Западня. Шельф

Тимур не верил в слепую удачу. А вот в совпадения — верил, с тех пор как провалил одно из своих первых дел, погнавшись за носителем редкой, но вовсе не уникальной генетической мутации, — в то время как тот, кто был ему нужен, улизнул из-под носа. С тех пор Тимур стал осторожнее и в омут с головой не бросался, всегда держа в уме несколько вариантов. Девочка с разноцветными глазами, так удачно встреченная в самолете, могла вообще ничего не знать о предметах...

...Заказчик с грохотом захлопнул дверцу сейфа — пламя камина бросило блик на стальную дверцу, которую тут же скрыла картина в тяжелой раме. Старик повернулся и бросил на колени Тимуру прозрачный конверт. Внутри лежала пожелтевшая от старости гравюра — Тимур с первого взгляда узнал знакомые, чуть граненые очертания; граверу удалось даже передать холодный серебристый блеск. А вот сам предмет был незнаком. Тимур аккуратно отложил гравюру на журнальный столик, откинулся на спинку кресла и вопросительно взглянул на заказчика.

— Медуза, — сказал тот. — Очень, очень неприятный предмет. Вызывает полный паралич воли. Есть версия, что сейчас находится на территории Союза, хотя гарантий, сам понимаешь, никаких... Здесь все, что мы знаем, — он добавил к гравюре тонкую папку.

— М-да, — пробормотал Тимур, двумя пальцами приподнял рисунок и снова всмотрелся в очертания предмета. — Последний установленный владелец?

Заказчик нехорошо ухмыльнулся.

— Джек-Потрошитель, — сказал он.

Тимур присвистнул. Джек-Потрошитель... понятно, почему жертвы не сопротивлялись. Неприятный предмет? Умеют же некоторые смягчать выражения! Тимур покосился на заказчика. Тот с каменным лицом шуровал кочергой в камине. А зачем вам? Зачем вам этот предмет, хотел спросить Тимур, — но прикусил язык. Такие вопросы заказчикам не задают. Из-за таких вопросов можно не только работы лишиться...

— Гонорар?

— Вдвое от обычного.

Тимур скептически хмыкнул.

Едва начав изучать дело, он пожалел, что не потребовал больше. След, что тянулся за медузой, вызывал ужас и омерзение даже у него, человека много повидавшего. Тимур погрузился в бесконечные криминальные сводки. Информация по Черноводску попала к нему далеко не сразу. События в далеком городке, запертом между сопками и морем, заметно отличались от того, что происходило в Лондоне, но Тимур сразу понял: в этом что-то есть.

Убийства в Черноводске начались едва ли не в год его основания и продолжались по нарастающей. Задушенные и выпотрошенные собаки. Задушенные и выпотрошенные женщины. Дети. Чаще всего — дети. Тела, до неузнаваемости обглоданные чайками. Одно ритуальное убийство в три-четыре года в тридцатые — и полтора десятка убитых за один только девяностый... и это не считая тех, кто пропал без вести. Регулярно кого-то ловили, кому-то давали высшую меру или пожизненно запирали на принудительное лечение, — на какое-то время все затихало, но потом начиналось снова.

Тимур еще сомневался, но его интуиция, необъяснимый нюх на предметы, благодаря которым он и получил свою странную работу, подсказывал: оно. За этими, бессмысленными на первый взгляд, убийствами скрывается человек, сжимающий в руке маленькую серебристую фигурку. На другой день Тимур вылетел в Хабаровск.

...Лиза, наконец, заметила пристальный взгляд Тимура и смущенно отложила вилку. Стук железа в тишине спящего общежития показался ей оглушительным.

— Спасибо, — пробормотала она.

Тимур ей нравился. Чем-то неуловимым он отличался от большинства взрослых, с которыми была знакома Лиза. Почему-то казалось, что ему можно было бы рассказать про Никиту; что он не стал бы требовать, чтобы она подарила фигурку воробушка Ленке; не нудил бы «ты же взрослая», чтобы заставить ее сидеть тихо.

А еще Тимур был красивый. Рассматривать его прямо Лиза стеснялась и лишь изредка бросала быстрые взгляды исподлобья. Тушенка давно была съедена, и на кухне повисло немного смущенное, но дружелюбное молчание. Лиза рассеянно вслушивалась в звуки, наполняющие общежитие. Чей-то храп. Капанье воды. Свист ветра на улице и едва уловимый гул сквозняков. Иногда особенно сильный порыв заставлял вздрагивать двери, и они хлопали, будто кто-то бродил из комнаты в комнату. Это всего лишь ветер, думала Лиза, всего лишь затянувшийся буран — один из многих, обрушивающихся на Черноводск каждую зиму. Всего лишь ветер.

За стеной тихо, настойчиво скулил пес. Заскрипели пружины койки, и хриплый со сна голос Вячеслава Ивановича произнес:

— Тише, Шмель, тише... ну что пристал?

Скулеж стал громче. Старик завздыхал; скрипнула дверь, и из коридора послышалась возня. Нетерпеливо зацокали по доскам собачьи когти; кто-то всхрапнул особенно громко, и Лиза тихо рассмеялась. «Вот приспичило тебе, как же не вовремя», — пробормотал Вячеслав Иванович, и по кухне пробежал порыв холодного ветра.

— Гулять пошли... — проговорила Лиза.

Тимур кивнул, размышляя, как бы половчее разузнать о предмете. Конечно, девочка не может быть убийцей, это исключено; но она может знать что-то, и главная задача сейчас — не спугнуть ее. Тимуру редко приходилось сталкиваться с детьми, и он не знал, с какой стороны лучше начать разговор, как поступить, чтобы девочка не замкнулась. К опасениям усложнить себе работу примешивалась еще и обычная человеческая жалость: перед тем, как все разбрелись по кроватям, Тимур вдоволь наслушался сплетен о романе Дмитрия с Натальей и вызванном им разводе. О скорой свадьбе говорили, как о деле решенном. Да, девочке приходится нелегко, и надо бы с ней как-нибудь помягче.

Тимур уже открыл рот, чтобы сказать что-то непринужденное о ее разноцветных глазах, когда с улицы донесся бешеный лай, тут же перешедший в низкий хриплый вой. Тимур вскочил, невольно взяв Лизу за плечо и отодвинув за себя. Они замерли, прислушиваясь. Некоторое время был слышен лишь вой. Потом грохнула входная дверь; ветер взревел, будто пытаясь перекричать отчаянный собачий плач.

— Что...

— Сиди здесь, — бросил Тимур и кинулся к выходу.

Далеко убежать он не успел, уже в кухонных дверях наткнувшись на Вячеслава Ивановича и едва не сбив его с ног. Увидев старика, Лиза испуганно вскрикнула: он был расхристан, из-под распахнутого тулупа неопрятно лез развязанный шарф и полы клетчатой байковой рубашки, а перекошенное, поросшее щетиной лицо было серым, будто присыпанным пылью. Запавший распахнутый рот походил на черный провал; нижняя челюсть прыгала от ужаса — старик пытался что-то сказать, но не мог. С улицы снова донесся вой Шмеля. Тимур взял старика под локоть, и Вячеслав Иванович с неожиданной силой вцепился в его руку.

— Идем со мной, сынок, — прохрипел он, — идем, поможешь...

Тимур заторопился к выходу. Вячеслав Иванович, пошатываясь, зашаркал следом; на пороге он обернулся к Лизе и прошептал:

— А ты, девочка, здесь посиди, тебе не надо... Не надо тебе на такое смотреть...

Лиза, прикусив кулак, опустилась на табуретку. Коридор постепенно наполнялся шумом — разбуженные люди выглядывали из комнат, тревожно спрашивая друг друга, что случилось. Лиза беспокойно склонила голову набок, вслушиваясь. Вот заскрипела дверь; тяжелые шаги, шорох, будто сквозь тамбур протаскивают что-то тяжелое. Придушенно взвизгнула женщина, и гул голосов стих; в мертвой тишине стало слышно, как капает из не докрученного крана. Потом голос братка сдавленно проговорил:

— Что за беспредел...

Лиза приподнялась, чувствуя, как волосы на затылке становятся дыбом, и тут тишина взорвалась диким криком.

— Папа! — взвизгнула Лиза и пулей выскочила из кухни.

— Наташенька! — это был не крик даже, а вой, вопль существа, раздираемого на части отчаянием. Лиза с разбегу уткнулась в чью-то спину, нырнула под руку, упала, поскользнувшись на мокром грязном полу; на четвереньках побежала сквозь лес ног. Почему все молчат, думала она, почему он кричит, а все молчат...

— Наташенька...

Наконец Лиза ужом вывернулась из-под ног на пустой пятачок пола, где лежало нечто — длинное, темное, неважное, — Лиза не видела ничего, кроме стоящего на коленях отца. Дмитрий, зажмурившись, мерно раскачивал головой, и это было так страшно, что Лиза готова была ударить его, лишь бы он перестал.