Рождение победителя

И не надо говорить, что ведьму я и здесь найти смогу. Они, конечно, существуют, вот только живут ровно до того момента, когда о них узнают люди вроде карающих или нашего милого Конфидуса. После этого здешних экстрасенсов волокут на костер. На современной Земле с ними обращаются гораздо гуманнее, так что вам их прислать гораздо проще.

Ваш Девятый.

P.S. И резиновую грелку пришлите. Донжон отремонтировали, но здешние мастера — люди суровые и от потребителей требуют проявления выносливости: щелей хватает, а камину до русской печи далеко. Сквозняки. Мерзну».

Глава 2

Инвалид на хозяйстве

Тук сегодня мрачнее тучи — в последнее время он почти всегда такой. Горб не мешает ему носить звание главного бакайского бабника, да только теперь оно скорее почетное. Если раньше, при здоровом сюзерене, он мог себе позволить по десять раз на дню устраивать короткие отлучки с целью завоевания очередного женского сердца или иного органа, то теперь малина закончилась. Сэр страж превратился в скелет, обтянутый кожей, его того и гляди сквозняком в форточку затянет. Глаз да глаз за таким беспомощным дистрофиком нужен.

Вот и ходит вокруг, вздыхает, постоянно ищет, чего бы выпить, — это у него сублимация такая. Попугай и раньше его уважал (хотя и своеобразно), а теперь вообще боится на шаг отпустить, чтобы без него все не употребил. Я даже ревновать начал — птиц горбуну внимания уделяет больше, чем мне.

Раньше я целыми днями валялся в надежде, что постельный режим поможет организму справиться с недугом. Но теперь наконец честно признался себе — толку от этого не предвидится. Болезнь моя необычна. Да и не болезнь это: странные последствия наложения эффекта от жадного контакта с неведомым банком данных на тело, в котором недавно поселился чуждый разум, а перед этим с ним делали что-то загадочное. Да и пыток в инквизиторском подвале не стоит сбрасывать со счета, как и ранений в сочетании с непрерывной полосой стрессовых ситуаций.

Вот и гадай теперь — в чем именно причина моего нехорошего состояния?

Но я по натуре оптимист, и, отгоняя совсем уж мрачные предположения, что буду доживать свой здешний век развалиной, делающей по две передышки на пути к отапливаемому сортиру, начал задумываться о ближайшем светлом будущем. Вокруг кипит бурная деятельность: продолжается ремонт замковых строений, несмотря на заморозки и ненастную погоду, народ тащит в Мальрок все, чем богата округа. Спешат заполнить кладовые под потолочные перекрытия, чтобы протянуть до посеянных озимых. Хозяйственный епископ почти ежедневно зачитывает мне списки трофеев. Он очень переживает по поводу возможного голода, но с каждым днем все меньше и меньше. Единственное, что его сильно печалит, — засилье озерной и речной рыбы в нашем рационе. Он ее уже почти ненавидит.

Ничего, как-нибудь перетопчется. Тем более епископ — ему поститься по сану положено.

Надо подниматься и начинать что-нибудь делать. Я ведь умный и хороший человек — нельзя, чтобы такое сокровище отлеживалось днями без малейшей пользы для Вселенной. К тому же мои подчиненные малочисленны, находятся в недружелюбной местности — глаз да глаз за ними нужен. Не справятся собственными силами. Приходится из кожи вон лезть, чтобы выжить здесь со столь неблагоприятным стартовым набором.

А я валяюсь, ничем не воздействуя на ситуацию…

— Тук.

— Да здесь я. Не украли. Да и кому нужно горбатое добро?

— Мой плащ высох?

— А куда он денется. Будто с бродяги снят. Совсем драный. Где бы новый справить — кожи доброй никак не могу найти.

— Неси.

— И чего это вам плащ понадобился?

— Чтобы надеть. И хватит лакать эту бурду! Что хоть пьешь?

— Чистейшую родниковую воду, — наивно попытался отмазать собутыльника попугай.

— Даже не смешно. Водохлебы выискались… Стоит мне вас оставить без присмотра, так сразу вино в погребе начинает убывать.

— Почему сразу вино? — обиделся Тук. — Нам чужого не надо. Правда, птица?

— Мы люди честные. Так что отдавай нам свои деньги, и у нас они не пропадут, — как-то сомнительно поддакнул попугай.

— Яблоки уродили неплохо, — продолжил горбун. — Жалко — сгниют ведь.

— И ты, значит, спас их, пустив на пойло? — догадался я.

— Вот все вы знаете сами, а спрашиваете зачем-то. Пришлось спасать — куда ж деваться, если надо.

— То-то яблоками от попугая все время разит. Я думал, он на фруктовую диету переключился, а вон в чем дело… Долго болтать будешь? Плащ неси.

— Сэр страж, вы никак выходить вздумали? Погодка сегодня не ахти — ветер сырой. Как бы не продуло до простуды. В вашем состоянии до беды недалеко.

— Тук. Мне вот интересно: сэр Флорис тебя никогда за болтливость не порол?

— Ну что вы сразу так! Совсем характер испортился из-за болезни! Раньше сама доброта были!

— Тук!

— Молчу! Молчу! Сейчас принесу плащ. Щеткой только пройдусь по нему хоть разок и сухого мха в сапоги набью, раз уж вам так неймется длиннющими соплями обвешаться.

Тук пошел наверх. Где-то там, под перекрытиями, возле каминной трубы, он сушит тряпье. Начав потихоньку одеваться, я в который раз уточнил у Зеленого:

— Твой магистр ничего полезного мне не передавал? Например, рецепт лекарства? Или хотя бы пару слов насчет того, когда это безобразие закончится? И закончится ли вообще?

Попугай, не переставая чистить перышки, ответил гнусно:

— Лекарь велел передать, что ты сдохнешь.

— Спасибо, птиц… умеешь ты утешать…

Видимо, мой тон попугаю не понравился. Бросив свое занятие, он нравоучительным тоном посоветовал:

— Выпить тебе надо и к бабам сходить. Для начала…

— С таким началом точно сдохну…

Тук, к сожалению, не обманул — погода и впрямь не способствовала прогулкам дистрофиков. Пронизывающий до костей сырой холодный ветер; сплошная пелена свинцовой облачности, едва не касающейся макушки; мельчайшая водная пудра, пропитавшая воздух. Дождя как бы нет, но постоишь несколько минут — и плащ становится мокрым.

На стену я забрался без передышек — не хотел на глазах у народа позориться лишний раз. Благо лестницу давно починили и не приходится карабкаться по сомнительным стремянкам.

Наверху был вынужден остановиться для пополнения запаса кислорода — дышал будто лошадь загнанная. Арисат, не обращая внимания на мое состояние, не переставал отчитываться, давясь скороговоркой слов, — давненько я оборонительного хозяйства не инспектировал.

— Стены, как видите, в полном порядке. И верхние перекрытия на башнях тоже восстановили, но внутри работы еще много. Настилов сплошных нет, лишь площадки у внешних амбразур временные, и лестницы к ним тоже кое-как сколотили. Как дойдет очередь, придется ломать и делать уже капитально. Лес есть, так что к весне должны управиться.

— А что с воротами? Вчера осмотрел мельком — не понравились.

— Полосы и листы ребятки Грата уже выковали — завтра с утра начнут обивать. А с решеткой прям беда — долго еще работать над ней будут, а уж ставить ее и вовсе упреем. Ведь придется разбирать часть стены и перекрытий, а потом сверху опускать. Как затаскивать наверх, даже сами еще не поняли. К тому же по холоду. Думать будем.

— А почему по теплу не сделали? Решетка ведь здесь была готовая — я видел.

— Ага. Была. Да только ортарцы бронзовые кольца, что прутья стягивали, порубили и утащили. И железа часть пропала — или с собой забрали, или утопили всем назло. Отвернись — так они навоз из-под вонючего козла стащат. Крохоборы… На весу починить ее Грат не смог — пришлось до конца разбирать. А потом, когда ему железа со всего Межгорья натаскали, вошел во вкус и начал не пойми что делать. Говорит, что несокрушимая будет. А по мне и старая хороша. Да к тому же проку от нее поменьше, чем от крепких ворот. Но ему если в голову взбредет, то все.

— Арисат, Грату скажи, чтобы перестал ерундой заниматься и не растягивал этого дела. Решетку надо поставить как можно быстрее.