Грусть не для тебя

Едва ли я вообще придавала значение собственной беременности, до того момента, когда впервые отправилась в женскую консультацию. Маркус пошел со мной, но не по своей воле — я его заставила. Пока мы сидели в приемной, я заполняла графы страховки, а он листал «Тайме» с таким видом, словно сейчас ему больше всего хотелось быть где угодно, только не здесь. Когда назвали мое имя, я встала. Маркус остался сидеть.

— Идем! — раздраженно сказала я.

— А можно я подожду здесь?

Я заметила, как женщина на последнем сроке беременности, сидящая рядом со своим мужем, бросила на Маркуса пренебрежительный взгляд.

— Немедленно встань! — зашипела я.

Он тяжело вздохнул и со стоном поднялся.

Мы последовали за медсестрой в коридор, который начинался за приемной, и она попросила меня встать на весы.

— В одежде? — спросила я. Первое, что я буду делать по утрам и после основательных тренировок в спортзале, так это взвешиваться. Обязательно обнаженной.

— Да, — бросила сестра.

Я разулась, отдала Маркусу тяжелый серебряный браслет и велела ему отвернуться. Он подчинился, но не преминул закатить глаза.

Медсестра быстро принялась нажимать на кнопки кончиками пальцев, и наконец, на экране возникли цифры «50.8».

— Пятьдесят один, — констатировала она.

Я взглянула на нее. Как она думает, почему я велела Маркусу отвернуться?

— А мне кажется, пятьдесят восемьсот, — сказала я.

Она пропустила мои слова мимо ушей и записала в карточке «51».

И все-таки это был хороший результат. Пятьдесят один килограмм, а без одежды — сорок девять с половиной или пятьдесят. Пока никакого лишнего веса.

— Ваш рост? — спросила сестра.

— Метр семьдесят шесть.

Она записала и повела нас в маленькую холодную смотровую.

— Доктор сейчас подойдет.

Я забралась на стол, а Маркус обнаружил еще одну журнальную стойку. Увидев там только журналы для молодых родителей, он раздумал читать. Через несколько минут в смотровую быстро вошла молодая миниатюрная блондинка, которой трудно было дать больше двадцати пяти. Густые светлые волосы у нее были коротко подстрижены, так что я хорошо разглядела массивные бриллиантовые серьги. Белый хрустящий докторский халат доходил до края черных кожаных сапожек, по колено длиной.

— Здравствуйте. Меня зовут Джен Стейн. Прошу прощения, я сегодня немного задержалась, — с улыбкой сказала она, и я вспомнила Тэмми Бакстер, капитана группы поддержки в старшей школе, которая всегда стояла на самом верху пирамиды, в то время как ее пятки покоились на моих плечах.

— Дарси Рон, — ответила я, усаживаясь и отметив, что при столь маленьком росте у нее необычайно большая грудь. Это сочетание всегда меня раздражало, точно так же, как и зрелище абсолютно плоской груди. Врачи не делают себе имплантацию. Значит, бюст у нее настоящий. Такая огромная грудь почти всегда сочетается с целлюлитом на заднице. У нее просто не может быть идеальных ягодиц.

Надеюсь, Маркус не заметит ее достоинств, подумала я, представляя его как «отца».

— Очень приятно видеть вас обоих! — Она улыбнулась Маркусу, и я с удовлетворением отметила, что на передних зубах у нее легкий след темно-красной губной помады.

Маркус широко осклабился в ответ. Мне захотелось надавать самой себе пинков за то, что я пошла к доктору-женщине.

— Мне раздеться? — спросила я, чтобы помешать Джен и дальше очаровывать Маркуса.

— Нет, я думаю, что сначала мы просто поговорим. Я выясню состояние вашего здоровья и отвечу на все вопросы. Уверена, что у вас их множество.

— Да, — сказала я, хотя на самом деле у меня не было ни одного. Разве что хотелось узнать, можно ли иногда пить кофе и вино.

Джен села напротив нас, придвинулась ближе вместе со стулом, положила мою карточку на старомодный деревянный столик и сказала:

— Итак, вы помните, когда у вас в последний раз началась менструация?

— Да, — ответила я. Хорошо, что в тот день догадалась отметить дату на календаре. — Восьмого августа.

Она сделала пометку, и я увидела огромное кольцо с изумрудом на ее пальце. Да на ней драгоценностей самое меньшее, на сто тысяч долларов. Готова поклясться, она помолвлена с каким-нибудь немолодым, седовласым хирургом. Я вдруг подумала о собственном обручальном кольце, которое сначала планировала продать, но потом решила, что куда круче прийти в женскую консультацию со своим возлюбленным, чем с мужем. Я буду совсем как кинозвезда. Почти никто из них не выходит замуж, что не мешает им заводить детей.

— И когда малыш родится? — спросила я, зная, что это будет где-то в начале мая, но мне хотелось услышать более точную дату.

Джен достала листок бумаги, принялась что-то черкать, искоса поглядывая на календарь, и наконец, изрекла:

— Приблизительная дата родов — второе мая.

Второго мая Дексу стукнет тридцать пять. Я взглянула на Маркуса, которому эта дата ровным счетом ничего не говорила. Просто удивительно, как редко парни помнят, когда у их друзей дни рождения. И тогда я обратилась к Джен и Маркусу:

— Надеюсь, что роды чуть запоздают… или произойдут раньше… потому, что второе мая — день рождения моего бывшего жениха.

Маркус вытаращил глаза и покачал головой, а доктор Стейн засмеялась и уверила меня, что только один ребенок из десяти рождается в предсказанный день.

— Почему? — спросила я.

Джен на секунду задумалась — не слишком хороший знак, если такой простой вопрос поставил ее в тупик, — а потом сказала:

— Точную дату определить невозможно.

— Ага, — сказала я, подумав, что женщина постарше дала бы мне куда более убедительный ответ. Или пусть даже такая же молодая, но менее привлекательная. Некрасивые девушки обычно усердно учатся. Уверена, что Джен была не самой примерной студенткой. Думаю, что ее вообще бы здесь не было, если бы не дружок-хирург. — Понятно.

— Итак, — бодро продолжила Джен, — я бы хотела посмотреть вашу медицинскую карту и задать несколько вопросов.

— Конечно, — ответила я и увидела, как Маркус пялится на ее ляжки.

Я уставилась на него, а Джен взяла опросный лист. Она спросила, сколько мне лет (и я была рада, что могу ответить «двадцать девять», а не«тридцать»), чем я болела, какие препараты принимала, как часто употребляю алкоголь, занимаюсь ли спортом, сижу ли на диете, курю и т. д. Записав историю моей жизни, она взглянула на меня с улыбкой на сильно накрашенном лице.

— Вы что-нибудь чувствуете? — спросила Джен. — Какие-нибудь симптомы? Тошнит?

— Грудь немного болит, — сказала я.

Маркус казался смущенным, и я дерзко добавила: —…когда он ее трогает. Джен кивнула. Маркус съежился. Я продолжала: — Она как будто немного увеличилась… И ореолы потемнели. Но за исключением этого я чувствую себя как всегда. И вес в норме, — гордо закончила я.

— Ну, ваш срок пока только около пяти с половиной недель, так что еще рано набирать вес, — сказала Джен. — Но скоро у вас будет такой аппетит! Хотя вы, наверное, уже сейчас стали есть больше?

— Нет, — ответила я. — И я вовсе не собираюсь превращаться в толстуху. Наверное, вы их столько перевидали.

Джен снова кивнула и сделала какую-то пометку в карточке. Потом она объявила, чтобы я приготовилась к обследованию.

— Мне выйти? — спросил Маркус.

— Можете остаться, — ответила Джен.

Я обернулась к ней:

— Ему неловко.

— Тут нечего стыдиться. Ведь он непосредственный участник.

— Да… хоть мы еще не женаты, — сказала я. — Но он очень этого хочет.

Джен улыбнулась и велела мне переодеться в лежавший на столе халатик, пообещав вскоре вернуться. Когда она вышла, я спросила Маркуса: как, на его взгляд, Джен хорошенькая?

— Ничего, — ответил он. — Интересная.

— Как думаешь, сколько ей лет?

— Двадцать восемь.

— Я красивее?

— Да. Ты красивее.

— И останусь такой, даже если потяжелею на двадцать фунтов?

— Да, — ответил он, но не очень уверенно.