Страница 15 из 15
Видимо, у меня пошел адреналиновый откат, потому что гневная отповедь боярыни меня окончательно развеселила, и я ответил на незаслуженные оскорбления, даже не подстраиваясь под местный диалект:
— Ну конечно! Я сейчас все брошу и стану кровь христианских младенцев пить, а потом еще тебя, боярыня, изнасилую на закуску! Да если бы твои горе-вояки на меня не кинулись, то и не было бы ничего! Я вообще не понимаю, как ты с такой охраной живая до Москвы доехала, да еще и назад целой вернулась? У тебя в дружине не воины, а одни зайцы трусливые!
После моих насмешливых слов из глаз боярыни брызнули слезы, и она, срываясь на крик, зло бросила мне в лицо:
— А где мне ладную дружину-то набрать? Мужниных боевых холопов татары под корень выбили, а мне одни трусливые закупы остались! Верея — место хлебное, и желающих на нее свою лапу наложить много! Меня по злому доносу в неурочный год в Москву на княжий смотр вызвали, поэтому мне всего десяток этих охламонов набрать и удалось! Дьяк в Разрядном приказе из моей мошны последнюю деньгу вытряс, чтобы в Писцовой книге запись сделать, что боярыня Воротынская три десятка воев на смотр привела «конно, людно и оружно», иначе бы мужнину вотчину в казну отобрали, а меня с малыми детьми на выселки отправили! Тиун мой только и может подолы девкам задирать да смердов на конюшне пороть, а дела воинского совсем не разумеет! Может, ты, тать, мне дружину обучишь делу воинскому? Горазды вы, мужики, сладкие речи в уши бабские лить! Возьмешься? Я тебя тиуном вместо Андрюхи Мытника поставлю, все равно он негож для ратного дела!
От сказанных боярыней слов меня словно током ударило. «А это ведь шанс! Только нужно грамотно все прокачать», — промелькнула в голове мысль.
— Что, тать, задумался? Или хочешь, чтобы я крест поцеловала? — продолжала наседать на меня боярыня Пелагея.
— Боярыня, ты можешь мне верить, а можешь и не верить, но я в холопы не пойду. Невместно сыну боярскому в холопы идти! — принялся я набивать себе цену, почувствовав, что началась торговля за мою душу.
— А в боярские дети [4]пойдешь? — поколебавшись несколько мгновений, спросила боярыня.
— Пойду! — ответил я, поняв, что это последнее слово в торговле.
— Тогда бери мое воинство под свою руку и командуй, а то до усадьбы мы сегодня не доедем! — бросила мне Пелагея и повернулась к дочерям, которые были едва живы от страха.
Что-то в поведении боярыни меня насторожило, и я неожиданно для себя заявил:
— Пресветлая боярыня, ты крест целовать обещалась, что нет обмана в твоих речах. Так что негоже от своих слов отказываться, да и я не малец какой, чтобы пустым обещаниям верить!
— Да как ты смеешь, смерд?! — вспыхнула боярыня.
Видимо, мой решительный настрой заставил женщину унять эмоции. Она поднесла к губам висевший на груди крест и поцеловала его, а затем продолжила:
— Видит Бог, я слово свое не меняю, но и с тебя спрошу за каждую промашку! В усадьбе рядную грамоту напишем, а если к весне у меня не будет дружины, чтобы на смотре в зачет пошла, то запорю тебя, как собаку, на конюшне за клятвы ложные!
Я согласно кивнул и с завидным рвением приступил к своим новым обязанностям. Уже через час боярский обоз отправился в сторону Вереи.
Глава 6
Первые лучи солнца робко выглядывали из-за леса, а я уже был на ногах. Быстро сполоснув лицо из бочки, стоящей у крыльца боярского терема, я, поеживаясь от утренней прохлады, пробежал легкой трусцой к казарме дружины, которую построили по моему проекту рядом с надвратной башней. Часовые на башне службу несли исправно и давно заметили своего злющего командира, а потому, когда я вошел в казарму, дневальный уже стоял у тумбочки, вытянувшись по стойке «смирно». Я не позволил дневальному заорать при моем появлении и, махнув рукой, чтобы он не начал доклад, пошел вдоль ряда двухъярусных кроватей, на которых сладко спали мои бойцы.
— Рота, подъем! — рявкнул я.
Так начался очередной день солдатской каторги для деревенских увальней, которые к весне должны были стать воинами.
Личный состав мгновенно выполнил приказ, и уже через минуту бойцы с голым торсом выстроились в проходе. Двухъярусные кровати тоже были моим ноу-хау из прошлой жизни, ибо народ на Руси пятнадцатого века поголовно спал на лавках, стоящих в избах вдоль стен, и полатях. Отдельная кровать была непозволительной роскошью и полагалась только представителям высших сословий, поэтому, когда я приказал плотникам сколотить персональные кровати для дружинников, меня едва не стали считать убогим. Однако удобство отдельного спального места быстро перебороло врожденный крестьянский скептицизм, и вскоре подобные сооружения появились сначала в комнатах боярской дворни, а затем и в тесных избах жителей Вереи, экономя место для многочисленного семейства.
— На зарядку бегом марш! — скомандовал я, и бойцы пулей вылетели из казармы, а их новый воевода следом за ними.
За исполнение обязанностей боярского сына и воеводы я взялся со всем рвением, но решил не подражать местным порядкам и традициям, которых не знал в принципе, а потому мог проколоться на любой мелочи. Когда пресветлая боярыня, глядя на мои чудачества, резонно поинтересовалась, не заболел ли ее воевода головой, я резко ответил, что таковы порядки в гвардии императора ромеев, в которой мне довелось служить на чужбине, да и вообще не бабское это дело — соваться в дела воинские. Мое наглое по своей сути заявление сразу сняло все остальные вопросы, ибо на Руси всегда относились с почтением ко всему заграничному, даже если это откровенная лажа и глупость.
Как говорится, слухами земля полнится, и обо мне по Верее поползли самые идиотские сплетни, вплоть до того, что я чуть ли не внебрачный сын ромейского императора, сбежавший на Русь от своих законнорожденных братьев. Как ни странно, но эти сплетни распространяла по селу моя бывшая хозяйка Прасковея, которую по воскресеньям навещал сын Прохор. Смышленый парнишка был у меня за адъютанта и, чтобы повысить свой статус среди сверстников в селе, врал на мой счет как сивый мерин. После показательной порки розгами на конюшне Прохор заткнул свой фонтан красноречия, но слухи уже расползлись по округе и обрастали новыми подробностями, поэтому народ почтительно ломал передо мной шапки, едва повстречав на пути.
Местной системы воинской подготовки я не знал, так что не стал ничего выдумывать и тупо скопировал курс молодого бойца ВДВ, который у меня буквально засел в печенках. Отсутствие в Древней Руси электрического освещения предопределило кардинальное отличие существующего распорядка дня от норм нашего времени. Рабочий день начинался с рассветом и заканчивался с закатом солнца, правда, предусматривался двухчасовой перерыв на обед и послеобеденный сон, но о существовании КЗоТа здесь никто даже не подозревал. Я довольно легко привык к такому распорядку, так как по складу характера был «жаворонком», а потому не позволял личному составу по утрам нежиться в постелях.
Часовые уже открыли перед моим воинством ворота, и дружина строем резво выбежала за стены боярской крепости. Чтобы задать темп пробежке, я подал команду:
— Запевай! — и дружинники громко заорали немного переделанную армейскую кричалку, привезенную мною из другого мира:
Как ни странно, но новая традиция быстро прижилась в новом мире и очень помогала бойцам преодолевать десятикилометровую дистанцию. Особенно дружинникам нравились кричалки, которые были привязаны к вешкам, отмерявшим дистанцию, поэтому их вопли с утроенной силой разносились по округе, когда отряд пробегал мимо такой вешки.
4
Боярские дети— разряд мелких служилых людей на Руси в XV — XVII вв.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.