Когда есть ты

Не влекло к нему. Мятежный взгляд голубых глаз, красивые морщинки вокруг губ, темные волосы на руках — все вызывало желание, искушало и соблазняло.

Разговоры, улыбки, намеки, смех оплетали их мягкими лентами. Она знала, что он тот самый человек, кто откроет в ней женщину, заставит чувствовать себя желанной, живой, настоящей, но как быть с другой чашей весов, нагруженной ответственностью, мыслями о карьере и своем будущем?

Когда он наконец спросил о ее матери, как и обещал пять дней назад, она только улыбнулась.

— Что ты хочешь знать?

— Все.

Улыбка, непринужденная поза служили лишь ширмой — на самом деле она натянулась, как струна. Их беседа вошла в иное русло, затронув самые важные стороны ее жизни.

С одной стороны, ее тянуло поделиться сокровенным, с другой — существовала клятва, данная Сюзанне, и эта клятва запечатала ей рот навсегда.

— Ты хочешь знать, почему имя моей мамы попало в газеты?

— Для начала.

Зара кивнула, сделав глубокий вздох, словно перед решительным шагом.

— Однажды газетчики обнаружили, что она любовница очень влиятельного человека. Он был большой шишкой в деловых и светских кругах, богатый человек, купил ей дом, красивые вещи.

— В этом нет ничего особенного, — мягко заметил он.

— Если бы только мама не оказалась беременной почти одновременно с его женой. Получился большой скандал. Конфуз.

— Она не знала, что он женат?

— Она не знала, что Ми… — Зара прикусила язык. — Что егo жена беременна. Она с ним почти не разговаривала, но мне кажется, он сплел для мамы обычную паутину: брака, как такового, нет, но расстаться с женой невозможно из-за бизнеса, необходимо сохранить статус и состояние. Когда вся эта история всплыла, мама обнаружила, что он отчаянный врун.

Алекс долго молчал, и Заре вдруг захотелось высказаться в защиту матери. Ведь ее тоже приворожил человек, связанный с другой женщиной словом.

«Ты знаешь, я бы согласилась».

«Знаю».

— Это был твой отец?

— Да, только, пожалуйста, не спрашивай о нем. Ничего личного, но я ни с кем не говорю о нем. — Она попыталась выдавить из себя улыбку. — Такие разговоры нарушают мое душевное равновесие.

— А мама?

— Она всегда была гордой и практичной, и у нее был ребенок, которого надо было воспитывать. Она отказалась от любви.

— Зато она воспитала прекрасную дочь.

— Да, — заметила Зара без ложной скромности. — У меня была самая лучшая мама.

В его глазах появился огонек, она насторожилась. Мужчина, красивый, как бог, умный, как дьявол, да еще с пониманием и сочувствием, — взрывоопасная смесь.

Алекс прищурился.

— Почему ты так смотришь? — подозрительно поинтересовалась она.

— Пытаюсь представить тебя маленькой девочкой. — Его губы растянулись в широкой улыбке. — Ты играла в доктора?

— Естественно. — Она с облегчением вздохнула и улыбнулась в ответ. Слава богу, он не стал настаивать и расспрашивать об отце. — Я обожала свой красный стетоскоп и медицинскую энциклопедию.

— Интересный выбор.

— О, не язви, моя мама читала мне и детские книжки.

Его губы искривились.

— Сказки?

— Она хотела, чтобы я знала Красную Шапочку, плохих волков и принца, целующего лягушку. Правда, она всегда добавляла, что нужно строить свою жизнь самой, а не ждать принца на белом коне.

— Цинично, — многозначительно сказал он, — но занимательно.

— Практично, — поправила она, — а что тебя занимает?

— Ты сказала, что выйдешь замуж только по любви.

— Да, когда-нибудь, но я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать своего принца.

Она осознала, что подобрала неподходящее слово, когда его глаза потемнели. Нет он не ее принц, он вообще не принц, для кого-нибудь — может быть, но не для будущего доктора.

Зара вздернула подбородок.

— Во всяком случае, я делаю то, о чем всегда мечтала.

— Занимаешься медициной?

— Именно. Будучи маленькой, я танцевала, затем увлеклась спортом. Изучала функции человеческого тела. Поступила в университет, ходила на лекции, пропустила год, когда мама болела.

— Ты отказалась от учебы, чтобы ухаживать за ней?

— Да. — Она поерзала на стуле, воспоминания о страданиях матери всегда причиняли боль. — После я была настроена решительнее.

— Из-за своего обещания ей.

— Наверно, и… я стремилась делать нечто значительное. Трудно объяснить, но я не хотела, чтобы она страдала напрасно. — Она внезапно замолчала, затем округлила глаза. — Звучит странно.

— Нет. Я понял.

Тихая уверенность в голосе, мягкое, но в то же время значительное выражение лица — что еще нужно, чтобы открыть душу?

— А отец, он тоже бы тобой гордился?

Ее обычный ответ «меня не волнует этот мерзавец» так и не прозвучал под его серьезным взглядом, и с языка сорвалась правда:

— Я всегда думала, что мне наплевать, но перед самой его смертью знаешь, что я обнаружила? Я очень хотела достичь успеха, чтобы однажды ему захотелось найти меня.

— И ты сама пустилась на его поиски? — медленно спросил он.

— Когда я больше не могла ухаживать за мамой, я была вынуждена продать дом. Разбирая вещи, я наткнулась на вырезки из газет. Она хранила их, не знаю почему. Найти его не составило труда.

— Ты пожалела, что побеспокоила его?

— Нет. Я рада была, что нашла его. — Она хмурила брови и пыталась подобрать нужное слово, чтобы объяснить парадокс. — Я всегда думала: что, если бы их ситуация сложилась иначе, если бы он не был женат, что тогда случилось бы? Встреча с ним доказала мне еще раз, что нам лучше держаться друг от друга подальше. Правда, была и позитивная сторона, — она вдруг осознала, что говорит об Эдварде Хортоне без дрожи в сердце, и ироническая улыбка раздвинула ее губы. — В то время я занималась кикбоксингом, и наша встреча отразилась на моей агрессивности.

Алекс накрыл ее руку ладонью и улыбнулся. Заглянув в его глаза, Зара почувствовала его солидарность.

— У нас есть нечто общее, — тихо признался он.

— Ты тоже занимаешься кикбоксингом?

Шутка, но он не рассмеялся.

— Я имею в виду агрессию. Мой отец тоже не желал знать меня. Правда, удача меня отметила, когда Чез женился на моей матери. Мне не понадобилось разыскивать своего отца, я от него ничего не хотел и ничего не мог ему сказать.

— Вот почему ты одержим идеей выполнить волю своего отчима. Платишь дань.

— До последнего времени.

— А сейчас?

— Братья сказали, что есть надежда. Томас и Энджи снова вместе, Рэйф с женой пытаются зачать ребенка.

— И ты чувствуешь облегчение.

— Что-то подобное. — Он скованно пожал плечами. — Впрочем, мне не нравится моя непричастность.

По напряженному взгляду и вытянутой линии губ Зара поняла, что свою непричастность он воспринимает как провал.

— Ужасно, — торжественно заметила она, — вступить в брак ради завещания и жалеть потом об этом всю жизнь.

— Ты жалеешь, что пришла сюда сегодня?

— Нет.

Его глаза сверкнули, он повернул ее руку ладонью вверх и погладил. И снова то, что никогда не называлось «просто ужином», вспыхнуло с удвоенной силой. Она отвернулась к окну, взгляд подернулся дымкой, она пропала.

— И что мы будем делать, — его голос звучал тихо и надрывно, — с этим?

Все шумы стихли, она смотрела на него, на молчаливый призыв в его глазах.

— Я не знаю.

— Может, тогда пойдем ко мне в отель?

От ее простого «да» он чуть не упал на колени. Неожиданно, честно, именно так должна закончиться ночь. Он не спрашивал ее больше ни о чем, просто расплатился, и они вышли из ресторана. Пока ловили такси, он что-то говорил о еде и о красоте весенней ночи.

Алексу не хватало воздуха. Он должен завлечь эту женщину — женщину, которую он желает сильнее, чем следующий глоток воздуха, — в отель, в свой номер, прежде чем она опомнится.

Такси притормозило на противоположной стороне улицы, Алекс поднял руку и повлек ее за собой сквозь поток машин. Всю дорогу он держал ее за руку, и ему нравилась сила и уверенность ее пальцев, их случайное прикосновение к его пиджаку.