В шкуре зверя

– Теперь ты понимаешь, приятель, какой важный караван ведешь сейчас, – вытирая слезы, проговорил Ашад.

– Клянусь Хрофтом, эта девица знает, чего хочет, и как этого добиться. Видно, не один владелец почувствовал на себе ее хватку. Поэтому и продавалась по дешевке, – похохатывая, откликнулся Йонард.

– Да, самый ненадежный товар – это женщины. Никогда не можешь знать наверняка, сколько она стоит на самом деле, – поддержал второй торговец.

Ох уж эти женщины! Ну да, была у него и эта небольшая рана. Даже не рана, а так, вроде бы пустяк. А на пустяки стоило ли обращать внимание? Вот только…

Второй раз они увиделись неожиданно и плохо. Хотя любая такая встреча ни к чему хорошему привести не могла, так что не важно, где и при каких обстоятельствах. А обстоятельства были – из рук вон.

Шел третий час ночи, и «свора безголовых» в казарме видела десятые сны. За исключением тех, кто стоял в карауле. Расквартирование в само́м Великом городе парни приняли без особой радости. Понимали, если уж допустили врага до последнего рубежа, ничего хорошего в этом нет. И на счет римских бань и римских баб прохаживались, конечно, как без этого, но уж больно невесело, как будто по обязанности. Настроение было паршивое. Как раз для того, чтобы драться насмерть, не пытаясь сохранить жизнь и не думая о будущем, которое медленно, но верно оборачивалось дымом, вместе с самой Империей, под натиском молодых и сильных варварских племен.

Йонард проснулся очень быстро, как всегда. Как всегда, первым делом нащупал рукоять короткого ножа и только потом осознал, где он и что с ним. А в следующий момент открыл глаза и увидел над собой физиономию Равала, «старшего по палатке», говоря проще, десятника.

– Одевайся и выходи. Только легкое оружие, – бросил он и подошел к спящему Смитраку.

Переспрашивать Йонард не стал, знал, что молчаливый Равал, ходивший у центуриона в любимчиках, ничего сверху не скажет. Да и зачем? Все равно сейчас все узнает из первых уст. И, похоже, новости из тех, что лучше бы и не слышать вовсе.

Опасения Йонарда оправдались на все сто.

На улице шел дождь: не мелкая и противная морось, с которой приходили первые холода на родине германца, а хороший, честный дождь, который легионеры великой империи терпеть не могли: сырость плохо влияла на доспехи. Панцирь, шлем, меч, поножи и нарукавники приходилось потом до седьмого пота драить, смазывать специальным маслом и снова драить… За пятно ржавчины на доспехе можно было поплатиться очень сурово. Чуть ли не со времен Ромула считалось, что сверкающий доспех нагоняет страх на врагов… Может быть и так, только нынешние враги не слишком боялись прославленного римского блеска.

Под символической защитой кривоватой каменной стены стояла пятерка воинов. Йонард подошел поближе и среди них разглядел самого префекта легиона. Он завернулся в плотную шерстяную накидку, смотрел в землю и слегка горбился, что было очень плохим признаком. Пожалуй, еще худшим, чем то, что такая большая шишка вдруг ни с того ни с сего снизошла до простых солдат.

Вскоре появились Равал и заспанный Смитрак, который, не скрываясь, зевал во весь рот, обнажая набор зубов, неплохой, но далеко не полный. Однако, увидев высшего начальника собственной персоной, он зевать перестал и начал часто моргать. Проняло-таки. Третьим в этой группе оказался Тремон, которого вся «свора» уважала за звериную силу, но с трудом терпела за нечеловеческую скупость.

– Значит так, парни, – вполголоса произнес префект, – сейчас мы с вами пойдем в один богатый дом. Что бы там не увидели и не услышали, исполняйте мои приказы так, словно вас ничего не удивляет. Думать, сомневаться, спрашивать будете потом. Тот, кто проявит себя хорошо, получит все объяснения. Потом. Если захочет. А тот, кто не захочет никаких объяснений, получит лично от меня пять монет.

Смитрак перестал моргать и заулыбался. Физиономия Равала осталась каменной. Шагая по узким улочкам, в которых он все еще ориентировался слабо, Йонард не переставал размышлять о том, каким странным был состав группы для этой вылазки. Самый молчаливый, самый тупой, самый жадный и… Себя Йонард полагал парнем средним во всех отношениях. Да, силен, но в «своре» были парни и посильнее, тот же Тремон, который на спор рвал веревку, напрягая шейные мускулы. Да, храбр, отличился в боях и отмечен центурионом… Но этим воинов Рима не удивишь, каждый из них мог похвастать тем же… только не хвастали. Перед кем? Насчет ума… Йонард тешил себя надеждой, что соображает он неплохо. Может быть, льстил?

За размышлениями путь показался коротким. Перед глазами выросли массивные железные ворота. Как не плохо Йонард ориентировался в хитросплетениях Вечного города, но и он понял, что префект привел их группу какими-то скрытыми тропами на южный склон Палатинского холма, в квартал знати.

Внезапно от темной стены отделилась фигура, закутанная в такой же плащ. Парни, не раздумывая, обнажили мечи и встали так, чтобы защитить префекта. Но – поторопились. Фигура сделала шаг вперед, оказавшись на расстоянии видимости. В этот момент дождь, ливший всю дорогу, вдруг прекратился и, как по заказу, плотные серые облака разошлись, выпуская почти полную луну. И Йонард подумал, что одно из двух: либо он спит и видит странный сон, либо он проснулся в странном мире. В мире, где запросто на темной улице можно повстречать самого лысого германца Одоакра, командующего личной охраной императора…

– Я надеюсь, парни, которых ты отобрал, полностью надежны, – сказал лысый, обращаясь к префекту. Самих воинов он удостоил лишь беглого взгляда, но, как Йонарду показалось, увидел все что нужно и даже несколько больше, чем те хотели бы показать легендарному человеку.

– Не беспокойся, – коротко ответил префект и в свою очередь спросил: – Нас ждут?

Не отвечая, лысый коротко стукнул рукоятью ножа по железной решетке два раза, потом, с небольшим перерывом, еще два. Звук получился глухим и не очень громким, но, видно, тот, кто должен, услышал, так как железные ворота, заранее смазанные… или просто поддерживаемые в таком состоянии рачительными слугами, распахнулись не то что без скрипа, а вообще без звука. Их встретили. Йонард уже устал подсчитывать фигуры, закутанные в плащи и накидки, прячущие лица, и очередного парня с такими же манерами просто отметил, не вглядываясь.

Большой зал, где они в конце концов очутились, был поделен на две части мраморными колоннами. В глубине стоял круглый стол, за которым расположились трое мужчин и женщина. Стол не был уставлен яствами, для трапезы час был слишком поздний… или слишком ранний. Не годился он и для молитвы, и для игры. Но троица в зале явно была чем-то занята, и, похоже, дело было серьезное и срочное. Мужчины склонились над какими-то свитками, один прижимал кожу к столу, другой водил пальцем, разбирая знаки, и время от времени сверялся с небольшой деревянной дощечкой, которую держал в руке. Женщина смотрела в сторону.

Увидев ее, Йонард как будто получил полновесный удар под дых. Много времени прошло, но так и не забылся ни случай на великой дороге, ни пропавший товарищ. Она сидела так же прямо, смотрела невозмутимо и чуть презрительно, лишь лицо ее, некрасивое, но гордое, было бледным. Хотя, возможно, виновато было скупое освещение. Двое других мужчин были незнакомы германцу, но, судя по богатой одежде, принадлежали они к высшей знати.

Повинуясь безмолвному, поданному лишь жестами, приказу десятника, воины быстро рассредоточились по залу, перекрывая все возможные выходы, в том числе и через окна. Три человека, включая и Йонарда, пересекли зал и встали за спиной троицы.

– Именем императора…

До Йонарда, несмотря на всю его хваленую сообразительность, только сейчас дошло, что происходит: арест.

Мужчина справа сделал движение, чтобы схватить со стола свиток, но Йонард довольно бесцеремонно придержал его за плечо, а туповатый Смитрак так же быстро и четко помешал второму переломить деревянную дощечку. Все это было немедленно передано префекту. Женщина не шевельнулась.