропала? Ты же обещала писать.

— Прости. Когда у тебя отпуск?

— В январе. Месяца два. Потом я, может быть, отправлюсь на Шри-Ланку.

— Если я пришлю тебе билет, приедешь со мной повидаться? Я в Нью-Мексико.

— Да, конечно.

Так Анил вернулась в Америку. Она сидела с Лиф в кафе в Сокорро, штат Нью-Мексико, в полумиле от Сверхбольшого Массива Радиотелескопов, ежеминутно получавших информацию из космоса. Информацию о том, что происходило десять миллиардов лет назад на расстоянии десяти миллиардов миль. Здесь, в этом месте, они узнали правду друг о друге.

Сначала Лиф сказала, что у нее тяжелая астма и поэтому она уехала в пустыню на год, исчезнув из жизни Анил. Она связалась с представителями ленд-арта и теперь жила в Поле Молний, близ Корралеса. В 1977 году художник Уолтер де Мария установил в пустыне, на ровной площадке длиной в милю, четыреста столбов из нержавеющей стали. Лиф стала работать смотрительницей лоджа. Из пустыни дули могучие ветры, вокруг бушевали грозы, потому что летом столбы притягивали на площадку молнии. Она стояла среди них, среди электрических разрядов и одновременных раскатов грома. Она всего лишь хотела стать ковбоем. Она любила Юго-Запад.

Лиф встретила Анил около Сверхбольшого Массива Радиотелескопов, собиравших информацию о Вселенной над пустыней. Она жила рядом с этими гигантскими радиоприемниками, ловившими гигантскую историю неба. Есть там кто-нибудь? Откуда идет сигнал? Кто умирает, снявшись с якоря?

Что ж, оказалось, что это Лиф.

Каждый день они сидели лицом к лицу за совместной трапезой в «Пекоде». Анил чувствовала, что гигантские телескопы в пустыне принадлежат к тому же жанру, что и любимые кинотеатры Лиф под открытым небом. Они говорили и слушали друг друга. Лиф любила Анил.

И знала, что Анил ее любит. Сестра и сестра. Но Лиф была больна. И ей, очевидно, становилось хуже.

— Что ты имеешь в виду?

— Я все время… забываю всякие вещи. Видишь ли, я могу сама поставить себе диагноз. У меня альцгеймер. Я знаю, что слишком молода для этого, но я болела энцефалитом в детстве.

Когда они работали в Аризоне, никто не замечал ее болезни. Сестра и сестра. Она уехала, не сказав Анил, почему уезжает. С энергией одиночки она сумела перебраться на восток, в пустыню Нью-Мексико. Астма, сказала Лиф. Борясь за свою жизнь, она начала терять память.

Они сидели в «Пекоде» в Сокорро, шепча в послеполуденный воздух:

— Лиф, слушай. Ты помнишь, кто убил Черри Баланса?

Что?

Анил медленно повторила вопрос.

— Черри Баланса, — повторила Лиф. — Я…

— Его застрелил Джон Уэйн. Помнишь?

— Я это знала?

— Ты помнишь Джона Уэйна?

— Нет, моя милая.

Моя милая!

— Ты думаешь, они нас слышат? — спросила Лиф. — Эти гигантские металлические уши в пустыне. Они нас тоже засекают? Я всего лишь мелкая деталь в побочной линии сюжета.

Затем, после проблеска памяти, она прибавила, к ужасу Анил:

— Что ж, ты всегда считала, что Черри Баланс должен умереть.

— А она? — спросил Сарат, когда Анил рассказала ему о своей подруге Лиф.

— Она жива. Она позвонила мне, когда у меня был жар, там, на юге. Мы всегда звонили друг другу и говорили, пока не уснем, смеясь и плача, делясь новостями. Нет, она жива. Ее сестра присматривает за ней неподалеку от этих телескопов в Нью-Мексико.

Дорогой Джон Бурман, у меня нет Вашего адреса, но мистер Уолтер Донохью из «Фабер и Фабер» предложил передать Вам письмо. Я пишу от своего лица и от лица моей коллеги Лиф Нидекер по поводу одной сцены в вашем раннем фильме «В упор». В начале фильма — точнее сказать, в прологе — в Ли Марвина стреляют с расстояния примерно в полтора метра. Он падает обратно в тюремную камеру, и мы думаем, что он мертв. Затем он приходит в себя, покидает Алькатрас и плывет через пролив в Сан-Франциско.

Мы, судебные эксперты, поспорили о том, в какую часть тела мистера Марвина попала пуля. Моя подруга думает, что пуля, скользнув, сломала ребро, но рана была незначительной. Мне кажется, что рана была более серьезной. Я понимаю, что прошло много лет, но, может быть, вы попытаетесь вспомнить и сообщить нам место входа и выхода пули и то, какие указания вы давали мистеру Марвину относительно того, как ему реагировать на выстрел и как двигаться впоследствии, когда герой фильма выздоровел.