Исцеление любовью

Стянув с себя шорты, он попробовал воду — она дала ему желанное расслабление. Кричали совы; ветер шевелил листья; воздух был пропитан запахом сосны. Он не знал, сколько времени прошло; он не знал, сможет ли заснуть. Его все еще мучила мысль, откроет ли она снова свое сердце и поймет ли, что любит его.

Устав от этих мыслей, он резко встал, вышел из ванной и остановился как вкопанный.

Перед ним, словно видение, стояла Мики, облаченная в белоснежный халат.

Приглашение еще в силе? — спросила она тихим, будто легкий ветерок, голосом.

Он закрыл глаза, надеясь, что, когда он их откроет, она никуда не исчезнет. Она не исчезла. В нем пробудилось болезненное желание, развеяв все его сомнения. Последствия ощутятся завтра. Сегодня же он будет лишь любить ее и сам будет любим.

Пройдя несколько шагов, разделяющие их, он провел пальцами по ее щеке и почувствовал, как она трепещет.

Хочешь принять горячую ванну? Это поможет тебе расслабиться.

Ванну я приняла дома. Не помогло. Я все не могу забыть твою огромную постель!

Он скользнул рукой под отворот ее халата и остановился на упругом бугорке ее груди.

Только постель?

И тебя. В основном тебя, — сглотнув, поправилась она.

Джек стянул халат с ее плеч, и тот упал к ее ногам. Кожа Мики, теплая и влажная после ванны, блестела, соски набухли.

— Ты хочешь чего-то особенного, Мики?

Она вздернула подбородок. Ему всегда это нравилось.

Мне хочется гораздо большего, чем то, что было между нами прошлой ночью.

Намекни!

Он заставлял ее быть подстрекательницей, потому, что хотел, чтобы эта ночь навсегда осталась в ее памяти, ночь осуществленных фантазий и исполненных желаний.

Мики посмотрела ему в лицо. Она хотела быть такой же сильной, как он, и так же, как он, владеть собой. Он был нужен ей, нужен так, что она даже не могла это высказать словами. Когда он успел стать для нее таким важным? Впрочем, сегодня она не будет думать ни о чем, кроме удовольствия!

Сегодня она не будет думать о риске, о крутых переменах в своей жизни и даже о завтрашнем дне. Сегодня она будет лишь наслаждаться им.

Намекнуть? — переспросила она. — Как?

Она поцеловала его. Этот долгий, горячий, жадный, ароматный поцелуй соблазнял и дразнил. Он сгреб ее в объятия и так крепко прижал, что им показалось, будто они приклеились друг к другу. Природа и ночь обволакивали их, соединяя в единое существо.

Она опустила руки с его груди на живот, скользя по упругим волосам, по напряженным бокам и еще ниже.

Намек понят? — спросила она.

Джек взял ее на руки и понес в спальню, где нежно положил на постель. Получив наконец возможность изучить ее, он стал гладить ее тело, останавливаясь, чтобы посмаковать каждый сантиметр. К тому времени, как он добрался до ее живота, она стала в его объятиях совершенно не управляемой, вызывая в нем желание, как можно дольше продлить это мгновение. Мики прогнулась навстречу ему. Он продолжал ласкать ее, и она купалась в блаженстве. Затем он поднялся над ней и нырнул в нее, наслаждаясь тем, как ее пальцы вонзились ему в спину и стали опускаться ниже. Она произнесла его имя — раз, другой.

На третий раз звук его имени превратился в долгий стон, и она поднялась ему навстречу. Только тогда он позволил себе присоединиться к ней, и момент разделенного экстаза навсегда запечатлелся в его душе.

Мики пробудилась от глубокой дремы. Она посмотрела на часы, стоящие на столике возле постели Джека. Половина девятого. Они все-таки неплохо выспались, если учесть, что их сон не раз прерывался.

Она перевернулась на бок и стала смотреть на него.

Какая это была упоительная ночь! Они бы никогда раньше не поверили, что можно столько раз предаваться любви, и такими разными способами! За два дня, проведенные вместе, она впервые почувствовала свободу в постели. Или на полу. Или же за столом в столовой. Их страсть все разгоралась.

Понаблюдав, как он спит, она стала разглядывать спальню. В центре большой, изысканной комнаты стояла огромная кровать из сосны, на которой они лежали. Прекрасные полы из твердой древесины дополняли сосновую обшивку; удачно помещенные ковры оживляли строгую простоту. Дверь громадного шкафа была открыта, внутри висело несколько костюмов, лежали новые рубашки, стояли коробки с обувью.

— Чему ты улыбаешься? — спросил он, натягивая простыню на бедра.

Когда он потянулся и зевнул, простыня остановилась на самом интригующем месте.

Она пристально смотрела на него, не стесняющегося своей наготы. Я люблю тебя! Эти слова эхом отдавались в ее голове, повторяясь снова и снова и звуча все громче и громче. Я люблю тебя!

Она подобралась к нему поближе, не желая, чтобы он обнаружил правду, которую может выдать ее лицо. Ему почти сорок лет, напомнила она себе. Он готов создать семью и взять на себя определенные обязательства. А тебе тридцать два года, и ты смертельно боишься и того, и другого.

Он лениво погладил ладонью ее волосы, провел большим пальцем по ее шее и плечу, а потом заключил ее в объятия и еще крепче прижал к себе.

Что это значит для нас? Он не сказал, что любит ее, может быть, ждет, что она первая произнесет эти слова? Но она не осмелится признаться ему, пока не будет готова дать ему все, что он хочет и заслуживает! Это было бы жестоко и эгоистично.

Джек немного подался назад и внимательно посмотрел на нее.

Устала? — спросил он.

Наслаждаюсь, — ответила она.

Ты уверена?

Она прижалась к нему.

Уверена.

Ее покорность его удивила. Может, когда-нибудь они еще сыграют в бейсбол! Он так хотел, чтобы она снова стала его Тренером!

Все утро они провели во дворе, взрыхляя граблями территорию вокруг дома и ухаживая за летними цветами: ноготками, петуниями и незабудками, образующими на склоне сверкающий пестрый ковер. Хотя цветы выбрала Стейси, он все посадил сам и наслаждался результатами своей работы. На следующий год он посадит овощи. На следующий год.

Джек наблюдал, как Мики возится с цветами, и был очень доволен ее работой. Она вся перепачкалась землей, грязные пятна виднелись и на майке и на шортах. Свою бейсболку с эмблемой она надевала то задом, то передом, в зависимости от того, под каким углом светило солнце, чтобы защититься от его лучей. Джек не ожидал от нее такой домовитости. Она настояла на том, чтобы самой приготовить завтрак, и, с явным удовольствием стряпая на двоих, соорудила испанский омлет. Все это не могло его не взволновать.

Она выстирала вместе со своей и его одежду, не забыв и простыни. Он узнал, что такое домашний уют, и ему уже не хотелось с ним расставаться.

Позже, когда она приняла душ и переоделась у себя дома, он позвонил ее студенту Грэгу Гарсия, чтобы договориться с ним о встрече в понедельник. Джек представился, но, тут же получил отказ.

Слишком поздно, — сказал Грэг. — Мне никто не может помочь! Передайте мисс Моррисон, что я очень ценю ее заботу, но продолжать учебу в этом семестре не могу!

Джека потрясло отчаяние, которое он услышал в голосе юноши.

Почему бы вам не поделиться со мной вашими трудностями? А я уж решу, поздно или нет.

Все уже сделано, мистер Стоун.

Здесь есть какой-то криминал?

Нет, сэр! Пустяки!

Так расскажите же!

Грэг вздохнул.

В общем, я сделал одной девушке ребенка. Она мне ничего не сказала. Я узнал случайно, но о ребенке уже было известно. О нем успели позаботиться…

Ребенок родился?

Да. Вчера ночью. Мальчик… с… сын.

Джек разжигал эмоции юноши.

Сколько вам лет, Грэг?

Вчера исполнилось девятнадцать. Он родился… в мой день рождения.

А матери?

Семнадцать. Послушайте, я работаю на двух работах и, если бы не учеба, мог бы найти что-нибудь более высокооплачиваемое. Я хочу воспитывать своего ребенка, но ее родители уже решили отдать его на усыновление.

Не согласовав с вами?