Страница 8 из 33
Пряники в форме маленьких лошадок, зверушек и сердечек выглядели аппетитными и замечательно сладко пахли. Кирюша схватил сразу два – один надкусил сам, а второй протянул мне. Я тоже готова была откусить, но меня ощутимо ткнули в спину. Оглядываюсь – никого! В этом враждебном месте чужакам надо каждую минуту помнить об осторожности. На всякий случай я переспросила:
– Это точно вы – старец Макарий?
– А что, не похож? – засмеялся мужчина, забирая у меня сыночку.
В комнату, обмахиваясь уголком платка, вкатилась грузная женщина и заохала:
– Ты погляди на него, Макарий! Никого с семьи дите не признает! Оне, путники, – чтобы им пусто было! – морок на него навели, точно тебе говорю…
Но бородатый только досадливо поморщился:
– Много ты об мороке понимаешь, Ниловна? Тебе только за курями бдеть, раз за ребятами уследить не можешь. Ты, Маша, держи братца, а ты, путница, идем со мной!
Макарий шагал по темному лабиринту из коридорчиков и переходов между комнатами так быстро, что мне пришлось почти бежать за ним. Я не успеваю запоминать дорогу и не смогу вернуться обратно!
Окна в стенах переходов прорублены крохотные, вместо привычных стекол затянуты какой-то мутной гадостью, в такое мне не выскочить. Липкий пряник, который мне успел всучить Кирюша, приходится пихнуть в карман, чтобы освободить руки. Никакого другого оружия, кроме собственных кулаков, у меня не имеется.
Целью нашего перехода оказалась просторная, практически пустая комната. В центре здесь стоял длинный стол без скатерти. По обе стороны от него стояли две совершенно простые лавки. На одной лавке растянулось пятнистое животное, слишком крупное для домашней кошки: ушки украшены кисточками, а длинный хвост спускался до самого пола. Кошка лениво открыла один глаз, глянула на меня и потянулась.
К самому дальнему краю стола было придвинуто кресло с высокой резной спинкой. За спинкой стоял широкоплечий дядька. Его лицо скрывала пышная темная борода, которую делила надвое седая прядь. В кресле же восседал осанистый старик с гордым профилем. Рукой он опирался на грубо выструганную палку. И его волосы, опускавшиеся до самых плеч, и длинная борода были белыми – похожими на снег, густой туман или перья филина. Глаза у него тоже совиные – круглые и белесые, из-за них лицо старика сохранило выражение почти детского любопытства. Я не сразу догадалась, что он слепой!
Старец повернулся ко мне всем корпусом:
– Подойди!
Я неуверенно прошла вдоль стола, пока широкоплечий бородач не остановил меня движением ладони, долго разглядывал, потом с неудовольствием покачал головой:
– Юница [5], что ли?
Слепой старик кивнул и взял меня за руку. Его пальцы были сухими и холодными.
– Как тебя нарекли, путница?
– Анной!
– Допустим. Пусть будет Анна, – кивнул старик. – Где же, огонь-девица, твои косы?
Я автоматически поправила кепку.
– Что косы? Отрастут у нее косы… – заступился за меня Макарий.
– Отрастут, об чем речь! – согласился седовласый старец. – Что за нужда была у тебя, Анна, в Горелой часовне?
Невидимая сила опять пихнула меня кулаком, на этот раз в плечо:
– Никакой. Мы с ребятами там случайно оказались, заблудились в тумане…
Интересно, как слепой догадался, что у меня стриженые волосы? Откуда он узнал, что я нашла мальчишек именно в Горелой часовне?
Хотя я не спросила вслух, он сразу же ответил мне!
– Духовными очами прозреваю, – ответил седой старик, и добавил: – Ничто от меня не утаится – ни лица, ни мысли, ни деяния! Тебя, Фролка, тоже вижу. Давай, выходи, Медвежонок! Мамке своей – светлые боги ей в помощь – такие художества изображай…
Старец провел рукою рядом со мной и буквально из воздуха вытащил и поставил перед нами Фрола, принялся его отчитывать:
– Вот, любуйтесь на него! Нельзя было по-людски прийти, в двери постучаться, сказать: так и так, дедушка, Феодосий Ильич! Хочу путнице помочь, она нас с братом с большой беды вызволила. Вы-то как с Власием в часовне оказались?
– На рыбалку пошли…
– Здесь вам рыбы мало?
– Мы нерпу хотели поймать.
– Нерпу? Ну и как – поймали?
– Не. Мы за нею погнались было, ан Меркит нас во мление заманил. У нас вежды [6]сами собой смежились, а открылись уже в подполье. Руки-ноги связаны, обувки нету…
– Зачем вы Кирюшу, дите малое, за собой на рыбалку потащили?
– Никуда мы его не таскали! Он уже в подполе был!
– Складно, Фролка, у тебя выходит. Но одного не возьму в толк – для чего Меркиту ваши рваные валенки понадобились?
– Не знаю я! Тетенька нас всех троих выпустила, она не даст соврать!
– Может, их разули, чтоб они не могли сбежать? – рискнула вставить я.
– От Меркита и в валенках далеко не разбежишься. У него на такое дурачье есть свои уловки… – задумался старик. – Ты, значит, их выпустила…
– Да, я. – Снова вспомнила и пронизывающий холодный ветер, и густой туман, и часовню, и белого филина с круглыми невидящими глазами. Уж очень птица была похожа на этого надменного старикана! Я не удержалась и сказала:
– Вы же сами знаете, как все было!
Старик усмехнулся:
– Бедовая ты, Анюта, как для бабы, я бедовых жалую. Какая у тебя нужда ко мне?
Пока я собиралась с духом и подбирала слова, чтобы просьба прозвучала веско и убедительно, Фрол опередил меня:
– Брат у Анюты болеет – душа отлетела и промеж миров заблудилась, в ноги тебе падает, Феодосий Ильич, чтобы брата на белый свет вернуть, и помощи молит.
– Помогу, как не помочь, – седовласый старец погладил Фрола по голове. – А сам-то, Медвежонок, что не поможешь?
– Я не умею, да и мать заругается. Она нам сюда ходить строго воспретила…
– А ты как послушался? Тайком притащился в благочинный дом через болотную мерзость, это, по-твоему, выходит хорошо?
Седовласый Феодосий строго сдвинул брови, с силой ударил посохом в пол. Я успела заметить филина с раскинутыми в стороны крыльями, красиво вырезанного на рукоятке посоха. От звука удара пятнистая кошка напугалась, спрыгнула с лавки и удрала.
– Выкинь ты стекло колдовское в реку, пока до беды не дошло! – потребовал старик. – Тьфу! Где ты его только взял?
– Зеркало мое, – призналась я, чтобы хоть немного выгородить Фрола.
– Ловок твой внучек, Феодосий Ильич! Спрятался так, что даже мы не углядели! – Нахмурился дядька с темной бородой, судя по всему, он и был третьим «старцем» по имени Демид. – Их обоих следует отодрать за такие проделки…
– У тетеньки жених есть для дранья, под окном маячит, – вставил Фрол. Макарий и Демид одновременно развернулись к подслеповатому оконцу. Мой нежданный заступник не особо трепещет перед старцами. – Меня, буде за что, мать сама выдерет!
– Да разве ж баба толком выдерет? У бабы рука слабая, а сердце мягкое!
– Ладно тебе, Демид. Ты оттого злишься, что здесь со мной замешкался, когда у тебя работы – до зари не передать. Иди, ни к чему тебе здесь маяться без пользы…
Демид удалился с весьма угрюмым видом, а старец погладил внука по голове:
– Ты тоже беги домой, Медвежонок, еще схлопочешь от матери. Путнице я помогу, пусть останется. Сядь сюда, юница. – Он властно указал на скамью, а сам подошел к окну и замер в луче света.
Лавка узкая и жесткая, сидеть на ней очень неудобно, положить руки на стол я не решаюсь – мало ли за что здесь полагается «драть»? В окно мне теперь тоже не выглянуть, как я не вытягиваю шею, а очень хотелось узнать – стоит Никита на улице или Фрол увел его обратно в Скит?
– Не ерзай! – старец опустил тяжелую ладонь мне на плечо. – Верну я на белый свет твоего, пусть будет брат. Ладно. Будешь ли рада?
Глупый вопрос! Я быстро киваю головой:
– Да! Конечно, буду рада!
– Допустим, встанет он. Оклемается. Что дальше?
5
Ю н и ц а – устарев.молодая, незамужняя девушка.
6
В е ж д ы – устарев.веки.