Спасти слона!

В главном вестибюле разместилось несколько киосков с разъяснительными материалами. В трех из них — Института защиты животных, возглавляемого Кристиной Стивенс, «Гринпис» и Гуманитарного общества США — демонстрировались фотографии и киноматериалы, снятые ЕИА. Постоянно работала видеоаппаратура, демонстрируя разоблачающий фильм Ай-ти-эн «След слоновой кости» и отрывки из более раннего фильма ЕИА «Пусть они живут». Пока мы с Элланом осматривали экспозицию, к нам подскочил делегат из Бурунди.

— Привет, друзья! — начал он, стараясь снискать наше расположение.

Вскоре стало ясно, для чего он вертит хвостом. Ему хотелось склонить нас поддержать поправку к Резолюции 5.11, чтобы Бурунди могла продолжать торговать костью.

— Вы знаете, что Бурунди хочет продать свой запас кости, — вкрадчивым голосом сказал он. — Мы поддерживаем Приложение I, так за что же нас наказывать?

— Наказывать? — парировал Эллан. — Вы шутите. Вы прекрасно знаете, что своих слонов у вас нет. Следовательно, вся кость, что у вас есть, добыта браконьерами. Неужели вы думаете, что мы примем вас всерьез?

Бурундиец сконфужен.

— Наше новое правительство горой стоит за охрану природы. Но поймите же, что нам надо продать нашу кость.

— Сочувствую, только вы стучитесь не в ту дверь. Никто больше не захочет покупать у вас кость, вы поняли это? — сказал я с удовлетворением. С тех пор как Америкой и Японией были введены ограничения, спрос на слоновую кость резко упал. Какую бы ставку ни делала КИТЕС на эту конференцию, отношение общественности в Европе и Америке к истреблению слонов было предельно ясным. Делегат из Бурунди был безутешен. Против факта падения цен на слоновую кость возразить было нечего.

Служба всемирных новостей Би-би-си изъявила желание взять интервью у основных участников дебатов вокруг слонов; и вот мы вчетвером — я, Коста, Роуан Мартин и Жан-Патрик Ле-Дюк — катим в такси в студию. Ле-Дюк, в прошлом участвовавший во французском Движении за защиту природы, теперь был нанят КИТЕС для усиления ее позиций и для работы с прессой.

Ле-Дюк был в шутливом настроении.

— И вы еще утверждаете, что я нечист на руку? — спросил он, пока мы в студии ждали появления телеведущего. — Вот я заплатил за такси, так что считайте, что я вас подмаслил.

— ЕИА никогда не обвиняла вас в коррупции, — возразил я. — Но, по нашему мнению, предстоит получить ответ на множество вопросов, накопившихся за последние годы деятельности секретариата КИТЕС. В особенности в том, как она соотносится с этикой.

Коста и Роуан Мартин не принимали участия в нашем обмене репликами. Коста все смотрел в окно — он явно был подавлен. Он чувствовал, что настроение участников встречи оборачивалось против Танзании; ранее он даже сообщил Эллану, что звонил к себе в министерство и его слова: «Мы можем проиграть» — были встречены коллегами с недоверием. Конечно же, они не имели права проиграть. Но Коста не был уверен в благополучном исходе.

Но и по поведению Роуана Мартина нельзя было сказать, что он чувствовал себя победителем. Он вышагивал по комнате круг за кругом, куря папиросу за папиросой. Я догадывался, что причиной тому было выступление госпожи Виктории Читепо, вдовы знаменитого борца за свободу и министра природных ресурсов Зимбабве. Она обладала огромной властью в Зимбабве и только что заявила на пресс-конференции, что категорически отказывается поддержать любой мораторий на торговлю слоновой костью в Зимбабве. Предложение одно-двухгодичного моратория в обмен за то, чтобы слоны Зимбабве и Южной Африки оставались в Приложении II, склонило немало людей на сторону Зимбабве. Оно создало этой стране имидж умеренной, готовой к компромиссам нации. Теперь госпожа Читепо одним махом разрушила все, и у Роуана Мартина не оставалось пространства для маневров. Так что, возможно, пораженческое настроение Косты было преждевременным.

И Роуан Мартин, и Ле-Дюк использовали отведенное им эфирное время не столько для свежей полемики со мной и с Костой, сколько для защиты своего начальства. Мартин пытался оправдать выпад госпожи Читепо, а Ле-Дюк безуспешно старался спасти честь мундира Эжена Лапуэнта, попавшего под обстрел со всех сторон. Складывалось впечатление, что порода обоих ораторов начала выявляться.

— Гонконгу вряд ли удастся вызвать к себе чью-нибудь симпатию, — с такими словами ко мне подступила Исабель Мак-Кри из «Гринпис», когда мы вернулись с заседания Азиатской региональной группы, куда были приглашены в качестве наблюдателей.

— Кроме британской делегации, — сухо ответил я. — Они никому не доложат о британской позиции.

Исабель механически поджала губы.

— По-моему, тому есть одна причина. Они собираются поддержать или воздержаться при голосовании за резолюцию, которая перечеркнет пункт 5.11. Если у них это пройдет, Гонконг сможет, как прежде, торговать слоновой костью.

Британская пресса делала все возможное, чтобы выцарапать у главы британской делегации Хриса Фолландса признание, какова же позиция Британии в отношении Гонконга, но он упрямо твердил одно и то же: «Комментариев не даем». Эти уклончивые ответы все более беспокоили репортеров. Британское правительство набрало очки в глазах общественности, приняв решение о запрете торговли слоновой костью в своей стране, и его нежелание разъяснить свою позицию в отношении Гонконга расценивалось не иначе как ханжеское. Ранее на этой неделе газета «Таймс» вынесла на первую полосу заголовок: «Британия оскандалилась из-за гонконгской слоновой кости». Тема была подхвачена и другими газетами.

Но критика, по-видимому, произвела слабое впечатление на Фолландса, который по-прежнему хранил тайну до решающей минуты. «Сначала выслушаем все аргументы и, смотря по обстоятельствам, примем решение» — таков был его обычный, ни к чему не обязывающий ответ.

Эллан

Слоны были не единственным исчезающим видом, вынесенным на обсуждение на конференцию. Время от времени до нас доходили слухи и о заседаниях на другие темы. Порой сообщались все более вопиющие факты о деятельности секретариата.

— Я что-то слышал о махинациях секретариата со шкурами кайманских ящериц. Ты не в курсе? — спросил я Джоргена.

Тот бросил на меня уничтожающий взгляд — тише, мол! — и, втолкнув в соседнюю комнату, тщательно закрыл за собой дверь.

— Секретариат получил восемьдесят тысяч долларов с продажи конфискованных шкур ящериц в Гайане, — прошептал он. — Этот вид ящериц не встречается в Гайане, так что шкуры были ввезены контрабандой откуда-то еще. Насколько я знаю, секретариат заключил сделку с каким-то японским торговцем, с тем, чтобы деньги со сделки были перечислены на банковский счет КИТЕС. Сделка такого рода, безусловно, носит незаконный характер: согласно своей же директиве секретариат не имеет права получать деньги с продажи конфискованных товаров.

— И куда же они девали деньги? — спросил я.

— Вот то-то и оно-то! — кисло улыбнулся Джорген. — Секретариат не включил эти восемьдесят тысяч в свой отчет по бюджету на конференции КИТЕС.

Я искоса взглянул на него.

— Вот это да! И кто-нибудь намерен что-либо предпринять?

— По этому вопросу собирается выступить американская делегация на заседании комитета по бюджету в секретариате, — сказал Джорген и бросил на меня предупреждающий взгляд, как бы предвосхитив мои намерения. — Пока до этого не дойдет, молчок. О’кей?

Я послушно дотерпел до заседания комитета по бюджету и сразу же бросился к Майку Мак-Карти из газеты «Таймс», принеся ему сногсшибательную новость Джоргена. Как я и надеялся, сообщение о незаконном платеже распространилось мгновенно. К тому времени, когда должно было закончиться заседание по бюджету, собралась толпа журналистов, готовая засыпать вопросами секретариат и американскую делегацию. У секретариата не оставалось другого выхода, как назначить на конец текущего дня пресс-конференцию с целью попытки отстоять свою позицию.