Наша тайна

— А что, если состояние роговицы будет ухудшаться, а никто кроме меня об этом не узнает? Что будет тогда?

Деборе стало дурно. Очки исправляли его дальнозоркость. Проблема с роговицей не имела к этому никакого отношения, и вылечить, ее можно было только с помощью пересадки.

— Ты чувствуешь, что что-то изменилось?

— Нет. Но если бы изменилось?

— Ты бы сказал мне, и мы пошли бы к врачу. Ты действительно что-то чувствуешь? — спросила она еще раз, потому что речь шла не о дерматите, который сразу заметен на коже, и даже не о воспалении уха. Она не могла видеть, что происходит с его роговицей.

— Нет, но если бы мы не сказали врачу? Что бы произошло?

— Ты бы просто не смог хорошо видеть.

— Я бы ослеп?

Дебора наклонилась ближе.

— Сынок, все стало еще больше расплываться?

— Я просто спрашиваю, мама. Я бы ослеп?

— Нет. Мы уже говорили об этом. Во-первых, решетчатая дистрофия роговицы у тебя только на одном глазу. Во-вторых, как только ты перестанешь расти, мы навсегда устраним эту проблему.

— Мама, — резко перебила ее Грейс, — зачем мистер МакКенна бегал, если у него были проблемы с сердцем?

Дебора посмотрела на Дилана, которого ее ответ, похоже, не совсем удовлетворил, потом повернулась к Грейс:

— Люди со слабым сердцем всегда бегают. Очень важно заниматься спортом.

— Как ты в спортзале? — спросил Дилан. — А папа чем занимается?

«Папа расхаживает по комнате взад-вперед», — хотела сказать Дебора, но это, конечно, было не так. Сбежав от корпоративной жизни, он больше не расхаживал.

— Йогой, — ответила она. Дебора могла даже пошутить на этот счет — настолько это не вписывалось в новый образ Грэга, — но в силу йоги верила. Она бы хотела, чтобы Грейс тоже попробовала. Техники расслабления могли бы решить ее проблему с обкусыванием ногтей.

Дебора осторожно убрала руку дочки ото рта, но не была уверена, что Грейс это заметила.

— Думаешь, у мистера МакКенны был сердечный приступ, когда он выбежал на дорогу? — спросила девочка. — То есть, возможно, он не соображал, что делает, или потерял ориентацию и пытался попросить о помощи?

— Врачи не нашли ничего, что указывало бы на проблемы с сердцем.

— И что для нас значит тот факт, что он принимал коумадин?

— Это значит, — сказала Дебора, обрадовавшись надежде, появившейся в голосе дочери, — что в его смерти не было нашей непосредственной вины.

— Коумадин? — переспросил отец за утренним кофе, И только тогда посмотрел ей в глаза. Его глаза были красными, и он выпил пару таблеток аспирина, прежде чем приступить к кофе. Бутылка виски в кабинете — новая бутылка, вероятно, открытая вчера вечером — была нейтрализована третьей таблеткой. Хотя это очень беспокоило Дебору, проблема ее собственного спасения была более насущной.

— В больнице с облегчением вздохнули, — сказала она. — И теперь вопрос не в том, почему мистер МакКенна умер, а в том, почему никто не знал, что он принимал этот препарат. Все нужные вопросы были заданы, но ответа не было. Пациент не разговаривал, а его жена ничего не сказала о коумадине. Она не назвала даже имени доктора, у которого наблюдался мистер МакКенна.

— Коумадин нельзя купить без рецепта. Кто-то его назначил. Миссис МакКенна должна знать, кто это сделал. Если, конечно, этот парень ничего от нее не скрывал, как, по твоим словам, это делала моя жена.

Это обвинение застало Дебору врасплох. Она неуверенно произнесла:

— Я сказала тебе это только потому, что ты воздвиг маму на пьедестал, которого никто из нас не может достичь. Она была человеком. А люди ошибаются.

— Она умерла. И ничего не может сказать в свое оправдание.

— Мама не оправдывалась бы, папа. Она бы во всем призналась, и ты сразу бы ее простил. Поэтому я признаюсь. Я попала в аварию, о которой очень сожалею. Я хотела бы быть идеальной дочерью для тебя. Но я не идеальна.

— Ладно тебе, Дебора, — проворчал Майкл. — Разве я когда- нибудь требовал, чтобы ты была идеалом?

— Может, ты и не говорил этого прямо, но у тебя высокие требования. Возьмем к примеру Джил. Она не соответствует твоим стандартам, но она любит то, чем занимается, папа. Правда, у нее отличный бизнес. Разве ты не можешь как-то заехать и просто… посмотреть? Или Дилан. Возможно, он и не суперспортсмен, но он был бы в восторге, если бы ты пришел на его игру.

— Я приду. Приду.

— Он играет сегодня после обеда.

— Сегодня не смогу. В другой раз.

Дебора знала, сколько было записано пациентов, и не понимала, почему сегодня «не смогу». Но вопрос мог бы разозлить Майкла.

— А как насчет Джил? Она бы обрадовалась, если бы ты заехал. Ты бы видел, сколько людей стоит в очереди…

— Сейчас, — прервал ее Майкл, — меня больше беспокоишь ты, чем твоя сестра. Ты говорила Холу о коумадине?

— Хол обрадовался. Ему кажется, что дело можно повернуть так, что причиной смерти будет выступать не моя машина, а лекарство.

Майкл внимательно изучал свою чашку.

— Это может меня оправдать, — сказала Дебора. — Я знала, что у мистера МакКенны не было смертельных повреждений, когда осматривала его. По крайней мере, теперь я понимаю, почему он умер. — Не дождавшись ответа, она добавила: — Хол все время на связи с полицией.

Майкл поставил чашку.

— Это хорошо. Он будет в курсе событий. Чем больше ответов мы получим, тем лучше. Половина пациентов, которых я вчера принимал, спрашивали об аварии, а ведь местная газета еще не вышла.

В полдень газета продавалась на всех углах городка. Дебора увидела ее во время обеденного перерыва на столе в маленькой офисной кухне.

Статья была не такой плохой, какой могла бы быть. Ее напечатали на первой странице, но внизу. А это значило, что она будет не первым, что прочтут люди. К несчастью, в таком маленьком городке как Лейланд большинство жителей читают местную газету от корки до корки.

Статья была посвящена Кельвину МакКенне: когда и почему он приехал в Лейланд, где жил со своей женой, что преподавал. Учителя отмечали, что он был интеллектуалом, отзывались о нем как о человеке, который и во время обеда в кафетерии читал книги по истории. Ученики говорили о том, насколько умным он был. Все выражали восхищение его способностями, но никто ни разу не сказал «любимый учитель».

Корреспондент сжато изложил события того вечера — короткая и сухая хроника. Деборе хотелось бы, чтобы упомянули тот факт, что ее машина ехала на скорости намного ниже ограничения, по своей полосе. Но в тексте просто сообщалось, что превышения скорости не было и в суд никого не вызывали. Что же касается похорон, все было так, как говорила Карен.

Никаких слов вдовы. Ни — спасибо совету Хола — слов Деборы.

Лучшим в статье было то, что имя Грейс нигде не упоминалось. Худшим — что весь мир увидел в ней имя Деборы, а значит — ложь росла.

Грейс думала, что умрет. Ее друзья никогда не читали местную газету. По крайней мере, не на уроках. Но поскольку умер мистер МакКенна, сегодня, как и следовало ожидать, все было иначе. Она даже не знала, где они брали газету, но куда бы Грейс ни повернулась, у кого-то был экземпляр.

— Ничего страшного, — заметила Мэган, дочитав статью до конца и шурша страницами. — Здесь даже не сказано, что ты была в машине.

Но, по мнению Грейс, это не имело никакого значения. Теперь весь город знал, что это их машина сбила мистера МакКенну. Полшколы останавливало девочку в холле с глупыми вопросами вроде: «Ух ты, это твоя мама его сбила? Слышишь, а она знала, что это он? А когда ты об этом узнала? А ты чувствуешь себя виноватой?»

Единственный человек, с которым можно было бы поговорить, это Даниель. Но была одна проблема — как могла она сказать Даниель неправду? А если сказать правду, это может повредить маме.

Поэтому Грейс сбросила звонок Даниель так же решительно, как и звонки остальных друзей, и отправилась на следующий урок, опустив голову, хоть это и не мешало людям обращаться к ней. Во время обеденного перерыва Грейс пришлось отбиваться от такого количества вопросов, что в конце концов она взяла свой поднос, так и не поев, выбросила содержимое в мусорное ведро и просидела в женском туалете до звонка.