Поджигатели

Я поднялась по лестнице и спустилась по лестнице с мертвыми телами и кусками тел, которые лежали повсюду. Тела были как острова в реке, и кровь собиралась липкими сгустками по бокам. Прошло много времени, и я почувствовала траву под руками и поняла, что вышла на поле.

Горели прожектора. Я видела, как они мерцают в небе сквозь дым. Я ползла, пока не нашла среднюю линию, а потом поползла по ней, пока не добралась до центрального круга. Наверно, у меня была мысль, что оттуда я смогу больше увидеть. Но в центральном круге только дрались двое мужчин. Один в футболке «Челси», другой в футболке «Арсенала». Я подползла ближе. Я хотела спросить, не видели ли они моего мальчика.

Они оба были не игроки, а болельщики. Два здоровых, пузатых парня. Наверно, это были те самые ГРОМИЛЫ, ИЗ-ЗА КОТОРЫХ ФУТБОЛЬНЫЕ БОЛЕЛЬЩИКИ ПОЛУЧИЛИ ПЛОХУЮ РЕПУТАЦИЮ. Тот, который был в «арсенальной» футболке, сильно обгорел, было видно, что рука у него сожжена до кости. У того, который был в футболке «Челси», почти оторвалось ухо, оно вверх ногами свисало у него сбоку. Болельщик «Арсенала» ударил второго в лицо кулаком и выхватил у него какой-то обрубок, который тот нес. Тот упал, но снова поднялся и пнул парня в красном между ног. Так его пнул, что он опять выронил обрубок, и синий его подхватил. «Ты что, не видишь, что он из „Арсенала“, урод? — закричал красный. — Он из наших». — «Нет, — проорал синий, — я знаю его, в прошлом году мы заплатили за него четыре миллиона». — «Черта с два!» — прокричал красный и ударил синего в живот и схватил обрубок, но тот выскользнул и подкатился ко мне по дерну.

Когда я увидела, из-за чего они дрались, я потеряла сознание и пролежала без сознания три дня.

Знаешь, Усама, я иногда думаю, что мы заслуживаем всего, что ты с нами делаешь. Может, ты прав, может, мы и есть неверные. Даже когда ты разрываешь нас на куски, мы не перестаем драться друг с другом. Наверно, ты слышал подробности по радио? Наверно, тебе было странно слушать это там, в пещере, со своим «Калашниковым». Наверно, ты сидел где-нибудь в скалах, перед рассветом, и слушал блеяние коз, когда кто-нибудь из твоих людей подошел к тебе. Что он сказал? «Шеф, включите радио, у нас все получилось, мы разнесли в щепки новенький стадион „Арсенала“»? Ты улыбнулся? Ты выслушал новости, глядя, как солнце поднимается над горами?

Матчи Премьер-лиги остановили, но прошло несколько недель, прежде чем перестало расти количество погибших. Сначала сказали, что погибло 700 человек, но потом их число все увеличивалось. Понимаешь, те, кто выжил, продолжали умирать. От них так много всего оторвало, что они уже никак не могли справиться.

Скажи, ты просыпался каждый день рано утром, когда воздух у тебя в пещере высоко над долиной был холодный и колючий? Ты выходил наружу, потягивался и мочился на камень? Смотрел, как пастухи гонят коз по холму? Сидел на высоте, откуда тебе было видно всю долину? Чистил свой «Калашников», дожидаясь, пока солнце выйдет из-за горных склонов и согреет тебя? Включал радио и слушал, как растет количество жертв с семисот пятидесяти до восьмисот, потом до девятисот двенадцати?

Девятьсот двенадцать — вот сколько их было, когда я очнулась в больнице. Простыни были очень жесткие и белые. В палате работало радио. Сказали, погибло девятьсот двенадцать человек. Вошла медсестра. Увидела, что я очнулась, и подошла ко мне.

— Как вы, дорогуша? — сказала она.

— Есть новости? Вы знаете, что с моим мужем и сыном?

— Не торопитесь. Мы даже не знаем, кто вы. Скоро кто-нибудь к вам зайдет и задаст вопросы, но пока что вам надо отдохнуть.

— Но мне нужно знать сейчас. Я должна знать, где они.

— Лучше отдохните, дорогуша, — сказала медсестра. — Я кого-нибудь к вам пришлю.

Тогда я стала кричать. Сестра привела врача, и он сделал мне укол. Это было очень мило, я сразу заснула.

Когда я опять проснулась, было уже следующее утро и солнце сияло за окнами. Не мешало бы их помыть. Напротив меня на кровати лежала ХРАБРАЯ 82-ЛЕТНЯЯ СТАРУШКА. Она потеряла на стадионе оба глаза и все пела «Один-ноль в пользу „Арсенала“», пела и пела высоким, безумным голосом. В палате опять работало радио. Сказали, девятьсот шестьдесят шесть погибших. Сначала произошедшее все время называли трагедией. На Би-би-си никак не могли придумать, как называть то, что ты взорвал. Несколько дней говорили «трагедия на стадионе „Эмиретс“ или „Эшбертон-Гроув“», потом сдались и стали называть это все майским терактом. Все так называли. Как будто ты взорвал не просто футбольное поле, а прорвал дыру в нашем календаре.

У меня было чувство, что я упала в эту дыру. День и ночь потеряли смысл, только постоянно гудело неоновое освещение. Я лежала у дальней стены палаты, дальше всего от окон с одними только люминесцентными лампами, зеленым линолеумом и вонью от дезинфицирующих средств. Я не могла считать дни, я могла считать только трупы. ПО ПОДТВЕРЖДЕННЫМ ДАННЫМ, КОЛИЧЕСТВО ПОГИБШИХ СО ДНЯ ТЕРАКТА ВЫРОСЛО ДО ДЕВЯТИСОТ ШЕСТИДЕСЯТИ ШЕСТИ, — говорили по радио. — ДЕСЯТКИ ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ ИЛИ НАХОДЯТСЯ В КРИТИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ. Медсестра принесла мне кружку чая.

В то утро кто-нибудь из твоих людей принес тебе чай, Усама? В таком маленьком стаканчике? Ты посмотрел ему в глаза и подумал, можно ли ему доверять? Наверно, ты все время об этом думаешь. Девятьсот шестьдесят шесть — это целая уйма фанатов «Арсенала», ты небось не хочешь, чтобы когда-нибудь это тебе аукнулось. Ты пил чай, глядя своему человеку в глаза? А потом вышел на горячее солнце и вдохнул запах сухого козьего навоза и дикого тимьяна? Включил радио и услышал, что говорят уже про девятьсот шестьдесят шесть погибших? Повернулся на восток? Положил коврик на камни и встал на колени для молитвы? Знаешь, я молилась в то утро, Усама. Может, мы молились об одном и том же. Я молилась, чтобы количество погибших увеличилось до девятисот шестидесяти семи. Господи, прости меня, но я молилась, чтобы ХРАБРАЯ 82-ЛЕТНЯЯ СТАРУШКА напротив умерла и оставила меня в покое.

Я отмечала проходящие дни, процарапывая черточки на поручне моей койки, как это делают в кино. Каждый раз, когда приходила сестра, чтобы дать мне успокоительное, я понимала, что наступил новый день, и делала новую отметку, хотя теперь мне пришло в голову, что сестра могла приходить дважды в день. Так что, может, с майского теракта прошло шестнадцать дней, а может, всего восемь, когда количество погибших достигло тысячи человек. Я думаю, вся страна втайне надеялась, что оно доберется до тысячи. Когда это случилось, это было в своем роде облегчением. Казалось, как будто мы добрались до чего-то, куда давно уже шли.

Наверно, я желала очень сильно, потому что именно поющая бабуля закруглила количество погибших, царство ей небесное. Однажды утром я проснулась очень рано, и было так тихо и хорошо, что я приподнялась на подушках и посмотрела на нее. Мне стало ясно, что она умерла. Повязка сползла с ее глаз. Вместо них были только две дырки. Дырки, набитые окровавленной марлей. Бедная бабуля была похожа на старую грязную куклу, из которой полезла набивка. Я думала, БОЛЬШЕ ТЫ НЕ ПОЁШЬ. Я стала смеяться, хотя так и не поняла, что такого смешного. Прибежал врач. Посветил мне фонариком в глаза, и вдруг я оказалась снова на футбольном поле, а на меня сквозь дым светили прожектора. Я опять стала кричать, и врач сделал мне укол.

Когда я опять пришла в себя, по радио сказали, уже тысяча три погибших, и передали песню сэра Элтона Джона, которую он только что написал, она называлась «СЕРДЦЕ АНГЛИИ КРОВОТОЧИТ», и она будет в хит-парадах на первом месте всегда или, по крайней мере, пока солнце и звезды не сгорят, как дешевые лампочки, и Вселенная не погибнет окончательно, а это не может наступить слишком быстро, если ты хочешь знать мое мнение, хотя никто меня не спрашивал.

После тысячи трех человек количество погибших больше не росло. Начали разбираться, что же произошло. Я каждое утро слушала Би-би-си. Там пришли к выводу, что ты отправил на стадион одиннадцать террористов-смертников. Не знаю, специально это было или нет, но ты выставил целую футбольную команду. Никто не знал, почему ты переодел их в болельщиков «Арсенала». Может, Аллах ненавидит «Арсенал» еще больше, чем ненавидит Запад вообще, или это просто совпадение? Может, ты подбросил монетку, как делают капитаны двух команд, когда решают, кому первому делать удар.