Страница 10 из 27
— И ты понесешь меня на спине?
— Можно взять такси, но если ты настаиваешь…
Он согнул одну ногу, как бы собираясь встать на колени. Кили вцепилась ему в руку, словно смогла бы его удержать.
— Дигби! Он выпрямился и пожал плечами.
— Я хотел удружить.
Зал был устроен в форме амфитеатра; сцену окружали три полукруглых яруса. Первый ряд каждого яруса был составлен из крошечных круглых столиков на двоих, следующие ряды — из длинных прямоугольных столов по четыре места с каждой стороны. Их места были в первом ряду второго яруса. Пока Дигби заказывал графин вина у официантки, ходившей между столов, Кили внимательно изучала программку, выискивая знакомые имена и лица.
Дигби, наблюдая за ней, оттаивал от напряжения последних месяцев. Ее восторг, такой искренний и непосредственный, напомнил ему о том, что за стенами его мастерской существует мир. Он отгородился от него, укрылся среди гаек и болтов, чертежей и описаний, преследуемый полчищами своих творений, как доктор Франкенштейн — своим чудовищем.
— Про этого парня я слышала, — возбужденно сказала Кили. — Ты помнишь его? Он играл отца в фильме «Макмитчелы».
Дигби, смутно припоминая старую комедию времен его детства, заглянул в программку Кили.
— Надо же! Дай-ка посмотреть. Как он постарел! — Его не так интересовала картинка, как возможность приблизиться к Кили.
— «Ветеран сцены представляет классический водевиль на современный лад», — прочла она вслух, пробежала взглядом дальше и воскликнула: — О Боже мой!
— Что там? — Дигби опять наклонился к ней. — Кто?
— Чет Блейн. Он был солистом группы «Ворчуны». В школе моей любимой песней была «Пока я слышу твой голос». Неужели я увижу самого Чета Блейна? Не могу поверить.
— Ты не собираешься визжать, падать в обморок или швыряться в него предметами туалета?
— Нет! — засмеялась Кили. Я буду сидеть и тихо стонать.
Дигби положил руку на спинку ее стула.
— Можешь стонать громко. Не каждый день видишь кумира своей молодости.
— Даже не каждый год, — сказала она. — Если бы не ты…
Он ее легонько поцеловал.
— Я рад, что ты решила пойти. Без тебя тут была бы тоска.
— Дигби… — Она так много могла бы сказать, но с ее губ сорвалось только имя. С этим человеком она едва знакома. Несколько часов назад всего два слова отделяли ее от брака с мужчиной, с которым она прожила почти год.
Но, что бы она ни твердила себе, как только рот Дигби прижался к ее губам, сердце забилось быстрее, дыхание остановилось — исчезло все, кроме тепла и вкуса его губ. А когда губы их разомкнулись, из оркестровой ямы грянули фанфары, возвещая о поднятии занавеса, и казалось, что весь этот сказочный фейерверк был вызван их поцелуем.
Они смотрели друг на друга. Наконец Дигби с нежной улыбкой сказал:
— Шоу начинается. Ты же не хочешь пропустить Чета?
Занавес поднялся, и они увидели ступенчатую пирамиду, похожую на огромную скульптуру. Зажглись огни сцены, и из пирамиды одна за другой вышли девять женщин, одетых в длинные плащи и увенчанных плюмажами — перья возвышались над головами на добрых два фута. Они медленно, с царственной грацией спускались по спиральной лестнице, раскинув руки. Перья колыхались, серебристые плащи переливались и сверкали, как тончайшие крылья, меняя цвет под разноцветными лучами прожекторов.
Очарованная, Кили любовалась зрелищем.
Девушки встали спиной к зрителям, простерли руки к небу, сцена погасла, затем вспыхнула вновь. Плащи вдруг взлетели и исчезли в темноте за сценой, как хищные птицы в ночи, и оркестр разразился бешеным ритмом рока. На девушках оказался костюм из двух полосок — откровеннее любого бикини, которое Кили приходилось видеть на пляже: тонкая полоска через спину и ремешок внизу. Вдруг они разом повернулись лицом к зрителям и застыли на краю сцены. Верхняя часть костюма обрамляла груди, поддерживая, но не прикрывая. Кили ахнула:
— Это топлес! На них ничего нет!
— Да, я заметил, — шепнул Дигби. Он сжал ее плечи в коротком объятии и засмеялся прямо в ухо. — Крошка, ты в Лас-Вегасе.
— Да. — Она была в восторге. — Я в Лас- Вегасе.
Танцовщицы встали по обе стороны лестницы, музыка утихла и перешла в мелодию песни «Пока я слышу твой голос». Прожектора перечертили темную сцену, высветили верхушку лестницы, и бестелесный голос провозгласил:
— Леди и джентльмены, мы рады представить вам певца, который сделал эту песню номером один в таблице хитов и продержал ее там, в течение восьми недель. Приветствуйте… мистера… Чета… Блейна!
Певец постарел и округлился, но для Кили он словно вышел из ее девичьих снов — в джинсах, высоких черных сапогах, белой шелковой рубашке, раскрытой на груди, с широкими рукавами и большим воротником.
Кили с энтузиазмом захлопала в ладоши и сказала Дигби:
— Девчонки не поверят, когда я им расскажу!
Дигби засмеялся, опять обнял ее, но она этого даже не заметила. Он не мог припомнить, чтобы встречал женщину столь непосредственную и оживленную. Кили была лучшим лекарством для его упавшего духа. Захваченная блистательным представлением, она даже не замечала, что он наблюдает за ней с той же жадностью, что и за спектаклем.
Водевиль, прославивший ветерана сцены, завершал программу. Это была вариация старого скетча; начиналось с того, что артист, вытянув шею, разглядывал большую коробку с наклейками: «Осторожно», «Не кантовать», «Открывать здесь». Обнаружив надпись «Потяни за ушко», он дернул ушко, и коробка раскрылась.
В ней оказалась кукла в рост человека. На актрисе, играющей куклу, из одежды была только нижняя часть бикини и две кисточки-наклейки.
— Что, в этом городе не признают одежды? — прошептала Кили.
— Должно быть, считают ее отклонением от нормы, — ответил Дигби.
Артист отыскал гигантский пульт дистанционного управления и для пробы нажал на кнопку. Механически дергаясь под аккомпанемент ударной группы оркестра, «кукла» подняла руку. Артист нажал другую кнопку, и она опустила руку. Перебрав несколько кнопок, он, наконец нашел ту, что заставила ее выйти из коробки.
Он продолжал экспериментировать. «Кукла» надувала губы, рывками двигала бедрами из стороны в сторону, и каждый рывок сопровождался щелканьем, завыванием и свистом зала. Подгоняемый восторгом зала, актер нажал очередную кнопку, кукла принялась вращать сперва правой, потом левой грудью, то поочередно, то одновременно, в одном направлении или в разных, что вызывало сокрушительные аплодисменты и истерический хохот публики. Смущенная Кили посмотрела на Дигби с изумлением.
— Такого не может быть!
— Небывалая координация мускулатуры, — с усмешкой согласился Дигби. Реакция Кили развлекала его бесконечно больше, чем шумное веселье на сцене.
Она перевела взгляд на крутящиеся кисточки и в ужасе покачала головой.
— В двух направлениях сразу!
Вдруг Дигби выпрямился, осененный догадкой.
— Сдвоенный шарнир с независимым вращением. Точно!
— Дигби? — На лице Кили было недоумение. Он со смехом сгреб ее в объятия.
— Я знал, что ты сослужишь мне добрую службу, с того момента, как увидел твою пляску на улице! Как нога, не беспокоит?
— Немного одеревенела, пока мы сидели, — сказала Кили.
После представления они решили вернуться в отель.
— Обопрись на меня. Перенеси часть веса.
— Мне не так уж плохо, — сказала она. — До отеля всего один квартал.
— Не упрямься, а то я перекину тебя через плечо и понесу, как мешок с картошкой, — пригрозил Дигби.
Кили прищурилась.
— Так и сделаешь?
— Да. Ну же, обхвати меня за талию.
Она покорно пожала плечами и подчинилась.
— Лучше?
— Да, — неохотно признала она. — Намного.
Не то, что лучше, а просто чертовски хорошо. Иметь заботливого друга, на которого можно опереться. Не только потому, что вывихнута нога, но и потому, что ранена гордость.
Слишком хорошо. Слишком соблазнительно.
— Если бы такое показали в кино, я бы решила, что это слащаво и надуманно.