Страница 28 из 31

Туринская плащаница

Кассе Этьен

—

Все верно!

— с

серьезным видом отозвался монах.

—

Понтий Пилат был своего рода некрещеным святым. Он пытался спасти Господа нашего Иисуса Христа от проклятых иудеев, требовавших распятия!

Жан-Пьер тут же вспомнил, что рассказывал ему Натанаэлъ, но не испытывал ни
малейшего желания спорить об этом, с Гюго Бульо. Он лишь быстро спросил:

—
Как поживают ваши поиски реликвий для ордена и Франции, фрадре?

—
Как никогда хорошо, сын мой! Силой мы, конечно, сейчас не можем забирать святые косточки из церквей схизматиков, тем паче что король Людовик почил в бозе, а воины покинули Святую землю. Но покупать еще как можем. Вот совсем недавно приор маленького монастыря схизматиков с Кармеля был у меня в гостях. В его церкви есть реликвии некоторых святых

—

святой Варвары, святой Екатерины, святого Георгия. Нет секрета в том, что монастырь обнищал и его монахи страдают от нужды,

—

вот приор и решил поторговать реликвиями.

С этими словами монах вытащил из кармана сутаны маленький металлический реликварий и протянул Жану-Пьеру. Там лежала какая-то косточка.

—
Это кость святого великомученика Стефана, — объяснил Гюго де Бульо. Вытер лоб огромным платком, а когда Жан-Пьер вернул ему реликварий, завернул его в этот платок.

—
Эх, найти бы более важные реликвии, иглы от тернового венца, гвозди с распятия...

—
Плат Вероники...

—

подсказал Жан-Пьер.

—
Ах, да что там плат!

—

воскликнул монах.

—

Это подделка, видал я ее. Эх, если бы крестовый поход продолжился...

Жан-Пьер взглянул на руки монаха. В них было что-то грубое, примитивное. Тыльная сторона ладоней поросла черными волоска
ми, кожа проглядывала бледная. Пальцы были слишком коротки, ногти обломаны, с черным ободком.

Юный рыцарь все же решился и произнес:

—
А я так рад, что крестовый поход закончился. .. и мир воцарится между мусульманами и христианами...

Глаза Гюго де Бульо опасно блеснули.

—
Что, черт побери, ты думаешь, Жан-Пьер де Вуази?

Воцарилось напряженное молчание. Это молчание монаха не удручало. Он упивался им

—

перед битвой надо сделать паузу, тянуть ее до бесконечности, чтобы противник почувствовал себя неуютно.

—
Крестовый поход не соответствует моим нынешним моральным представлениям,

—

произнес наконец Жан-Пьер.

—

Мне кажется безнравственным, что мы, христиане, сеем смерть меж людьми, которые хотят жить и верить иначе, чем мы.

Монах поиграл желваками, мрачно поглядывая на юношу.

—
Сдается мне, что ты переменил, свое мнение в обществе того проклятого иудея?

—
Да, благодаря моей дружбе с ним и с младшим сыном эмира Туниса. Почему нам троим удалось найти общий язык, а вы все раздуваете ссоры?

—
Твоя приверженность миру делает тебе честь, барон,

—

холодно заметил францисканец.

—

Но думаю, твой образ мыслей придется не по сердцу твоему отцу.

—
Думаю, мы поймем друг друга,

—

улыбнулся Жан-Пьер.

—

Мой отец всегда был противником Крестовых походов.

—
Забыл, что всем должен быть благодарен Церкви? И титулом, и землями...

—
Я ведь не только сын аристократа, но в первую очередь просто человек.

—
То, что ты говоришь, ересь!

—

выкрикнул Гюго де Бульо.

Жан-Пъер вовсе не желал ссоры со старым монахом. Какой смысл в их споре?

—
Я многое увидел в этом походе,

—

мягко произнес де Вуази,

—

и многому научился. Мой взгляд на Иисуса изменился.

—
Так, так! Взгляд на Иисуса изменился... Это все тот рабби!

—
Да, я сдружился с этим молодым иудеем,

—

подтвердил Жан-Пьер,

—

и многое узнал у него. Узнал ценные вещи об иудаизме.

—
Ценные вещи? Что может быть ценного в религии, от которой отказался Господь, когда бывший его избранный народ распял Иисуса Христа?

Жану-Пьеру показалось, что его ударили. Столь яростен был взгляд францисканца.

—
Или ты принял иудаизм? Уже и обрезание прошел?

—

брызгал слюной монах.

Жан-Пьер старался говорить спокойно:

—
Я по-прежнему христианин и им останусь, фрадре! Но благодаря моему иудейскому другу я лучше понял Христа как иудея и человека.

—
Как иудея и человека? Да ты должен пасть пред Богом на колени и молиться. А ты его... человеком!

—
Разве в Священном Писании не сказано, что Иисус мог плакать?

Гюго де Бульо скривил губу.

—
Плакал из-за грехов наших,

—

подтвердил он.

—

Но нигде в Писании не сказано, что Иисус смеялся! А люди очень любят посмеяться!

—
Да разве на свадьбе в Кане в кругу своих друзей Иисус сидел с постным лицом?

—

спросил Жан-Пьер.

—

Иисус был удивительный человек. Он был сравним со всем миром людским одновременно. Был добр, нежен...

Монах поднялся из-за стола:

—
Жан-Пьер де Вуази, твой образ мыслей опасен! Ты сам опасен!

—
Опасен?

—

удивился Жан-Пьер.

—
Меня ужасает мысль, что ты повезешь иудейскую ересь на родину, еще не оправившуюся от ереси катаров!

—
Я постараюсь рассказать людям о том, что думаю о Христе,

—

спокойно промолвил де Вуази.

—
Наверное, твой иудейский дружок тебе поможет в этом?

—
Да,

—

твердо произнес рыцарь.

—

Я надеюсь, что мой друг Натанаэлъ приеоет ко мне во Францию.

—
Барон де Вуази!

—

францисканец перешел на крик.

—

Злой дух в тебя вселился! Твои слова

—

елей для Сатаны!

Вуази ушел, не дожидаясь благословения монаха.

Глава пятая.

Версии, или Кто тот Человек с плащаницы

Классифицировать как «судебное убийство»

Ученые и судмедэксперты долго изучали изображение на плащанице. Судебный эксперт Бэклин пишет, что «каждая рана была нанесена самым настоящим образом и соответствует тому типу орудия, которым ее наносили. Каждая рана кровоточила так, как это обычно бывает при таком ранении».

Удивительно неподдельное мужество ученых. На это страшно смотреть, по всему телу нанесены травматические повреждения. Жестокое бичевание, которому подвергся человек, завернутый в плащаницу, оценивается примерно в 60-120 ударов плетью с двумя или тремя хвостами, в концы которых были вделаны металлический гвоздь, гирька или шарик. 98 отпечатков таких ран запечатлелось на плащанице!

Вспомните текст Евангелия от Иоанна (19:1-5): «Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его. И воины, сплетши венец из терна, возложили Ему на голову, и одели его в баг
ряницу, и говорили: радуйся, Царь Иудейский! И били Его по ланитам». Терновый венец и в самом деле остался страшной памяткой на изображении с плащаницы.

На обоих коленях имеются ушибы, а на левой коленной чашечке порез от повторных падений в то время, когда истязуемого уже вели на Голгофу.