Страница 6 из 10
– Бюрократ, – проворчал Лопухин. – Я вообще-то про ограбление спрашивал.
– Работай, Ваня! – нахмурился Толстой. – В нашем деле мелочей не бывает.
На друга прикрикнул, а у самого в груди холодок и побелевшие пальцы мелко-мелко подрагивают. Одно дело, сойтись с неприятелем грудью в грудь или даже вышибить мозги метким выстрелом из засады, и совсем другое – резать спящих. Причем делать это аккуратно, чтобы кровь не запачкала одежду. Но подписанный государем Павлом Петровичем закон от двенадцатого декабря прошлого года четко и ясно гласит – собаке собачья смерть!
Примерно через два часа через черный ход, открывающийся в залитый помоями крохотный дворик, харчевню «Колокольчик и полпинты» покинули два солдата морской пехоты. Собственно, один был сержантом, но никто в спешащей поглазеть на пожар толпе не обратил на это никакого внимания. Эка невидаль, обыкновенный сержант! На прошлой неделе в соседнем переулке нашли ограбленного и повешенного гвардейского лейтенанта, вот действительно зрелище!
– Да, друг мой Теодор. – Младший по званию скептически поглядел на командира. – Неважный из тебя Питер Симмонс получился.
– Это почему же?
– Тот родом из Глостершира был, ты же разговариваешь как уроженец Шеффилда.
– Ну да… бонна, учившая меня английскому, оттуда и приехала. Но учти, Ваня, это всяко лучше московского аканья некоторых… не буду показывать пальцем. С сегодняшнего дня будешь валлийцем. Согласен?
Лопухин коротко кивнул и дальше шел молча, с любопытством разглядывая лондонские улицы. Из окна дилижанса толком ничего не увидишь, а тут все рядом, хоть руками щупай. Особого желания, правда, не возникало, даже когда навстречу попадались женщины. Или, честно сказать, именно из-за них. Конечно, кому-то и кобыла невеста, но Иван в свои двадцать лет был достаточно искушен, чтобы определить по бледным вытянутым личикам – воздержание в Англии чрезвычайно полезно для молодого организма. И более того, готов удерживать мужа младшей сестры от опрометчивых поступков силой.
– Слушай, друг Теодор…
– Питер, – поправил Толстой.
– Ну да, Питер… Слушай, почему они такие страшные, будто их отцы согрешили с овцой? И не единожды.
– Интересный вопрос, – разговаривая, Федор старательно репетировал походку моряка, что, учитывая выпитое в харчевне, довольно неплохо получалось. – Вот так сразу на него не ответишь, но что-то мне подсказывает, будто именно в нем кроется секрет успехов британцев в мореплавании вообще и завоевании колоний в частности.
– Не понял.
– Ну как же… ты усидишь дома, если каждый вечер в твою постель такое страшилище лезет? То-то и оно! А острова маленькие.
– Да? А что же сам через месяц после венца смылся? Или хочешь сказать…
– Иван, не сравнивай долг перед Отечеством с супружеским долгом. Мы дворяне, и этим все сказано!
– Извини. – Лопухин, сестра которого слыла одной из первых красавиц Петербурга, смущенно кашлянул. – Извини, слишком вжился в роль англичанина.
– Валлийца.
– Ага, и его тоже.
Шлюпку с «Геркулеса» нашли довольно быстро, но самого фрегата в пределах видимости не оказалось, так как обеспокоенный участившимися случаями дезертирства капитан Винсли решил дожидаться пополнения экипажа и припасов ниже по течению, напротив Грэйвсенда. Там, в отличие от Лондона, прыжок за борт еще не гарантировал беглецу полной свободы. Вот плети от патрулей, а при повторном побеге и близкое знакомство с пеньковым галстуком, это всегда пожалуйста. С каждым днем желающих рискнуть находилось все меньше и меньше – в игре на жизнь не многие решаются поставить ее на кон.
Федор Толстой задержке не огорчился. Даже наоборот, она позволила внимательно присмотреться к гребцам, морским пехотинцам с «Геркулеса» – своим будущим подчиненным. Те если и удивились появлению нежданного командира, то виду не подали. Дисциплина, что ни говорите, на высоте, причем сознательная. Как-никак, хоть и плохонькая, но элита флота!
– Пошевеливайте веслами! – приказал Питер Симмонс (да, теперь уже он) и развалился на мешках с какой-то крупой. – Джонни, а ты пока займись чисткой оружия.
Лопухин, изображающий молчаливого, глуповатого и вместе с тем исполнительного валлийца, кивнул и приступил к осмотру захваченных из харчевни ружей и пистолетов. Да, жалость великая, что кулибинские винтовки пришлось оставить в Петербурге… Но и эти вроде бы ничего, особенно штуцер сержанта – вещь серьезная, штучной работы хорошего мастера. Сразу видно, что прежний хозяин не бедствовал, откладывая на покупку ружья последний пенни. Вот самому Ивану досталось поплоше, обычное, по виду помнившее войну с американскими мятежниками.
А гребцы с завистью принюхивались к запахам, приносимым ветерком от нового командира и его любимчика. Ну да, никем иным, по их мнению, пьяный валлиец быть не мог. Вон как лениво двигает шомполом – другой на его месте давно словил бы кулаком в зубы. Значит, опасный тип, такой же, как сержант, о жестокости которого ходили очень нехорошие слухи. И вот пришлось увидеть легендарную личность воочию… По виду, так еще молодой и зеленый, не скажешь, что зверь зверем. Зачем в море решил пойти? Не иначе убил кого. Человек тридцать, не меньше.
Федор Толстой сладко дремал и не знал, что является пугалом чуть ли не для половины британского флота. Да пусть спит, новоявленному сержанту это полезнее ненужных знаний. Пусть теперь голова болит у капитана Винсли, ведь именно он, отдавая приказы о порке плетьми, всегда сокрушался:
– Вам повезло! Вот если бы попались не мне, а сержанту Симмонсу… – И дальше следовало многозначительное молчание.
Но вот зачем сэру Чарльзу так говорить о человеке, которого в глаза никогда не видел? Это так и осталось неизвестным. Или, может, просто в благодарность за присылаемые ежегодно пятьдесят гиней?
Как бы то ни было, через несколько часов он встретил известие о появлении сержанта на борту фрегата довольно неприветливо:
– Симмонс? Какого черта старому козлу понадобилось на моем корабле? – буркнул Винсли на доклад вахтенного офицера.
– Старому? – удивился лейтенант Броудброк. – На вид он моложе меня.
– Не может быть! – Капитан помолчал, переваривая новость. – Еще мой покойный отец имел дело с этим пройдохой не меньше пятнадцати лет назад.
– Родственник?
– Мой?
– Что вы, сэр! В том смысле, что этот Симмонс может быть родственником того Симмонса.
– Возможно… Впрочем, позовите-ка его сюда.
– Под конвоем?
– Зачем?
– Не знаю, но мало ли что.
– Лейтенант, – рассмеялся Винсли. – У нас одна половина экипажа заслуживает хорошей веревки и реи, а другая давно все это заслужила. Вы же собираетесь арестовать человека только потому, что он слишком молод.
– Я не собирался, сэр! Это вам сержант Симмонс показался подозрительным.
– Вы совсем меня запутали, лейтенант. Впрочем, разберемся. Проводите его ко мне.
Броудброк вышел из каюты и почти сразу же вернулся:
– Он уже здесь.
– Хорошо, пропустите. И это, Эшли… оставьте нас наедине.
Толстой молча выслушивал сварливые нотации капитана и с трудом сдерживал искушение треснуть сэру Чарльзу в зубы. Останавливало только то, что англичанин внешне напоминал любимого Орлика – донского жеребца соловой масти, оставшегося дома. Такая же вытянутая физиономия с неподвижной верхней губой, разве что выражение разное. Кажется, или у коня действительно умнее? Так то конь, а этот козел… И ведь приходится терпеть!
– Терпение суть самое важное качество разведчика! – так говорил император Павел Петрович при личной встрече пред отправкой в Лондон. – Хоть неделю на нейтралке живи, но «языка» притащить обязан!
К большому сожалению, Федор тогда не решился переспросить и до сих пор не знал, что такое «нейтралка». А вот… ну да, точно, если надеть на капитана мешок с дырками для глаз, то получится вылитый «язык», которых водили когда-то по улицам для опознания сообщников. Теперь что, его в Петербург тащить?