Одинокая смерть

Он услышал, как скрипнула дверь сарая, и выглянул из стойла посмотреть, кого принесло.

— Па? Это ты? Я же сказал, что зайду к тебе в комнату, как только закончу дела.

Ответа не последовало. Отец не должен был вставать и тем более ходить, он будет потом долго задыхаться и еще больше ослабеет.

Джимми поднялся, чувствуя, как затекла нога от долгого сидения в неудобной позе, поднял с пола фонарь и вышел из стойла. Пройдя мимо лошадей, которые мирно дремали, не обращая на него внимания, он увидел, что входная дверь приоткрыта на несколько дюймов, но в сарае никого не было. Может быть, отец потерял сознание?

Он быстро подошел к двери и выглянул наружу. Там, под навесом коровника, в тени, стоял какой-то человек. Не отец, потому что человек был выше ростом, прямее и моложе. Джимми не мог разглядеть его лица как следует. Но человек был ему незнаком. Кто-то опять ищет работу. За последние полгода он мог нанять дюжину таких, они брели по дороге в надежде найти любую работу. Но ферма с трудом могла прокормить семью, и он уже устал разочаровывать этих людей. Он сам расстраивался, видя, как их надежда сменяется отчаянием.

— Ищете меня? — спросил Роупер и, не дожидаясь ответа, быстро продолжил: — Простите, я сейчас дою корову. Не можете подождать?

— Это может подождать, — сказал человек, — идите к своей корове.

Роупер кивнул и вернулся к стойлам, оставив из вежливости дверь широко открытой. Данделион стояла около кормушки, мерно жуя сено, которое он для нее туда положил, и он мог поклясться, что в ее черных выпуклых глазах мелькнули надежда и ожидание.

— Тебе просто нужна компания, — он почесал ее между рогами, — считаешь, что слишком хороша для коровника, еще бы, ты у нас лучшая. Самая лучшая. — Он давно подозревал, что корове больше нравится в стойле, где она провела первый год жизни, потому что болела, там за ней ухаживали и было тепло. — Ладно, оставайся, если хочешь. А я пошел спать.

Всхрапнула лошадь и беспокойно задвигалась в своем стойле. Роупер вздрогнул, почувствовав за спиной движение. Но не успел обернуться. Что-то сверкнуло перед глазами в свете фонаря и ударило по горлу, прежде чем он поднял руки для защиты. Удавка вонзилась в кожу и стала впиваться. Джимми сквозь удушье почувствовал, как кровь течет по шее. Он видел еще, как Данделион метнулась прочь, в угол стойла, и в огромных белках ее выпуклых глаз мелькнул страх, но ему было не до нее, он сражался за свою жизнь, пытаясь вдохнуть, и не мог. Человек, стоявший сзади, обладал пугающей силой. Теряя сознание, Роупер упал на колени на земляной твердый пол. Последняя его мысль была: фонарь сейчас перевернется.

Так Джимми Роупер стал второй жертвой.

Третьим стал сын владельца пивоварни. Пивоварня занимала три каменных здания, когда-то принадлежавшие аббатству. Они были частично разрушены, но, поскольку аббат строил на века, неплохо сохранились. Так что дедушка Пирс купил их, отремонтировал и заработал на них целое состояние.

Пивоварня находилась там, где дорога из Гастингса поворачивала на Бэттл. Сначала семья занимала третье здание, но, разбогатев, переехала в прекрасный дом на Абби-стрит.

Это было в прежнем поколении, и теперь Тирел Пирс, отец Энтони, слыл уважаемым человеком в обществе. Энтони воевал, вернулся, потеряв ногу в бою, но это не помешало ему занять свое место в деле отца. Он начинал постепенно — с возницы подводы, потом помощником мастера пивоваренного цеха, вникая в детали процесса. Его отец был уверен, что владелец должен досконально знать свой бизнес — от начала до конца.

В эту ночь — третью после смерти Джимми Роупера — Энтони Пирс вернулся в цех, чтобы еще раз взглянуть на датчик температуры в новом котле. Он явно барахлил, его надо было либо починить, либо ставить новый. Мастер уже пытался его отремонтировать, но безуспешно. Отец говорил, что поставщик в Лондоне сообщил, что понадобится три дня, чтобы доставить новый датчик. Это означало, что сусло будет непригодным и они понесут убытки.

После ужина Энтони пошел в пивной цех, чтобы еще раз попробовать спасти прибор. Ему всегда нравился здешний запах, немного кисловатый, насыщенный дрожжами и хмелем, особенно густой летней теплой ночью. Дверь в цех никогда не запиралась. Он зажег фонарь, вошел, поднялся по лестнице и подошел к скамье, где мастер оставил инструменты. Поставив фонарь на пол, он занялся делом, но, проработав несколько минут, бросил бесполезное занятие. Мастер прав — прибор не подлежал ремонту. Придется смириться и ждать, когда привезут новый. Только придется выгрузить содержимое котла, вычистить, вымыть его, что займет в лучшем случае часов двенадцать…

Он покачал головой и положил инструменты на прежнее место.

Энтони Пирс во время войны был офицером и привык командовать людьми. Он и здесь хорошо ладил с рабочими, знал каждого. Услышав, как заскрипела входная дверь, он крикнул:

— Я здесь! Это ты, Фред? Все бесполезно. Я завтра сам поеду в Лондон и посмотрю, что можно сделать. Надо менять эту проклятую штуковину.

Но человек, который поднялся по ступеням к нему наверх, не был мастером. Он вообще был ему незнаком. Пирс нахмурился:

— Сюда нельзя входить посторонним. Вам что-то от меня нужно?

Незнакомец спокойно отозвался:

— Не совсем. Я думал, вы меня помните.

Решив, что он ищет работу, Пирс спросил:

— Вы хотите наняться?

— Нет, я пришел просто вспомнить старые времена.

— Я уже закончил здесь. Пойдемте со мной.

Он похромал, проклиная новый протез и пытаясь по дороге вспомнить, не служил ли с этим человеком. Лицо, однако, незнакомое. Одет хоть и просто, но одежда хорошего качества. Значит, работу не ищет.

Когда они подошли к лестнице, человек пропустил его вперед:

— У вас, кажется, новый протез. Идите первым.

Пирс поколебался, но потом согласился.

— Ладно, — сказал он и начал спускаться, держась одной рукой за перила.

Он слышал сзади шаги, они приближались, человек просто дышал ему в затылок, и Пирсу вдруг стало не по себе. Наверное, из-за нового протеза он идет слишком медленно, боится упасть. Они спустились. Пирс направился к двери. Он уже собирался толкнуть тяжелую дверь, когда осознал, что сзади происходит что-то странное. Он начал оборачиваться, желая пропустить незнакомца вперед, и тут перед глазами что-то сверкнуло.

Для инвалида он оказал неплохое сопротивление, но оно было бессмысленно. Он не мог справиться с убийцей. Последнее, что он услышал, прежде чем провалиться в небытие, были слова, которые человек прошептал ему на ухо. Когда первые рабочие явились утром в цех, он лежал на каменном полу в нескольких футах от двери. Тело уже остыло.

Глава 4

Ратлиджа дома ждало письмо. Поднимая конверт с пола, он сразу узнал почерк. Положив шляпу на столик у двери, он прошел к окну, на ходу вскрывая конверт и вытаскивая оттуда единственный лист бумаги. В голове мелькнула безумная мысль, что письмо от Хэмиша, но он загнал ее подальше и стал читать. Приветствия и обращения не было.

«Пишу, чтобы попрощаться. Я принял решение, и к тому времени, как ты станешь читать мое письмо, обратного пути уже не будет. Я пытался, Иен. Но война изменила меня, изменила мою семью, все вокруг, и жить как раньше стало невозможно. Я ходил к доктору Флемингу, как ты советовал. Доктор хороший человек, он пытался и сделал все, что мог. Но и он оказался бессилен. Перед тем как решить, что другого выхода нет, я долго раздумывал, пока не понял окончательно. Хочу, чтобы ты знал следующее. Я уладил все финансовые дела, и моя жена не будет нуждаться, думаю, ей будет теперь даже легче, чем было со мной. Самое худшее ночные кошмары и оглушающий грохот орудий, который потом вызывает глухоту и изолирует от людей. Моя жена должна была кричать, чтобы задать самый простой вопрос, но и тогда я с трудом мог ее расслышать. Какая уж тут нежность. Я спал в другой комнате, чтобы не будить ее своим метанием, криками, стонами, а утром я ничего не помнил. Но помнила она. Мы были едва знакомы, когда поженились в 1914-м, и так и не смогли выстроить отношения, которые позволили бы скрепить брак. Я устал, Иен, не могу тебе передать, как я устал. И это единственный путь к покою. Прости, если сможешь. Молись обо мне, но знай, что решение далось мне нелегко, хотя я давно знал, что оно единственное. Прощай, мой друг. Надеюсь, ты найдешь свой путь. Ты так и не женился на своей Джин, но в этом твое спасение. Я видел, как с каждым днем та, которую я любил больше всего на свете, отдаляется и любовь в конце концов исчезает, остаются лишь страдание и стыд. Это разрывало мне сердце. Итак, прощай. И да помилует Бог нас обоих».