Вечная месть

Пока он ехал по Маттенвите и мосту Хольцбрюке к Эльбе, перед ним открывался вид на изящные фронтоны и шпили Шпайхерштадта, пронзающие чистое синее небо.

Шпайхерштадт означает «Складской город», и это соответствовало действительности: ряды домов с узорчатой кладкой из красного кирпича, выходящие одним фасадом на булыжные улицы, другим — на канал, возвышались над городским портом. Эти на вид легкие, великолепные строения девятнадцатого века словно вдыхали жизнь в гамбургскую торговлю.

Для Фабеля в архитектуре Шпайхерштадта имелось нечто такое, что делало принявший его город родным. Нарядные и надежные строения, но, безусловно, практичные и сдержанные. Вот таким вот образом самый богатый город Германии и его жители демонстрировали богатство и успех: уверенно, но благопристойно. Шпайхерштадт также был символом независимости Гамбурга и его особого статуса города-государства. Независимости, которая в разные периоды истории бывала весьма ненадежной. Стоявшие на мосту статуи Хаммонии и Европы, олицетворяющих Гамбург и Европу, взирали с высоты колонн на въезжавшего в Шпайхерштадт Фабеля.

До недавних пор Шпайхерштадт был самой большой в мире бондовой зоной с таможенными постами на каждой точке въезда. Фабель миновал находившийся справа старый таможенный пост, обретший новую жизнь в виде модного кофейного магазина. Напротив магазина, на другой стороне булыжной Кервидер-Брук, первый построенный в Шпайхерштадте склад тоже играл теперь новую роль: змеившаяся очередь туристов и местных жителей ожидала прохода в «Гамбургский донжон». Идея, которую Гамбург, как и многие другие идеи, позаимствовал у Лондона. Фабель никогда не понимал стремления людей испытать страх и пережить эрзац-ужас, когда лично он был сыт по горло реальными смертями и ужасами.

Фабель свернул налево, на Кервидер-Брук, затем на пересекавшую Шпайхерштадт по прямой Киббельштег. По обе стороны Киббельштег возвышались огромные кирпичные склады, украшенные резной, позеленевший от времени бронзой, отливавшей красным на полуденном солнце. Здесь по-прежнему велась коммерческая деятельность. На лебедках, закрепленных на крышах складов, перегружали кипы восточных ковров, а когда Фабель проезжал мимо Коферестерай, теплый ветерок вместе с присущими Шпайхерштадту запахами донес аромат кофейных жаровен, готовящих бобы к хранению.

Окружавший Фабеля XIX век сменился на XXI, когда он миновал лес вечно двигающихся башенных кранов — самую большую в Германии строительную площадку.

Гамбург всегда был городом оппортунистов — купцов и дельцов. Яростно независимый характер города основывался на умении смотреть дальше собственного горизонта и общаться с большим миром. В Средние века гамбургские политики всегда были купцами, деловыми людьми. И всегда ставили торговлю превыше политики. С тех пор ничего не изменилось.

Создание Хафенсити было отличной идеей, как в свое время Шпайхерштадт. Дерзкий проект. На его осуществление уйдет двадцать лет. Новые торговые соборы из стекла и стали, наполненные энергией юности, занимали свое место позади старины — величавых краснокирпичных складов Шпайхерштадта. Два амбициозных замысла, зародившихся в разные столетия, но подстегнутых одними и теми же устремлениями — сделать Гамбург главным торговым портом Европы. Строительство Хафенсити шло согласно плану. Здания строили целыми рядами, одновременно, сочетая роскошные апартаменты с глянцевыми офисными блоками эпохи высоких технологий. Как только заканчивали один ряд, приступали к возведению следующего. И хотя в каждое строение был проведен высокоскоростной Интернет, сюда тоже проникал запах жареных кофейных зерен, напоминая отважному миру двадцать первого века, что старый Шпайхерштадт по-прежнему занимает весьма значительное место в жизни города.

Гамбург любил делиться с другими своим видением будущего, и на берегу Эльбы возвели двухсотметровую смотровую площадку в форме высокого корабельного мостика с английским названием «Hafencity Viewpoint» [4], начертанным на ярко-оранжевом боку. Перед посетителями с площадки открывалась круговая панорама будущего. В одной стороне можно было увидеть, как идет строительство новой Оперы. Ее ультрасовременная крыша возвышалась, как волны или паруса, на конце старого торгового причала Кайзпайхер А. С другой стороны был виден новый терминал для пассажирских лайнеров, а за ним — излучина Эльбы, где река изгибалась и пестрела металлическими мостами. Повсюду вокруг смотровой площадки земля была очищена, выровнена и лежала, обнаженная, в ожидании новых блестящих облачений.

Фабель оставил машину на импровизированной стоянке метрах в двухстах от смотровой площадки. На стройплощадке уже присутствовали двое полицейских в форме и занимались своим обычным делом — огораживали места событий. В данном случае их старания были излишними. Археологи сами по себе люди методичные, и котлован уже был огорожен и разбит на квадраты. Шагая по стройплощадке, Фабель заметил знакомую физиономию Хольгера Браунера, шефа команды экспертов-криминалистов. Браунер был в белом рабочем комбинезоне и синих бахилах, но без маски на лице и без капюшона. Он беседовал с высоким мужчиной моложе его, с длинными темными волосами, стянутым в хвост. Бледно-зеленая футболка и чуть более темные широкие штаны с накладными карманами болтались на угловатой фигуре молодого человека. Когда Фабель подошел, они одновременно повернулись к нему.

— Йен… — просиял Хольгер Браунер. — Это герр доктор Шевертс из департамента археологии Гамбургского университета. Он главный на этих раскопках. Доктор Шевертс, это главный гаупткомиссар Фабель из Комиссии по расследованию убийств.

Фабель пожал Шевертсу руку. Ладонь археолога оказалась мозолистой и жесткой, будто в нее впечатались песок и земля, в которых Шевертс копался. Очень подходяще к цвету его одежды, словно сам Шевертс был порождением земли.

— Мы с доктором Шевертсом обсуждали, насколько близки наши с ним профессии. Вообще-то я объяснял, что мой заместитель Франк Грубер куда больше подходит для этого конкретного дела. Он учился на археолога, прежде чем переключиться на криминалистику.

— Грубер? — переспросил Фабель. — Я и понятия не имел, что он был археологом.

Грубер был членом команды Браунера чуть больше года, но Фабель уже понял, почему тот сделал его своим замом. Грубер при изучении места преступления проявил свойственное Браунеру умение видеть и детали, и общую картину. Фабеля не очень удивило, что Грубер учился на археолога: умение читать ландшафт и место преступления требовало схожего склада ума. Фабель вспомнил, как однажды спросил у Грубера, почему тот стал криминалистом. «Мы обязаны найти истину ради мертвых» — был его ответ. Это впечатлило Фабеля. Этот ответ отлично подходил и для археолога.

— Потеря для археологии — выигрыш для криминалистики, — усмехнулся Браунер. — Мне повезло, что он у меня в команде. Вообще-то у Франка есть интересное дополнительное занятие. Он восстанавливает лица скелетизированных археологических находок. Ему шлют черепа на реконструкцию изо всех университетов. Я всегда считал, это умение может весьма пригодиться для идентификации неизвестных жертв. Кто знает — возможно, именно сегодня этот день настал…

— Вряд ли, — возразил Шевертс. — У этой жертвы лицо сохранилось. Пройдемте сюда, герр гаупткомиссар.

Археолог подождал, пока Фабель натянет синие бахилы, которые дал ему Браунер, а затем повел его за собой по месту раскопок. В одном углу почва была срыта чуть глубже, широкими ступенчатыми пластами.

— Мы воспользовались подготовкой к строительным работам, чтобы проверить тут все на предмет выявления остатков строений раннего Средневековья. Здесь в основном пролегали болота, а временами разливалась река — все же это естественный залив и точка пересечения…

— Главный гаупткомиссар Фабель изучал историю европейского Средневековья, — перебил археолога Браунер.

Мысль, что полицейский из Комиссии по расследованию убийств может иметь академическое образование, настолько поразила Шевертса, что он остановился и уставился на Фабеля откровенно оценивающим взглядом. Лицо Шевертса было узким и длинным. Через пару секунд он расплылся в улыбке:

4

«Обзорная площадка Хафенсити» (англ.).