Путешественник

Жителям Востока известен способ привнести сад внутрь помещения, причем за садом этим никогда не придется ухаживать: полоть его или поливать. В Персии полюбившуюся мне деталь убранства называют qali — это своего рода ковер или шпалера, которые кладут на пол или вешают на стены; однако это не похоже ни на одно из известных на Западе изделий подобного сорта. Qali обильно расцвечен всеми цветами сада, его узоры напоминают по форме множество цветов, виноградных лоз, кустов, листьев — словом, всего, что можно найти в саду. Все это изображено в виде самых причудливых узоров и орнаментов. (В соответствии с упомянутым выше запретом Корана персидский qali сделан таким образом, что среди его цветов вы не найдете ни одного действительно существующего в природе.) Впервые взглянув на qali, я подумал, что чудесный сад нарисован или вышит на нем. Но при ближайшем рассмотрении обнаружил, что весь сложный узор был выткан. Я искренне восхищался этим фантастическим изобретением персов до тех пор, пока не узнал о том способе, каким на Востоке делали qali.

Однако я забежал вперед в своем повествовании.

Итак, ведя в поводу пятерых лошадей, мы втроем пересекли неровный качающийся мост, который соединял берега реки Тигр. Оказавшись на том берегу, где стоял Багдад (вот уж где было воистину вавилонское столпотворение людей разной наружности, одеяний и языков), мы обратились к первому же человеку, одетому на западный манер. Он оказался генуэзцем, однако я должен отметить, что почему-то на Востоке все уроженцы Запада прекрасно между собой ладят — даже венецианцы и генуэзцы, хотя они и являются конкурентами в торговле, а у себя дома постоянно устраивают морские сражения. Генуэзский купец любезно сообщил нам имя правящего шаха — он назвал его «шахиншахом Джаманом-мирзой» — и показал, где находится дворец: тот располагался в квартале Karkh, считавшемся исключительно царской резиденцией.

Мы поехали в ту сторону и, обнаружив за оградой в саду дворец, сами представились стражникам, которые стояли перед воротами в сад. Эти стражники носили шлемы, которые, казалось, были изготовлены из золота, однако подобное никак не возможно, ибо тогда бы их вес оказался чрезмерным. А причудливо разукрашенные доспехи хоть и были сделаны из дерева или кожи, но все равно явно были предметами большой ценности. Стражники и сами представляли интерес, поскольку все поголовно отличались пышными курчавыми золотистыми волосами и бакенбардами. Один из них вошел внутрь и направился через сад к дворцу. Вернувшись, он сделал нам знак рукой, после чего второй стражник взял на себя заботу о наших лошадях, а мы вошли внутрь.

Нас провели в покои, увешанные и устланные великолепными qali, среди которых на груде разноцветных диванных подушек из прекрасных тканей полусидел-полулежал шахиншах. Сам он был одет не так ярко: от тюрбана до шлепанцев весь его наряд был бледно-коричневого цвета. В Персии этот цвет — цвет траура, и шах постоянно носил одежду бледно-коричневых тонов в знак траура по своей потерянной империи. Мы были слегка удивлены — ведь это была мусульманская семья, — увидев женщину, которая возлежала на другой груде подушек рядом с шахиншахом; в комнате также были еще две женщины. Мы сделали надлежащие поклоны и произнесли «салям». Затем, все еще склонившись в поклоне, отец поприветствовал хозяина на фарси, после чего обеими руками протянул ему письмо от Хубилай-хана. Шах взял его и начал читать вслух:

— «Всем самым безмятежным и могущественным, самым благородным, знатным, прославленным, достойным уважения, мудрым и скромным императорам, ильханам, шахам, королям, господам, принцам, герцогам, эрлам, баронам и рыцарям, а также судьям, чиновникам и регентам всех добрых городов и местечек, владыкам как духовным, так и мирским, тем, кто увидит сии верительные грамоты или услышит, что в них написано…»

Внимательно прочитав все до конца, шахиншах приветствовал нас, обращаясь к каждому «мирза Поло». Меня, помню, это поначалу смутило, так как я ошибочно полагал, что «мирза» — это одно из его имен. Однако со временем я понял, что шахиншах использовал это слово, чтобы выказать гостям уважение и почтение, все равно как арабы используют в таких случаях обращение «шейх». А потом я даже уловил следующую тонкость: «мирза» перед именем означает то же самое, что в Венеции «мессир»; когда же «мирза» стоит после имени, это означает владыку, правителя. Имя шаха было на самом деле довольно простое — Джаман, а его полный титул шахиншах означал «шах всех шахов». Он представил женщину, возлежавшую на груде подушек рядом с ним, как шахрияр Жад: Жад было ее имя, а титул «шахрияр» обозначал первую жену владыки.

Это было почти все, что хозяину удалось сказать в этот день, потому что, как только шахрияр представили, она немедленно приняла участие в беседе. Первая жена показала себя дамой невоспитанной и невероятно разговорчивой. Сначала она перебила мужа, а потом и вовсе завладела разговором, поприветствовав нас в Персии, в Багдаде и у них во дворце. Затем шахрияр отослала сопровождавшего нас стражника обратно к воротам и ударила в стоявший рядом с ней маленький гонг, чтобы позвать мажордома, которого здесь называли, как она объяснила нам, визирь. Шахрияр Жад приказала визирю приготовить для нас покои во дворце и приставить к нам слуг, после чего представила нас двум другим женщинам, которые находились в комнате: первая была ее матерью, а вторая — их с шахом Джаманом старшей дочерью. А еще супруга владыки не преминула сообщить нам, что сама она, Жад-мирза, является прямой наследницей легендарной Балкиш-Савеа (и, разумеется, ее мать и дочь тоже). Она напомнила нам, что знаменитая встреча этой царицы с падишахом Сулейманом была записана в анналы ислама, так же как и в анналы иудеев и христиан. (Это замечание позволило мне догадаться, что речь идет о библейской царице Савской и о царе Соломоне.) После этого шахрияр сообщила нам, что царица Савская сама была джинном, который, в свою очередь, произошел от живого злого духа — ифрита, и так далее, и так далее…

— Расскажите нам, мирза Поло, — почти безнадежно обратился шах к моему отцу, — о своем путешествии.

Отец любезно начал рассказ о наших странствиях, но он еще не успел дойти в своем повествовании до того момента, как мы покинули Венецианскую лагуну, как шахрияр Жад внезапно перебила его пространным лирическим описанием некоторых вещей, сделанных из муранского стекла, которые она недавно приобрела у венецианского купца. Это напомнило ей одну старую малоизвестную персидскую сказку о стеклодуве, который когда-то давно выдул из стекла коня и уговорил джинна заколдовать его, так чтобы конь стал летать как птица, и…

Сказка была достаточно интересной, но совершенно неправдоподобной, и я переключил свое внимание на двух других присутствовавших в комнате женщин. Уже одно то, что они находились в одном помещении с мужчинами, не говоря уже о неистощимой словоохотливости шахрияр, ясно показывало, что персы не укрывают и не изолируют своих женщин, как это делает б о льшая часть мусульман. Глаза каждой из находившихся в комнате персиянок были видны сквозь простые небольшие чадры (все они в большей или меньшей степени были прозрачными и не скрывали нос, рот и подбородок). Женщины здесь носили блузы, жилеты и снизу широкие шаровары. Я обратил внимание на то, что их одеяния не были такими толстыми и многослойными, как у арабских женщин, но были сделаны из прозрачной легкой шелковой ткани, что позволяло разглядеть и оценить женскую фигуру.

На старую бабку я глянул лишь мельком: морщинистая, костлявая, согбенная, почти лысая, беззубо шамкающая шершавыми губами; глаза красные и опухшие; иссохшие груди бьются о выступающие ребра. Одного взгляда на старую каргу мне было достаточно. Однако ее дочь, шахрияр Жад-мирза, была исключительно красивой женщиной, по крайней мере когда не говорила, а уж ее дочь, в свою очередь, оказалась просто редкостной красавицей, великолепно сложенной девушкой моего возраста. Она была наследной царевной (шахразадой) и звалась Магас, что означает «мотылек»; к имени ее еще присоединялся титул «мирза». Я совсем забыл сказать, что персы внешне отличаются от смуглых невыразительных арабов. Хотя у всех у них иссиня-черные полосы, а мужчины носят иссиня-черные бороды, как у дяди Маттео, кожа у персов такая же светлая, как и у венецианцев, а глаза обычно не карие, но более светлых оттенков. Задумавшись о красоте девушки, я заметил, что шахразада Магас-мирза в этот момент как раз изучала меня, пристально разглядывая в упор своими изумрудно-зелеными глазами.