Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 47



– Руки! – изрек я тихо, но, наверное, достаточно убедительно. – Подними так, чтобы я их видел!

В момент, когда незнакомец поднял руки, я вдруг узнал его, несмотря на то, что в салоне внедорожника было довольно темно. Это был тот самый чернявый и носатый, не похожий на классического немца Фриц Луттенберг, с которым мы не сильно давно расстались в Испании. И, что характерно, там он старательно изображал, что русского языка не знает совсем. А здесь гляди-ка, сразу понял, чего от него хотят. Или это такая сила убеждения? Доброе слово плюс «Кольт» сорок пятого калибра. Называется, давно не виделись. Немая сцена, блин…

– Здравствуйте, Фриц Виллибальдович, – сказал я ехидно. – Не ожидал встретить вас здесь, на узких улицах моего родного города, да еще так скоро…

– Та пошьол ти! – ответил этот немецкий хрен. С сильным акцентом, но тем не менее на вполне приемлемом языке родных осин.

– О-о, а я-то думал, что вы по-русски вообще не понимаете. А вы еще и шпрехаете на нем, оказывается. Век живи, век учись.

– Та, я есть понимать русски язык. Убьери орьюжие, дюрак…

– Не уберу. И если не хочешь, чтобы я немедленно спустил курок, – отвечай на вопросы. Ферштейн?

– Йа.

– Ну, вот и зер гуточки. Зачем вы, чертовы уроды импортные, притащились сюда?

– Нам быль нужьен ти.

– Ты уже в Испании знал, кто я такой?

– Частьично. Мнье приказали за тобьой набльюдать.

– А здесь ты за каким, спрашивается, оказался?

– Бюквально трьи днья назад приказали сречно узнат, что ти сделал или намерен сдьелать.

– В каком смысле? Твоих боссов что, заинтересовали вопросы, связанные с перемещениями во времени?

Он посмотрел на меня полностью непонимающе, как на идиота. Ну, или как один идиот на другого.

– Ньет. Их интерьесовали какие-то попавьшие к тьебе докюменты. Очьень важные.

– Те, которые через двадцать лет помешают этим гитлеровским недобиткам вернуться с триумфом?

– Можньо и так сказат. Дьеталей я нье знаю…

– Поздно, дорогой товарищ Думкопфф Блейбенов. Все, что от меня требовалось, я уже сделал. Теперь возвращение вашего «Фиртен Райха» может серьезно осложниться или даже вообще не состояться. И не гляди на крышку люка. Твои друзья и коллеги мертвы. Они тебе не помогут.

– Это ти их убьиль?

– Нет, какая-то баба с испанской фамилией Гонсалес. У которой, похоже, какие-то свои счеты лично к вам.

– Химмельхерргот! И она здьес?

– Да.

– И гдье она ест?

– Увы, но она уже ничего не ест. Поскольку тоже умерла, получив смертельное ранение в живот. От твоих подельников, кстати говоря. Так что кина не будет, электричество кончилось…



– И что ти намьерен делат тепьерь?

– А ничего. Скажи лучше прямо – на кого ваша гоп-компашка работает?

– А оно тебье надо?

– Ты давай отвечай, лучше не зли меня. А то застрелю, козел ты нерусский. Спецслужы или какое-то государство? Ты сам-то на немца не очень-то и похож. Так что я могу предположить, что это Штаты со своими ЦРУ или, к примеру, «Моссад» еврейский. В порядке компенсации за Холокост, а?

– Ньет, йа немьец. А нашью работьу оплачьивалы чьастные лица. Очьень богатие и влиятьельние частние льица.

– Ну?! А что за лица? Как легко догадаться, из далекой Аргентины или Парагвая? Какие-нибудь приятели Скорцени или Эйхмана?

– Ти почтьи угадал, Ванья.

– Ну, это как раз нетрудно, герр немец-перец-колбаса. Все недобитки и адепты святого Адольфа традиционно тусуются где-то там, поскольку в вашей ФРГ за неонацизм и по сей день судят весьма сурово. Ты сам, кстати, не нацист?

– Ньет.

– А кто же ты? Кто вы, доктор Зорге?

– Йа патриот Гьермании.

– Замечательно. Мой дед с такими, как ты, «патриотами» четыре года воевал, жалко, что всех не перебил. И что, у вас небось уже и в высших сферах Евросоюза поддержка имеется?

– Йа на этот вопрос нье бюду отвечьат. Что будьешь делать дальше, Ванья? Ти всье равно не сможьешь что-то измьенить…

– Смогу, родной мой Фриц. Уже смог. Интересующие тебя материалы сегодня попали к кому надо. По назначению.

– Это к комьу? К вашьим продажньим клоунамь из правьительства или спецьслюжб? Да оньи завтра будьут у тьех, кто мнье платит!

– Нет, Фриц. Ты ошибаешься. Бумаги попали к Сталину.

– К комьу?!

– К Сталину Иосифу Виссарионовичу. В 1946 год. Понял или по буквам повторить?

– Ты врьешь. Что, в вашьей дьикой странье кто-то построиль машьину врьемени?

– Я не знаю, кто ее построил, но она действительно существует. И работает. И то, что тебя интересует, уже находится именно там, где я сказал. Может, осознав это, ты теперь сам застрелишься, а?

– Нье дождьешься, Ванья…

При этих словах его правая рука метнулась куда-то вниз. Как видно, нервы у арийца все-таки сдали… Мне ничего не оставалось, как надавить на спуск. И почувствовав пульсирующую отдачу автомата в руку и плечо, наблюдать, как голова незадачливого агента, нанятого неонацистами за деньги, мгновенно исчезла в вихре темных брызг, непоправимо загадивших салон машины. Ну, похоже, вот и все. Уняв адреналиновую дрожь в коленках, я подошел к люку и, приподняв крышку, кинул глухо брякнувшие при падении автомат и запасные магазины туда. Пусть уж оно лежит там, где лежало, а доблестная полиция выясняет, чьи это художества. Я задвинул крышку люка и, снимая перчатки, пошел прочь.

Я отошел метров на двести, когда собиравшийся почти сутки дождь наконец сгустился в душной ночи. И с неба полило, густо и качественно. Я метнулся под крышу трамвайной остановки на повороте, где, кроме пустой скамейки, торчал еще и закрытый киоск. Раньше эти торговые точки работали круглосуточно, но потом, когда их владельцам последовательно запретили продавать сначала водку, а потом и пиво, их число начало стремительно сокращаться. Поскольку газировка, курево, сок и жвачка в наших широтах большой прибыли не приносят. А те ларьки, что, как и этот, еще остались, работают максимум до 21.00–22.00. В общем, вокруг по-прежнему никого не было. Да и какой дурак будет шляться по улице в пять часов утра? Разве что я… Дождь попер какой-то прямо-таки осенний. Лило буквально стеной и минут двадцать, не меньше. А когда потоки иссякли и на лужах успокоились последние пузыри, я глянул в ту сторону, откуда пришел, и увидел нечто странное. Внедорожника, который с этого поворота прекрасно просматривался, на прежнем месте не было. Что еще за фигня? Куда это он делся? Я инстинктивно кинулся назад. Нет, точно, пропала машина. Словно ее там никогда и не стояло. Ни малейших признаков. Как это может быть, интересно знать? Даже несмотря на дождь, я прекрасно слышал, что мотор точно никто не включал. А уж мысли о том, что за двадцать минут кто-то взял, да и уволок машину, к примеру, эвакуатором или на буксире, у меня и вовсе не возникло. Полная чушь. Мистика. Ерунда антинаучная. Что сегодня – постный день у сурков? Иначе почему случилось столько абсолютно непонятных вещей, именно сегодня и именно со мной? В люк я, естественно, заглядывать уже не стал. Итак, внедорожник исчез, словно растворился (хотя вроде бы был отнюдь не сахарным), дождь напрочь смыл все следы.

Ну и ладно, чего же мне еще желать? Все равно сегодня в моей голове уже наметалось столько всего, что сразу и не разберешься. Во всяком случае, без поллитра. На этой мысли я вдруг осознал, что уже иду по улице, немузыкально насвистывая себе под нос мелодию песни «На позицию девушка провожала бойца». Причем иду я не вверх, параллельно трамвайным путям, то есть домой, а вправо – зачем-то волокусь обратно, к порталу. Словно ноги сами понесли меня туда – проверить, как оно там. Вообще-то мысль невредная, учитывая, что недавние визитеры могли быть и не одни. Вдруг еще кто-нибудь в гости придет, а у меня, понимаешь ли, патроны кончились.

– 109 verstockteletzteheld 85, – привычно произнес я, подойдя к порталу. И так же привычно шагнул в его серую полутьму. А войдя внутрь, сразу понял, что что-то тут явно не то. Блин… «Выходов» из портала теперь стало два, а не один, как было накануне. Причем второй «выход» слегка подсвечивается розовым. Это что – какой-то глобальный подвох или… Неужто реальность раздвоилась из-за моих недавних действий? Вот это уже нечто новенькое. Прежде я здесь ни с чем подобным не сталкивался. И почему-то у меня не возникло даже мысли о том, что, если я шагну в этот второй, вновь открывшийся проход, со мной может случиться нечто плохое. Потому далее я действовал по своей привычной методике. То есть назвал вчерашнее число – 12 августа и время – 5.00. После чего без особых колебаний, угрызений совести и прочих самокопаний шагнул прямо навстречу чему-то неведомому.